загрузка...
 
Книга первая. Беды. Часть четвертая
Повернутись до змісту

Книга первая. Беды. Часть четвертая

Неужто ты могла в свои не верить силы,

О Франция, мой край, отважный, крепкожилый?

Так сухожилия и мышцы рук и ног

Внезапно сводит смерть, когда приходит срок.

Зажали пошлиной, притом в большом размере,

Кровь судоходных рек, сих голубых артерий

Земли страдающей, чьи вены что ни день

Взрезают ироды, сечет, кому не лень.

Ты пришлым раздаешь богатства без возврата19,

Скупцам и торгашам, кому ничто не свято,

Чья потная ладонь столь высохшей руки

Грозится мертвого добыть со дна реки.

Учена ты весьма, а как многоязыка20!

О эта болтовня, впрямь адская музыка!

Так умирающим являлась духов рать,

Чей дьявольский жаргон нам не дано понять.

Немало у тебя умов и всевозможных

Пророков, истинных подчас, но чаще ложных,

Сама провидица всех бед и неудач,

Ты предрекаешь смерть свою, как лучший врач.

Товар свой, Франция, ты шлешь другим народам,

С умом ведешь дела, венчаешь их доходом,

Поскольку часто хворь так обостряет слух,

Что в теле немощном внимает Богу дух.

Когда, о Франция, внутри тебя разлады,

Добро, что у границ живут в покое грады,

Но если чувствует нутро то жар, то лед,

Могилу просит плоть, и недалек исход.

В алчбе ты, Франция, становишься бесчинной,

Так старцы чем-нибудь грешат перед кончиной,

Недужных хворь трясет, и руки сих бедняг

Всё тянут на себя, а это скверный знак.

Уже твое тепло уходит прочь из тела,

А с ним любовь твоя и милость оскудела,

Потопы множатся и топят всякий раз

Желания твои, и вот их жар погас,

И нужды нет искать в разливе хладной влаги

Огонь и прежний дух, без коих нет отваги.

Как измельчали вы, французы, стыд и срам:

В былом ваш меч легко давал отпор врагам,

И коль вторгался к нам пришлец иноплеменный,

Отцы не прятались за крепостные стены,

Едва вступал он в бой, испытывал сполна,

Сколь доблестны они, сколь их рука сильна.

Являем ныне мы бессилье старцев хилых,

Чей пыл давно погас, тепло иссякло в жилах,

Чьим стынущим сердцам сидеть бы взаперти,

За каменной стеной укрытие найти,

За валом насыпным, вздымающимся круто,

За рвом зияющим надежного редута.

Охотно в крепости сидим сегодня мы,

Чего сердца отцов страшились, как тюрьмы:

Кто тщится натянуть одежды на одежды,

В том больше нет тепла, и выжить нет надежды.

Нам ангел Господа, идущий напрямик,

Возмездье возвестил, явил свой грозный лик,

И эти признаки смертельной нашей хвори,

Проникшие в сердца, отметят лица вскоре.

Вот лики наших бед, напастей череда,

Суровый приговор небесного суда.

Мы отвращаем взор от тягостной картины,

Но дух к ней обращен, дабы постичь причины.

Ты гордо, Франция, подъемлешь свой венец

Среди иных племен, а Вышний, твой отец,

Который столько раз за многое в отплату

Тебя испытывать дозволил супостату,

Горящим оком зрит с небесной высоты,

Как рядом с пришлыми растишь гордыню ты,

Как суевериям ты предалась дурманным,

Которые влекут от Бога к истуканам.

Ты вдосталь ела тук в безоблачные дни,

Но не был этот мир согласию сродни.

Пороки чтила ты, распутство с низкой ложью,

Законы на небо гнала, а Церковь Божью

И следом истину — в пески, в безводный жар.

Был весь обшарен ад, сей склад кромешных кар,

Чтоб новый бич добыть, орудье новой казни,

И племя покарать, погрязшее в соблазне.

Двух духов выкормил подземный адский лес,

Рожденных волею разгневанных небес

Среди отхожих мест из жижицы вонючей,

Чьи испарения густой восходят тучей.

