Ко времени, когда А. А. Потебня обратился к проблемам народного творчества и мифологии, Афанасьев был уже известным исследователем и публикатором фольклора. В книге «О мифическом значении некоторых обрядов и поверий» (1865; написано в 1863) А. А. Потебня активно использует собрание сказок Афанасьева и его статьи «Ведун и ведьма» и «Зооморфические божества у славян».
«О мифическом значении некоторых обрядов и поверий» — единственная работа А. А. Потебни, в которой он разделяет концепцию «мифологии природы». Поэтому здесь А. А. Потебня ближе Афанасьеву, чем в каком-либо из других своих сочинений. Например, и Афанасьев, и Потебня анализируют духовный стих о Егории Храбром и при этом и тот и другой усматривают в лесе, горах и других элементах природного ландшафта лишь «разнообразные мифические представления грозовых облаков» ([I, 699-703]; см. также: [Потебня 1865, с. 262-263]).
А. А. Потебня вступает со своим старшим современником в полемику по поводу интерпретации образов Бабы-Яги, Огненного змея и ведьмы [Потебня 1865, с. 130-131, 233, 274-277, 287-291]. В частности, он оспаривает тезис Афанасьева о том, что образы Огненного змея и ведьмы подверглись переосмыслению под влиянием христианства [там же, с. 277, 287]. Однако сходство принципиальных позиций заметно даже тогда, когда А. А. Потебня полемизирует с Афанасьевым по конкретным вопросам.
Любопытно, что в некоторых вопросах А. А. Потебня даже выступал как более последовательный мифолог, чем Афанасьев. Например, Афанасьев Бабу-Ягу «причислял к числу вещих жен,; ведьм» [Афанасьев 1855, вып. 1, с. 84), а А. А. Потебня считал ее «одной из верховных богинь» славянского языческого пантеона,: а вовсе не «существом человеческим» [Потебня 1865, с. 130-131].
Афанасьева и Потебню привлекают одни и те же проблемы и не случайно, что они используют аналогичные фольклорные тексты. Так, например, в ПВСП Афанасьев приводит два варианта песни об олене-золотые рога из Московской и Саратовской губерний без указания источника (возможно, это его собственные записи) [I, 638-639]. А. А. Потебня в книге «О мифическом значении» также помещает эту песню в своей записи из Пензенской губернии [Потебня 1865, с. 38].
Если еще учесть, что Потебня и Афанасьев в значительной степени опирались на одни и те же сборники фольклорных материалов, то не вызовут удивления и многочисленные переклички между ПВСП и книгой «О мифическом значении». Вообще эта книга была для Афанасьева настоящей находкой, поскольку А. А. Потебня во время своей заграничной поездки пользовался некоторыми источниками на чешском и немецком языках, по-видимому, не доступными в Москве для Афанасьева.
Можно с уверенностью утверждать, что в процессе написания ПВСП Афанасьев глубоко изучил работы А. А. Потебни «О некоторых символах в славянской народной поэзии» (1860), «О мифическом значении некоторых обрядов и поверий» и «О связи некоторых представлений в языке» (1864). Многочисленные ссылки на них встречаются во всех трех томах ПВСП.
Ссылки на книгу А. А. Потебни «О некоторых символах в славянской народной поэзии» Афанасьев дает, указывая только фамилию автора: «Потебн.» [I, 40, 98, 101, 106, 110, 136, 399, 490, 558, 583, 599, 600, 671; II, 9, 40, 174, 177-178, 189, 218, 289; III, 5, 70, 201, 514, 555]. Несколько раз Афанасьев непосредственно апеллирует к мнению А. А. Потебни [I, 558; II, 177; III, 377, 594] или вступает с ним в полемику [III, 390-391, примеч. 2].
