загрузка...
 
Книга седьмая. Суд. Часть вторая.
Повернутись до змісту

Книга седьмая. Суд. Часть вторая.

Одни готовы боль невольным выдать стоном,

Поскольку адский огнь в их сердце раскаленном,

Другие, отупев, желают все забыть,

Им только бы уснуть и совесть усыпить,

А совесть выспится, встает, и все сначала:

Вонзает до костей свои кривые жала.

Клевреты Сатаны, барышники, плуты,

Посредством ханжества и лживой доброты,

Острастки и надежд влечете в сети ада

Вероотступников, отбившихся от стада,

Вы рады отмывать за плату грех и грязь,

К отбросам падкие, лелейте нашу мразь,

Овец, с которыми нам в стаде быть негоже,

Паршу, которую сдирает Церковь с кожи.

А вы, отступники, рабов трусливых скоп,

Готовы кровь отцов слизать с нечистых стоп

И дланей их убийц, которым вы в угоду

Отвергли эту кровь и изменили роду!

Восстанут мертвые из гроба в некий час,

Их лики грозные повергнут в трепет вас,

Когда увидите с унынием во взгляде

Окровавленные седые эти пряди,

От вашей трусости встающие торчком

И оттого, что вы в ничтожестве таком.

Пойдете руки мыть пред трапезой с врагами,

За пясти схватят вас холодными руками

И молвят: «Ты ослеп? Суешь ладони в таз,

Где руки отмывал тот, кто зарезал нас,

Коль в этой же воде помоешь руки тоже,

Ты ощутишь наш гнев и нашу кровь на коже.

Кто уши и носы, злорадствуя, посмел

И части стыдные отсечь у мертвых тел,

Таким украсили почетной лентой шляпы,

А сыновья их жертв убийцам лижут лапы!

Ленивые рабы, вы льнете к тем, кто лют,

Кто шляпой мерзкою пугает встречный люд,

А вас приветствует, угодливые слизни,

Но вы не купите таким бесчестьем жизни!

Исполнить должен сын свой долг перед отцом,

Ведь даже римский раб с расплющенным лицом

Рискнул за Постума отмстить, за господина7,

И достославною была его кончина».

А вы за жизнь свою дрожите, и для вас

Собратьев убивать занятье в самый раз,

За вас барышники сулят большие куши,

Чтоб лучше обонять, чем пахнут ваши души.

Хлеб добываете себе, других губя,

Но, став убийцами, вы губите себя.

Ублюдки низкие, у вас одна забота:

Фортуну ловите, взыскуете почета.

Бравады вашей хмель впустую будет течь,

Вам, гладиаторам, не угрожает меч.

Где вам добыть почет, когда страшитесь тени,

Дохнуть не смеете, боясь разоблачений?

В дыханье нет греха, но тяжкий грех и стыд

Слугой быть у того, кем твой отец убит.

В места отхожие отцы с высот свалили

Нечистых идолов, их жертвы осквернили,

А вам, их отпрыскам, на склоне лет не срам

На мессе в хоре петь, служа чужим богам.

Когда-то в страхе Рим держали три Бурбона8,

Ужель они с небес взирают благосклонно,

Как близкий родич их9 покинул их тропу

И служит ревностно как судомой попу,

И чешет хвост ему, и козни ада славит,

И свечи Сатане благоговейно ставит?

О сверстниках своих что думаешь, Бурбон?

Ты скажешь: «Жалкий люд, ничтожных легион».

Сыны бесчестные, ваш низкий нрав и злоба

Отважных пращуров должны поднять из гроба,

И вам не убежать, не скрыться, близок час,

Когда отцы придут судить, преступных, вас.

Тираны видеть вас желают, как известно,

Лежащими у ног, а тех, чье сердце честно,

Отринуть далеко, чтоб голос их затих,

Чтоб не слыхали вы известий никаких,

Чтоб не проведали, что принц Конде, к примеру,

У стен Жарнака пал за край родной и веру10.

Чтоб славы пращуров достойных стерся след,

Вас кормят баснями искусно с малых лет,

Чтоб выросли из вас одетые в сутаны

Ханжи безбожные, пройдохи-куртизаны.

Вы, принцы, сыплете дарами тут и там,

Но к пеклу вы лицом, а тылом к небесам,

Чтоб на земле царить, вам должно в полной мере

Одаривать рабов, не плача о потере,

Под вашу музыку молебны всякий раз,

А ваши ближние оплакивают вас.