Миазмов вещество и дух сиих зараз

Для очищенья Бог перегонял семь раз;

Так на глазах у всех всплывают постоянно

Завесы влажные тлетворного тумана

От выдохов земли, и эта смесь отрав

Густеет в небесах, звездою некой став,

Твореньем тайных сил, несущих нам приметы,

И каждого разит зловещий взгляд кометы.

Повсюду толпами сбирается народ,

На этот знак беды глядит, разинув рот,

И молвит: «Светоч сей грозит несчастьем скорым:

Костлявым голодом, огнем войны и мором».

Добавим к этим трём две новые беды,

Народ наш разглядел две вспыхнувших звезды,

Но не сумел постичь их сокровенной сути.

Убийцы Франции, два духа, склонных к смуте,

Из адовых глубин явились в наши дни,

Вселились вскорости в двух грешников они,

И туча всяких зол, пороков, своеволий

Нашла орудия для самых низких ролей.

Вот вам два пламени, две плахи, два меча,

Две казни Франции, два лютых палача:

Зловещая жена и кардинал21, который

Во всем ей следовал и раздувал раздоры.

Как говорил мудрец, ждут бедствия народ

Страны, где правит царь, юнец и сумасброд,

Который трапезу свершает слишком рано22,

За что ждет приговор и царство, и тирана.

Но вот виновница несчастий всей страны

И собственных детей, ведь каждому видны

Священный их венец на лбу ее надменном

И немощная длань со скипетром священным;

Так попран в наши дни без никаких препон

Введенный франками салический закон23.

Ей, слабой разумом, хватило силы править

И пеплом, и огнем, ловушки всюду ставить,

Бессильная творить добро, она вполне

Способна сталь ковать, дабы предать резне

И гордых королей, не знавших в битвах страха,

И кротких червячков, ползущих среди праха.

Избави нас Господь от всех ее расправ,

От властолюбия, жестокостей, отрав,

Сих флорентийских благ, чья сила роковая

Пусть изведет ее, как язва моровая!

Дай Бог, чтоб в царствиях былых, о Иезавель24,

Так попирали знать правители земель,

Чтоб гнали больших вон, а меньших возвышали

Взамен низвергнутых, а после, как вначале,

Возвысив, обласкав, подозревали их

В изменах, гнали прочь, меняли на других25.

Ты, небывалый страх на ближних нагоняя,

Приблизила плута, ласкаешь негодяя,

Ты, криводушная, хитро сплетаешь нить,

Чтоб обе стороны изгнать и сохранить

И кровью пролитой свое отметить царство.

Оставить бы тебе интриги и коварство

В своей Флоренции и не вводить бы в грех

У нас во Франции ни этих и ни тех,

И сидя посреди, не править самосуда

Над знатью, Церковью и тьмой простого люда!

Семьсот бы тысяч душ тогда не полегли

В дыму сражения, в полях родной земли,

Не предали бы их отчизна и дворяне,

Добычей ставшие твоей родной Тоскане.

Твой сын бы избежал смертельных порошков,

Когда бы ты родство ценила выше ков.

Ты насыщала взор и душу ублажала

Пыланьем пламени, сверканием кинжала.

Два стана пред тобой, враждебных два крыла,

Чью распрю ты сама искусно разожгла,

И здесь француз, и там француз, однако оба

Терзают Францию, твоя воздвигла злоба

Сии два пугала, от коих весь народ

Твоим старанием и страх и злость берет.

Перед тобой земля, которая впитала

Французов павших кровь, да и чужой немало,

И сталью ржавою она отягчена.

О стали чуть поздней: покуда не сполна

Ты пламя залила безмерной жажды крови

И держишь посему оружье наготове.

Вот зеркало твоей души. О той поре

Ты во Флоренции жила, в монастыре26,

И, не сподобившись покуда высшей власти,

Среди воспитанниц воспламеняла страсти,

И рвали волосы они друг другу всласть.

Твой кровожадный дух теперь имеет власть

Вершить свой умысел, которому пред нами

Стать явным надлежит, хоть он лукав, как пламя,

Чтоб места действия и времени не мог

Ни случай отвратить, ни всемогущий Бог:

Так злополучная сновидица из Трои27,

Прозревшая резню и зарево ночное,

И сыновей страны безумные дела,

Несчастий отвести от ближних не могла.

За что бы Францию так небо наказало,

Чтоб нас лет семьдесят Флоренция терзала?

