загрузка...
 
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Ссора с ученнусом. Дуэль в Валери
Повернутись до змісту

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Ссора с ученнусом. Дуэль в Валери

Фенест. Из всех затеянных мною ссор я сожалею лишь об одной; особливо же злит меня то обстоятельство, что ссоре этой стала свидетельницей моя любовница. Некий гугенот, эдакий ученнус, пичкал ее идеями Платона и прочей чепуховиной, я же при сем вынужден был помалкивать, ибо, как говорится, крыть нечем. Слово за слово, взялся он подшучивать над ее четками. Она ему и говорит: "Знайте, что я добрая католичка!"1 — "Католичка? — смеется тот. — Я не желал бы думать о вас столь дурно; я полагал, что вы принадлежите одному только мужу или уж, самое большее, наряду с ним еще какому-нибудь сердечному дружку, а не всему свету!" И этот негодяй принимается разглагольствовать о том, что слово "католическая", якобы означает "всеобщая", а потому следует говорить: "Я принадлежу к католической церкви", но ни в коем случае не называть себя католичкою. Тогда вмешался и я в беседу, заявив, что дама ни в коей мере не "всеобщая". "Вы у меня глядите, господин ученнус! — говорю я ему. — Мне на вашу греческую латынь начхать, я вас живо на французский ум наставлю!" Уф, башка господня! Не успел я рот закрыть, как этот болтун уже нашелся с ответом: "Господин невеждус! Я тоже не знаю латыни и греческого в той мере, в какой мне хотелось бы, а потому на чистом французском языке объявляю вам, что вы дурак набитый!" — и, словно этого мало, бац мне кулаком в нос! Счастье его, что я почитал мою любовницу, — а она кинулась нас разнимать, — да к тому же ему повезло, что я как раз сбирался на войну, не то мы бы с ним побеседовали в каком-нибудь укромном местечке! Уж и разозлил он меня своей греческой латынью!

Эне. Следовательно, он мог быть французом, когда хотел. Но у меня есть одно соображение: он — на свое несчастье, конечно, — так прилежно изучал греческий и латынь, что уж, верно, не смог бы сразиться с вами на французский манер?

Фенест. Башка господня! Я вам главного не сказал: самое-то обидное и состоит в том, что он, как говорят, побеждал в Париже всех, с кем изволил скрестить шпагу.

Эне. Сражаясь по-римски?

Фенест. Вот этого не знаю; слышал только, что и Большой Жан-англичанин и Жан-Малыш2 — оба они остерегаются теперь выходить против него.

Эне. Но вы ведь — оскорбленная сторона, стало быть, выбор оружия за вами.

Фенест. Да, я подумывал вызвать его сразиться на арбалетах — за каждым по три стрелы — или же на конную дуэль. Может, он хоть верхом ездит скверно... Да нет, кой черт, совсем запамятовал, что он слывет одним из искуснейших всадников.

Эне. Что же, придумайте иной способ. Вот принц Конде3 нашел пре-остроумнеший выход, когда его дворецкий поссорился с лакеем при гардеробе. Оба они были известными храбрецами, и ему не хотелось лишиться ни того, ни другого. Он назначил им местом поединка Валери4 и объявил, что, будучи слугами принца крови, они должны сражаться верхами, как оно и подобает, когда "слуга короля вызывает барона". Итак, он велел им надеть латы и шлемы, выбрать секундантов, исповедаться, затем громко приказал подвести лучших скакунов, и, когда они взошли уже на монтуары5 и в щель забрала ничего не видели, кроме голов да неба, конюшие посадили их обоих на пышно разукрашенных овернских мулов; мулы же, как известно, сражаются, стоя друг к другу задом и лягаясь; таким вот образом наши славные рыцари исполнили свой долг, не посрамили своей чести и притом остались целы и невредимы.

Фенест. Ну, надеюсь, мне вы такого не присоветуете, хотя сама выдумка весьма остроумна.

 



загрузка...