В день отречения вы были в белом платье,

Но вас окрасит кровь в день Божьего проклятья.

Среди безбожников берете вы пример

Любезных при дворе бессовестных манер.

Вскормленный с детства раб покорен всем приказам,

Осилил разум кровь, зашел ваш ум за разум.

Так с детства жил в плену албанец Скандербег11,

Взращен в покорности, воспитан среди нег

Султанского дворца; беспечный лежебока,

Всосал он с молоком роскошество востока,

Ученых муфтиев он слушал голоса,

И Магометовы являлись чудеса,

Но кровь была сильней всех этих околесиц,

И храбрый принц презрел всесильный полумесяц

И рати, чьи шаги всю землю сотрясли.

Сражаться супротив властителя земли

С ничтожной горсткою рискнул он в бранном поле,

Стал воеводой тех, кого не знал дотоле.

Свершил он столько битв и столько славных дел,

Чтоб всякий, их прочтя, поверить в них не смел.

Был щедрым небосвод и предвещал немало

Врожденных доблестей, теперь щедрот не стало,

В наш век рождались бы герои без помех,

Когда бы матерей манил поменьше грех,

Яйцо снесет одна, а высидят другие,

Потом окажется, что высижены змии,

Кусает аспид в грудь того, кем был пригрет,

Уж лучше бы ему не выползать на свет.

О добродетелях минувших власть не тужит,

Она врагам добра, лишенным чести служит:

Теперь когда настал суда Господня срок,

Сердца преступные, как хворь, разъел порок;

Сначала Божья длань, ведома острым глазом,

Вскрывает нам нутро и отсекает разум,

Потом наносит Бог удар свой в должный час,

И плавятся сердца, и нет отваги в нас.

Тем часом такова предстала перед нами

Грядущего суда картина в малой раме:

Всевышний никогда не забывает зла,

И скоро грешникам платить за их дела.

Мы не хозяева себе на этом свете,

Вот что поведал Бог в Своем святом Завете:

«Вы, меч подъявшие на тех, кто верен Мне,

Почуете Мой гнев на собственной спине,

Вас обреку бродить во тьме толпой безглазой,

Безумьем поражу, египетской проказой,

Владыки хитрые, у вас Я отниму

Сначала скипетры, потом и жизнь саму,

А ваших дочерей потащут для продажи,

Их на глазах у вас отряд расстелит вражий,

Не смогут им помочь обрубки ваших рук.

Вас ни за грош продаст коварство ваших слуг

Всевластью грубому, чтоб в тягостной неволе

Вы проливали пот, возможно, и поболе,

Чем было пролито по вашей воле слез.

Козявки жалкие, чей рой войну принес,

От ваших мерзких рук погибли Божьи чада,

Вы бич для праведных, но ждет вас пламя ада.

Названье Франции отриньте, города,

Грядут вершители высокого суда,

Курите фимиам, свою творите требу,

Ваш дольний мир претит разгневанному небу.

Мои отмстители за все отплатят вам,

И стены затрещат и превратятся в хлам,

И обратятся в прах все ваши бастионы,

Как пал Иерихон, звучаньем сотрясенный12.

Кровавых градов ряд, Гоморра и Содом13,

Идете на меня в безумии слепом,

Не холодеете, тогда как в ваших стенах

Витает трупный смрад от крови убиенных.

Еще припомнит Бог твоим, Париж, сынам,

Громившим с воплями Иерусалимский храм14

В тот злополучный день, в тот черный день печали.

Не позабыл Господь, как все они кричали:

— Круши! Бери! Хватай! — как храмина была

Тогда разрушена и сожжена дотла.

Столица! И твое распашут скоро лоно,

Где кости и зола на месте Вавилона,

Где в прах повергнуты твой мрамор, твой дворец.

За все тебе воздаст удачливый пришлец,

Ты злобу красную найдешь своей в отплату.

Вот случай рейтару, наемному солдату,

Твоих зверенышей отторгнуть от грудей,

Сих малых сокрушит о камни лиходей.

Зачатый в скверне плод твое родило чрево,

Он проклят Господом и не избегнет гнева.

Твой смрад небес достиг, Творец отводит взгляд

И на спину тебе чуму обрушить рад

И огнь, и меч, и глад, чтоб уничтожить ими

И молодость твою навек, и даже имя.

