загрузка...
 
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Повернутись до змісту

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Битва при Сен-Пьере

Эне. Господин барон, вам осталось поведать о последнем вашем злоключении — это битва при Сен-Пьере1, не так ли?

Фенест. Ах, если я когда и надеялся блеснуть и отличиться, так именно в этом походе — я ведь был помощником знаменщика в полку Шаппа2!

Эне. Это еще что за чин?

Фенест. О, я и позабыл, что вам знакомы одни только старинные звания. Помощник знаменщика — это благородный кавалер, который время от времени помогает нести знамя.

Боже. Понятно. Это звание помощника завелось сперва в городах; я впервые услыхал о нем в Анже от судейских.

Фенест. Нет, я вовсе не то имел в виду; ведь говорят же "помощник", "помощник командира полка", "помощник сержанта", а в последнее время появились и новые должности — помощник капрала, помощник барабанщика.

Боже. Что до меня, то я предпочел бы стать усердным помощником кравчего.

Эне. Видывал я, откуда пошла эта мерзкая мода: звания помощников раздаются друзьям и родичам, исключая разве адъютантский чин; не доведут нас все эти помощнички до добра.

Боже. Вы правы, они уже во все щели пролезли. В бытность мою в Польше там выдумали должность "помощника в постели"; теперь она и в Париже привилась, председатель Лесирье3 первым ее опробовал. Помнится мне, сьёру д'Эйсету4 служили "помощницами в постели" сразу три председательши. В награду за услуги и во исполнение их просьб он приказал изготовить для них три юбки с каймою и вышить на них жемчугом его инициалы размером с поларшина — точно такие же, какие носили на ливреях его слуги; каждая из дам посчитала себя единственной обладательницею такой юбки — вот была потеха, когда все три явились в них на бал!

Фенест. Ха-ха! Воображаю, какой фурор они произвели! Блеснули вовсю! Но вы отвлекли меня от моего рассказа. Итак, самая блестящая и могущественная армия, какой свет не видал со времени Кутра5, была отдана под начало господина маркиза д'Юкселя6. Вот где была пышность-то! Его тесть7 не пожалел на экипировку ни золота, ни серебра.

Эне. Ни своих кривляний и приторных любезностей, на которые он столь щедр.

Фенест. Ах, кабы вы могли это видеть!.. Восемнадцать или двадцать тысяч солдат, и каждый обряжен так, что мало не походил на капитана. Не стану сейчас вдаваться в историографию, скажу лишь, что мы довольно долго добирались до Сен-Пьера, и вот, когда отряд был уже в полутора тысячах шагов от укреплений, мы с нашим ротным каптенармусом из чистого любопытства взобрались на невысокий пригорок и вдруг видим справа от себя вражеский кавалерийский отряд, который скачет прямо на нас. Тут же наши люди откатились назад, за укрепления, откуда открыли огонь из мушкетов; по крайней мере, мы услыхали стрельбу, которая, впрочем, тут же стихла. Около пятидесяти всадников из тех, что мы углядели с пригорка, налетели на наши ряды, сея ужас и панику; солдаты кричали: "Держись!", а я громче всех, но отчего-то никто не двинулся вперед, на неприятеля, кроме одного армейского офицера по имени Мароль. Уж он честил нас на все корки, обзывая трусами и канальями, но что слушать наветы — сами знаете, собака лает, ветер носит... Мы-то с каптенармусом были полны решимости спуститься вниз и найти удобное место для боя.

Боже. Вот и во время Пражской баталии8, едва началась перестрелка, несколько полковников и капитанов из того же самого "чистого любопытства" решили, так сказать, откланяться и всей компанией проехаться с поля боя в город — им, видите ли, срочно понадобилось осмотреть городские укрепления, и побудил их к тому, разумеется, лишь искренний интерес к фортификации.

Фенест. Итак, началось паническое бегство, но савойцы то ли из страха перед нами, то ли из учтивости не стали преследовать нас и осквернять землю Франции. Вот точно так же учтивость загубила нам все дело при Вальтелине9. Кстати, там я участвовал в самой остроумной военной стратегии, какую только возможно изобрести. Вы знаете, сколь узки тамошние дороги, — угадайте же, что мы придумали? Устроили неприступную изгородь из протазанов10, пик и мушкетов, да и прочего военного и обозного хлама. На такой баррикаде сам черт ногу сломит, через нее разве что на крыльях можно перелететь.

Эне. Знатная выдумка, а главное, делает вам честь. Да и солдат вы таким образом потеряли намного меньше. Хитрость задумана удачно, и весьма неправы те, кто осудил за нее ваших военачальников.

Фенест. Мы отошли от нашего сооружения уже довольно далеко, как вдруг видим — скачет отряд наших, около полусотни всадников, все расфуфыренные да разряженные, что твои принцы; они с маху прямиком налетели на нашу баррикаду и едва не переломали себе шеи.

Боже. Помню, как-то в старые времена Монсеньор дю Мэн11 подошел к Понсу12, и Монсеньор д'Эльбёф13, выбрав из придворных пятьдесят знатных дворян, двинулся ему навстречу, намереваясь сразиться. Особенно блистал ехавший во главе отряда граф Шампанский14 в костюме пунцового бархату, сплошь расшитом серебром, не говоря уж о серебряных нарукавниках и серебряном же шлеме с пышными перьями; он сидел на белоснежном коне с красным султаном на лбу. Пятнадцать конников из города помчались в наступление, и их командир, малыш Брюэль15, решил скрестить шпагу именно с графом, однако тот, видя его намерение, спешно покинул свое место в голове колонны и скромно укрылся в арьергарде.