Нет, не желал Господь, чтоб долгий срок такой

Наш край у Медичей страдал бы под пятой!

Пусть приговор небес над нами непреложен,

А ты, Господень меч, исторгнутый из ножен,

При виде наших ран смеешься нам в глаза,

Ты в пламя угодишь однажды, как лоза,

Твой стон и жалобы твои на смертном ложе

Со смехом встретит сын, родня и все вельможи,

И лотарингский дом, чей подпираешь свод,

С тобой обрушится и на тебя падет,

И голову твою, и чресла сокрушая.

Ликуешь, бестия, хоть радость не большая

Тебе сопутствует, огонь твой невелик,

А ты хотела бы, чтоб все сгорело вмиг,

И все же на пожар глядишь, на клубы дыма

С восторгом, как Нерон, узревший гибель Рима.

Но всю Италию спалить Нерон не мог,

Бывал нетронутым какой-то уголок,

Не всех прикончили жестокие разгулы

И кровожадный меч безжалостного Суллы28,

И Фаларидов бык не всех уничтожал29,

И Цинна30 яростный, и Цезарев кинжал,

И Диомедовы мифические кони31

Не всякого могли пожрать в своем загоне,

Те чудища, каких прикончил Геркулес,

И лев, и злобный вепрь, страшили только лес,

Быка лишь остров Крит боялся непомерно,

Антея Ливия, а гидру только Лерна32.

А ты тряхнешь главой в рассветные часы,

Набросишь, как вуаль, на лживый лик власы,

И ветер, сивые, вздымает их и сразу

Несет во все края смертельную заразу,

От них, распатланных игрою колдовской,

В чужие земли шлешь нечистых духов рой:

Так девять раз тряхнешь33, и духи по девятке

С любого волоска слетают в беспорядке.

Какой пустыни жар, какой пещеры мрак,

Какой дремучий лес страшить способны так?

Кто из сподвижников родной моей державы

Однажды не вкусил с лихвой твоей отравы?

Творишь ты мигом вред, горишь, творя разбой,

И посему в глуши, в провинции любой

Твоею волею алеют кровь и пламя,

И палачи дивят безбожными делами.

Да что там критский бык, что яростный Антей,

Немейский лев, кабан, девятиглавый змей,

Все это ветхое предание, в котором

Напасти предстают вполне безвредным вздором.

Был кроток Фараон, отзывчив Антиох34,

Беззлобны Ироды35 и Цинна был неплох,

Не так уже страшны страдания Перилла36

И Цезарев кинжал, и Суллы злая сила,

Не так страшны огни Нерона, как твоя

Пылающая пасть, о лютая змея!

Сдавило Францию стоглавой гидры тело,

Чей неизбывен жар, чья мощь не оскудела

От бдений и дорог, усилий и утрат.

Ни зной полуденный, ни полуночный хлад

Не в силах укротить неистовства до гроба

В змее, которую несет на крыльях злоба,

Жестокая чума с ней сладить не могла,

Ведь лихо меньшее бежит большого зла.

Сия безбожница приметам верит ложным,

Бесовским темным снам, авгурам всевозможным:

Заклятьям колдовским, из-за чего в свой срок

Ей рок на голову обрушит потолок37,

Лишенная ума, увы, понять не хочет,

Что дом, которому она опоры точит,

Наш отчий дом, наш край, что вскорости падет,

Как сказано уже, ей на голову свод.

Кто ядрами крушит враждебные твердыни,

Увы, не думает совсем в своей гордыне,

Что и его редут разрушит супостат,

Не думает, слепец, что стены загремят

Ему на голову, что собственное зданье

Преступного казнит, свершая воздаянье.

На тысяче подпор свой возводя дворец,

Не знала деспотка, что близится конец,

Что мощь ее столпов не сладит с Божьей силой,

Что станет здание сие ее могилой.

Земному зодчему не возвести хором,

Способных вынести Господень перст и гром.

Однако вопреки сетям Екатерины

Могли бы укрепить сей дом, сей род старинный

Семейства Валуа, чьей жизни рвется нить,

Который приказал французам долго жить.

Когда несчастный край пожары охватили,

И ждет он от нее каких-нибудь усилий,

Не ленится она и сеет зерна зла,

Поскольку доброты судьба ей не дала.