«Все это погребет обвал твоих колонн,

Шальной Иерусалим, кровавый Вавилон!

Твои бунтовщики, как в граде иудеев,

Гоненья вызовут, немало смут содеяв.

Как в древнем граде том, из этих стен и врат

Твои мятежники устроют каземат,

Как в древнем граде том фанатики-зилоты15,

Здесь возведут себя смутьяны в патриоты.

И ты свежатины отведаешь людской

И до последних дней ярем не сбросишь свой,

И обретешь покой от всех сует и бредней,

Как умирающий пред мукою последней.

Иерусалимскому под стать парижский сброд:

Святых своих казнит, пророков предает,

Я вижу, он бежит, все ближе слышу крики,

Бежит по манию бессильного владыки.

«Вы, грады, пьяные от крови и опять

Желающие кровь рекою проливать,

Раскаетесь, когда вас Божья длань достанет,

Железным станет дол, а небо медным станет,

Низвергнется не дождь, а пепел на поля,

И пламя молнии изведает земля,

Лишь ветр посеете на выветренной ниве,

Лишь бурю грозную пожнете вы при жниве

И вдруг увидите сквозь блеск слезы своей

Бесовский праздный смерч колосьев и стеблей,

А если кое-где и уцелеют зерна,

Их в пищу пришлецам отдаст земля покорно.

Господь из дальних мест нашлет вам на беду

Народ невиданный, звериную орду,

Чей нрав разнузданный не знает от рожденья

Ни к детям жалости, ни к старикам почтенья,

Впустую будет плач, мольба, предсмертный крик,

Не знает чувств людских сих варваров язык.

Тела и головы твоих сынов бесчестных

На стогнах будут гнить, на улицах окрестных,

И сытых воронов ликующий кагал

Не встретит никого, кто их бы отогнал.

Богатые торги затеет лагерь вражий,

Займется воинство дешевой распродажей

Твоих детей, Париж, а там, где осажден

Иной французский град, глаза голодных жен

Коситься на мужей как на добычу станут,

Мужья голодные на жен по-волчьи глянут

И кинутся на них, затем чтоб заколоть,

Чтоб кровь живую пить и рвать зубами плоть.

Ну что еще сказать? Коль кто-то опрокинет

В борьбе брюхатую, и та внезапно скинет,

Тогда, оставив мать, утащит людоед

Плод недоношенный и вместе с ним послед».

Вот вам пример суда, окиньте беглым взглядом

Картины бледные, расписанные адом,

Лишь отражения пока узрели вы:

Каков же подлинник, чьи тени таковы!

Вы, победители, — безбожники, но Богу

Не в силах преградить неверием дорогу;

Предвечному судить и души, и тела,

Ждет слава праведных, а грешников смола.

Известно, в теле зло, родит соблазны тело,

Но душу розгами секут, увы, за дело,

Однако, ежели решает правый суд,

Две кары за одно деянье не несут.

Пятьсот желаний в нас, погрязла плоть в соблазнах,

Их утоление во власти членов разных,

Но подстрекателя вина тяжеле всех,

Бессмертье дав душе, ей Бог воздаст за грех.

К тому же, если плоть наказывают хвори,

Страдает и душа, хотя сильней в отпоре:

Поскольку душу нам казнит нещадно плоть,

Из мертвых воскресит ее для мук Господь.

Пусть, споря с истиной, нам саддукеи16 явят

Волками сглоданных: кто от червей избавит,

И от волков спасет. Нам скажут: как же так?

А если человек, как мясо или злак,

Послужит пищею другим в годину глада,

Каким он явится из чрева? О, не надо

Смущаться оттого, что названный предмет

Звучит двусмысленно. Разлада в мире нет,

И элементы все в согласье у природы,

Все вещества она творит, и есть отходы.

Порядок здесь во всем: так в свой черед, в свой срок

Желудок требует, чтоб свежим был кусок,

А все негодное, что в топке не истлело,

Как нечто вредное должно отторгнуть тело.

Природа суть всего, всего живого мать,

Скажите, вправе ли она сама хворать?

Когда ее нутро охвачено волненьем,

Она родит росток с невиданным уменьем,

Неужто ей взамен погибшего ростка

Из всей материи не сделать двойника?



загрузка...