Фенест. Ай, какой стыд! А я было собрался похвалить графа за то, что умеет пустить пыль в глаза! Итак, теперь вы знаете все о моих злоключениях. Расскажу напоследок, как я оказался в Дижоне, где опять чуть не затеял дуэль. Сидели мы за столом, как вдруг один человек из Флоньи16 вытаскивает из кармана письмо, напечатанное в этой провинции по приказу городских чиновников Бриансона17, которые, видно, решили свалить вину на господина маркиза18 в следующем деле: мулы, которых они вовремя не доставили в армию, стали причиною нашего поражения. Там писалось о том, что из-за грабежей весь местный люд разбежался, что мы здесь слишком зажились, а ведь мы покинули Амбрен19 всего-то двадцать седьмого июля и прибыли в Виллар20 пятого августа. Я тут же возразил, что Монсеньор, на манер древних галлов, просто не пожелал захватить неприятеля врасплох, а вот их проклятые мулы хорошенько-таки лягнули Францию. Мы полагаем, что отступление наше превзошло даже отход монсеньора де Меркюра под Канижой21. Подвоза не было никакого, а в этих треклятых горах черта с два сыщешь свинец — они тут и едят-то из деревянных мисок. Нет, этим бриансонским мулам гордиться нечем! Послушали бы вы, как нас проклинали; правда, все это не помешало одному достойному человеку сложить в нашу честь шестистрочник; я его ношу с собою — вот, читайте:

Цезарь, который весь мир покорил, Всех победив, сам себя победил. Храбрый д'Юксель наш достиг, безусловно, Цезаря славы в Савойской войне: Он и войска его в битве бескровной Сами себя победили вполне.

Эне. Вы, видно, желали уязвить этим стишком савойцев, но, как гласит гасконская пословица, "осел подставил правый бок — погонщик слева дал пинок". Ну-ка, перечтите повнимательнее сию эпиграмму, сударь, и вы обнаружите в ней подвох для себя.

Фенест. Вы меня совсем обескуражили: вот ведь какие подлые оказались стишки — ни к чему не придерешься; я-то вообразил, что это сравнение с Цезарем придумано нам в похвалу. Нет, пора, давно пора Церкви искоренить все эти умствования; в огонь всякие мерзопакостные книжонки, от них истинному благочестию один только вред! Оставить лишь церковные книги, часословы Жеана Лекока22 да нынешний — оба они totum ad longum sine require*. Понадобились вам проповеди — читайте Барлетта и Менотуса23, захотелось развлечься — берите "Золотую легенду"24, только в старинном издании — теперешнее-то переписывали да исправляли отъявленные гугеноты; ну а кому понадобилось научиться читать, рекомендую превосходное сочинение Лашома Гинара25, озаглавленное "Искусство науки читать".

Боже. Да это претолстая книга; автор ее, из пуатевинцев, исписал целых восемь дестей бумаги, дабы научить прочесть всего одно слово, а ведь как важно назвал свой труд — "Искусство науки читать"! В старые времена обучение чтению длилось семь лет, а вместо подписи ставили крест, во имя Господа, вот и все дела.

Эне. Мне-то понятно, к чему такое название: сочинитель хотел прослыть ученым мудрецом.

Фенест. А вы полагаете, ваши старозаветные штуки лучше нынешних? Вон отцы-иезуиты сложили стишок, отпечатанный на шесть тысяч ладов; он гласит:

"Tоt tibi sunt laudes, Virgo, quot sid?ra caelis"*.

Один гугенот, из ваших, переиначил его вот как:

"Tоt tibi sunt fraudes, Gerro, quot gramina campis"**.

Сыскался и еще один насмешник, этот заменил   gramina   на   stercora.

К этим двум строчкам добавилась и третья, которую, так же как и первую, перевернули трижды:

"Sic mala fraus tua fert laudes quae non bene cedunt"****.

Боже. А вы не одобряете эдакие затеи? По правде говоря, весьма прискорбно, что умные люди верят во всякие жалкие ухищрения вашей религии, например в крещение колоколов, в освященные четки, в целебные рубашки из Шартра26, в ношение Agnus Dei; ну, что до вас, то вы, я думаю, слишком бравый кавалер, чтобы ханжить до такой степени.

Фенест. Я однажды попался было на эту удочку и нацепил Agnus Dei, но на одном балете в Арсенале27 какой-то гвардеец в толчее (он меня, видите ли, не заметил!) так наподдал мне, что вдолбил этот дурацкий Agnus Dei в самые печенки; с тех пор я и перестал увешивать себя всякой дребеденью.

Эне. Поистине, господин барон, вы поведали нам о таких чудных баталиях, что и старые времена не знают им подобных. Но, как бы то ни было, вам всегда удавалось торжествовать над злою судьбой и неизменно оставаться неунывающим весельчаком; вот эти ваши победы заслуживают величайшего триумфа. Однако, ежели кто-нибудь, прочитав до конца сию книгу, начнет бранить нас за то, что мы стали чересчур серьезны, мы оправдаемся тем, что и барон де Фенест со временем сделался старше и мудрее, что бы там ни говорили.

 

*По всей длине без отдыха (лат.).

* Столько же похвал тебе, Дева, сколько звезд на небе (лат.).

* Столько же в тебе жульничества, герро (т.е. дурак. — И.В.), сколько травы на лугу (лат.).

* Дерьмо (лат.). **** Так скверный твой обман венчают похвалы, не идущие тебе впрок (лат.).

 



загрузка...