загрузка...
 
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. О монашках
Повернутись до змісту

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. О монашках

Эне. Да, им было о чем поспорить, — ведь упомянутый вами Ринольдус выдвинул следующий канон: "Должно поклоняться изображению не потому, что на нем мы видим святого или святую, но затем, что сие есть изображение, освященное Церковью".

Боже. Таковой принцип послужил бы хорошим извинением одной благочестивой женщине, которая, поставив свечу святому Михаилу, тут же другую свечу поставила дьяволу, чтобы и его не обидеть.

Фенест. Да и разве смогла бы Церковь так блистать без всех этих изображений?! В Жуй1 есть один скит, называемый скитом Святого Павла-Отшельника; там на стенах часовни столько прекрасных картин, что прямо глаза разбегаются — не знаешь, молиться или любоваться.

Боже. Нет ли там еще и галереи, ведущей из часовни к парковой калитке? Я знавал одного человека, который, попав ненароком в эту галерею, заглянул в часовню и увидал подле алтаря пару движущихся изображений, из коих одно как две капли воды походило на покойного короля, а другое — на аббатису с Монмартра2; неосторожность сия едва не сгубила его.

Фенест. О, вот об этом я знаю побольше вашего — мне ведь довелось прожить в Жуй целых восемь месяцев и, прямо вам скажу, погуляли мы там всласть. Пока осаждали Париж3, набожные придворные усердно осаждали аббатства Мобюиссона4, Лоншана, Монмартра5, Лели6 и Пуасси7.

Боже. Я тоже хорошо помню, что в ту пору, когда королевские лейтенанты стояли в аббатстве Мобюиссона, почти всех нас разместили там весьма удобно, и только восемь монашек никого не смогли взять на постой, так как маялись сифилисом.

Эне. Тем, кто помещает своих дочерей в эдакие гарнизоны, желая уберечь их девственность, не мешало бы выслушать рассказ одной девицы из Сент-Орс8: «Однажды довелось мне остановиться в Мон-де-Марсане9; в соседней келье ночевали две женщины-монашки; нас разделяла лишь тонкая перегородка из еловых досок, столь небрежно сбитая, что через щели явственно слышно было каждое их слово. Старшая приехала навестить сына, служившего у короля в пажах; та, что помоложе, хотела повидаться с племянником. Старшая — гугенотка — упрекала свою товарку: "Скажите, сестра моя, зачем вы отдали в монастырь бедняжку Марьетту?" Та отвечала на смеси перигорского и гасконского наречий: "Клянусь Богом, сестра моя, я хотела оградить ее от того, что мужчины носят в штанах". — "Ах ты, Боже мой! — воскликнула первая, — ну и глупы же вы, мать моя, коли ради этого заперли ее в монастырь! Господь свидетель, уж коли девушка разохотится на такую приманку, она и через монастырскую стену перелетит, словно камень из пращи!"» На таковую же тему несколько озорников-художников нарисовали картину, где изобразили множество монахинь, взобравшихся на монастырскую стену: они ловят в подолы своих рубашек те самые, лакомые для них, фрукты, что швыряют им снизу монахи всех орденов.

Фенест: Да, могу подтвердить, что в святых обителях развратничают вовсю, однако ж невзирая на это непотребство и множество новых пакостных изобретений, остались там еще люди поистине святой жизни, которые не помышляют ни о чем, кроме молитв и поста.

Боже. Вы напомнили мне одну забавную историю: король Генрих III, прибыв в гости к дамам монастыря в Пуасси10, весьма набожным католичкам, повстречал там некую госпожу де Вентенак, что как раз в ту пору вела любовные игры с младшим Орезоном11. Королоь побеседовал с нею милостиво, будто со своей родственницей, и осведомился, по какой причине она тут живет; на это хитрая дама ответила, что для пребывания здесь у ней имеется свой "резон", — мол, один местный священник каждодневно наставляет и "урезонивает" ее. Впоследствии король узнал, какой такой "резон" дама имела в виду, и за эту шутку отправил ее в замок Лош12 пожить на казенный счет.

Эне. Давно известно, что все монастыри и обители близ Парижа служат эдаким "резонам"; вот хороший тому пример. История сия случилась в ту пору, когда французская знать вынуждала короля сменить веру13, прибегая ко всему, вплоть до угрозы образовать третью партию. Король, спасаясь от этих докучавших ему дел, находил себе убежище в монастырских обителях; вы уже знаете, как он, покинув аббатство Лоншан и аббатису его — любезную и красивую, но чересчур уж пылкую, перенес свое пребывание в Монмартрскую обитель, отчего и произошло "видение в Жуи". Однажды ввечеру маршал Бирон14, известный своею честностью, явился к королю в Шайо15 и довольно холодно обратился к нему: "Сир, я весьма огорчен тем, что не имею возможности развлечь Ваше Величество более приятной беседою, но падение ваше увлекает за собою в пропасть всю Францию, а вместе с несчастным нашим отечеством и всех нас, ваших преданных слуг; вот потому-то отчаяние, отверзнув мне уста, повелевает жаловаться вам на вас самого. Уже давно все прелаты нашего королевства, все принцы и высшие офицеры на коленях умоляют Ваше Величество сдержать обещание перейти в истинную веру, данное вами покойному королю16, дабы французский скипетр не сменил владельца. Еще вчера я со слезами умолял вас о том же, и вы наотрез отказали мне, заявив, что лучше смерть, нежели измена религии, и что вы не желаете быть проклятым навеки. И, однако, мне только что доложили, что сегодня вы повернули вспять, полностью отреклись от религии вашей и сделали в угоду недостойной особе то, в чем упорно отказывали достойнейшим из слуг ваших!" — "Я?! — воскликнул король, — я сменил веру? Какие негодяи и предатели разносят эти лживые слухи и тем губят меня и вас?" Маршал в ответ: "Но, Сир, вы не можете отрицать вещь, столь очевидную и произошедшую на глазах многих людей!" Король было разгневался, но тут маршал, взяв его за руку, сказал с улыбкой: "Сир, да ведь нынче вы отреклись от религии Лонша-на, затем чтобы принять веру Монмартра!" Вот когда гнев и ярость короля потонули в его хохоте и смехе всех присутствующих.

Боже. Н-да, шутка недурна, она впоследствии пригодилась иезуиту Куто-ку17, когда в Авиньоне его засадили в тюрьму за то, что он обрюхатил монашку; он оправдывался тем, что совершил сие деяние, желая сравнить, чья вера лучше. Злосчастному проповеднику пришлось покинуть Авиньон и, когда он шел по улицам, за ним следом бежал всякий сброд, крича во всю глотку: "Трах — ив кандалах!", намекая на известное наказание.

 



загрузка...