Чума, тлетворный дух, страшнейшая из фурий,

Чей выдох — черный дым, простершийся в лазури,

Понюхает она цветок, и в тот же миг

Завяли лепестки и стебелек поник,

Ее касанье — смерть, а взглядом василиска

Она разит края, лежащие неблизко,

Она разладит вмиг веществ порядок всех.

Мы слышим по ночам то плач ее, то смех,

Когда она визжит под вопли непогоды,

Становится земля золой, а кровью воды.

Подруга демонов, всех нечестивцев мать,

В кругу волшебников привычная камлать,

Молитвы Сатане творит на черной мессе,

По кладбищам ночным шатается, как беси,

Потоки гонит вспять, мутит небесный свод

И жертве голубиц и горлиц предает.

Она, затмив луну посредством заклинаний,

Крадет за часом час и, что всего поганей,

Скликает мерзких змей, которым несть числа,

Выкапывает вмиг усопшие тела

И, кости мертвецов исполнив адской силы,

На высохших ногах выводит из могилы,

И, ей покорствуя, бесовский хриплый хор

Творит заклятия, бормочет темный вздор.

Взывает к Сатане, распутница, в молебнах,

Гадает с трепетом на трупах непотребных

О собственной судьбе: разводит молоком

Муку из черепов толченых, а потом

Берет ребячий мозг и, как не раз бывало,

Для сатанинских свеч вытапливает сало,

И кожу детскую приносит аду в дар,

Чтоб нежить возвратить в гробы посредством чар.

Напрасно копишь ты, владычица, запасы

Волшебных снадобий, различных склянок массы,

Костей и черепов, чтоб миру досадить,

Смолы и камфары, чтоб Сатане кадить.

Напрасно кипарис ты жжешь и мандрагору,

Дурман, болиголов и чемерицы гору,

Кошачьи головы и выползки от змей,

И воронов язык и кровь нетопырей,

Вдобавок желчь сыча и молоко парное

Волчихи, доенной в дремучем древостое

Над логовом пустым, где выкрали волчат;

Напрасно жжешь ты жаб и печень змей-дипсад38,

Невысохший послед рожденного до срока,

Клык бешеного пса, который у потока

Ронял свою слюну; еще ты копишь зря

Глаз василиска, хвост селедки, якоря,

Чьей силе подчинен и ветер, и ветрило;

А также гнезда сов напрасно ты скопила;

Желаешь свой запас умножить, но к чему?

Бесовских снадобий и так имеешь тьму.

Когда в покойников ты дух вселяешь адов,

То свищешь плеткою, сплетенною из гадов,

Являет хриплый дух наигранный испуг,

Он упирается, уходит из-под рук,

Коснется мертвеца и отлетает надаль,

Как будто бы ему и впрямь противна падаль;

Всё это фокусы, но сам владыка тьмы

Притворам волю дал, чтоб в страхе жили мы,

Вольготно посему при нем живут кривляки.

А ты с их помощью господствуешь во мраке,

И все они тебе покорствовать должны,

Поскольку служишь ты подручной Сатаны.

Тебе везде кредит, и голос твой весомей

Всех зелий привозных, в твоем хранимых доме.

Командуй духами где криком, где бичом,

Учи их фокусам Флоренции, причем

Являй им как пример своих злодейств картины,

Убийства разные39, французские руины,

А сколько тел и душ ты бесам предала,

Лишенных разума до края довела,

И легионы их, склонясь к нечистой силе,

От Бога отреклись и пекло заселили.

От воплей их могла б ты жалость ощутить,

Свой норов укротить и дьявольскую прыть.

К чему из кожи лезть, искать по белу свету

Таких кудесников, которым равных нету?

Казну и почести, и власть хранить вам впредь,

Чтоб итальянских слуг с их ядами иметь,

Лелеять и кормить пройдох из наглой банды,

Чтоб стала эта мразь знатней, чем наши гранды,

Входящие в совет. Совсем не надо нам

Таких советников, чьи козни тут и там

Несут не мир, но меч, чтоб мстительный, к примеру,

Усвоил их закон, свою отринул веру,

Им ведомо, как злых манить на правый путь,

При этом праведных посулом обмануть.

Безумной Франции злокозненные планы

Подчас закон скрывал, а также мир обманный,

Рядили договор и заключали мир

Всегда обманщики, проныры из проныр.



загрузка...