К сожалению, ссылки на книгу «О мифическом значении некоторых обрядов и поверий» и на статью «О связи некоторых представлений в языке» оформлены таким образом, что только хорошо осведомленный читатель догадается о том, что имеются в виду сочинения А. А. Потебни: Афанасьев указывает выходные данные периодических изданий, в которых они напечатаны, но не называет фамилии автора. Например, ссылаясь на статью «О связи некоторых представлений в языке», Афанасьев описывает источник следующим образом: «Филолог, зап., год 3, III» [I, 140, 302; II, 386, 479]. Фрагмент о параллелизме между образами дерева и человека в ПВСП [II, 478-479] представляет собой пересказ указанной статьи А. А. Потебни с добавлением новых примеров.
Аналогичным образом при ссылках на исследование А. А. Потебни «О мифическом значении» при описании источника указано только издание, в котором была опубликована книга, — «Чтения в Обществе истории и древностей российских», например: «Ч.О.И. и. Д. 1865, II, 82» [I, 237, примеч. 2; см. также: I, 242, 383, 464, 485, 538, 558, 564, 637, 648, 668, 672, 742, 781; II, 66, 167, 220, 317, 390, 403, 419, 433, 490, 555, 571, 628, 702, 757-758, 771; III, 9, 120, 131, 137, 260, 262, 451, 493, 494, 498, 499, 518, 733, 735, 741, 746, 748, 763]. Во втором томе ПВСП Афанасьев учитывает уже не только книгу А. А. Потебни, но и ее критический разбор, выполненный П. А. Лавровским [II, 178; III, 588].
При работе над третьим томом ПВСП Афанасьев активно использовал работы А. А. Потебни, опубликованные в 1867 г., главным образом его статью «О доле и сродных с нею существах». Ссылки на эту статью даются с указанием издания, в котором она помещена, например: «Труды моек, археол. Общ., в. II, 181» ([III, 115], см. также: [с. 300, 397, 390-391, 406, 414]). Таким же образом, без указания автора, приводятся ссылки на две другие работы А. А. Потебни: «К статье А. Н. Афанасьева „Для археологии русского быта“» [III, 556] и «О купальских огнях и сродных с ними представлениях» [III, 492, 803-804]. Впрочем, в двух случаях при ссылках на статьи о доле и о купальских огнях названа и фамилия А. А. Потебни [III, 723, 800].
Вопрос, конечно, заключается не в количестве ссылок или их оформлении, а в том, как Афанасьев использует чужие тексты. Возьмем, например, обширный фрагмент первого тома ПВСП, в котором речь идет о святочных обходах с плугом, о Змиевых валах и легендах о божественных кузнецах Борисе и Глебе, Козьме и Демьяне [I, 557-564]. На протяжении восьми страниц Афанасьев дважды ссылается на книгу «О мифическом значении» и один раз на книгу «О некоторых символах в славянской народной поэзии». Однако если сверить текст Афанасьева с соответствующим фрагментом А. А. Потебни [Потебня 1865, с. 6-15], то можно заметить, что местами Афанасьев почти буквально пересказывает своего младшего современника* Например» у А. А. Потебни читаем: «И здесь безмездные врачи и бессребренники Козьма и Демьян стали кузнецами, по причине звуковой близости имени Кузьмы со словами кузня, кузло (ков)» [там же, с. 10]. Афанасьев также отвечает, что представления о боге-громовнике «были перенесены и на св. Кузьму, по созвучию этого имени с словами: кузло (ковка) и кузня» [I, 562].
Таких скрытых цитат из А. А, Потебни можно найти у Афанасьева множество. Приведем лишь два примера. «У всех славян чеснок — необходимая принадлежность ужина накануне Рождества», — пишет А. А. Потебня [1865, с. 305]. «У всех славян он [чеснок. — А. Т.] составляет необходимую принадлежность ужина накануне Рождества..», — читаем у Афанасьева [II» 571]» У А. А. Потебни: «...сыпанье по символическому значению вполне соответствует обливанью» [Потебня 1989, с. 345] У Афанасьева: «В народных обрядах посыпание зерновым хлебом вполне соответствует обливанию водою...» [И, 178]. В подобных случаях (а их число можно было бы увеличить) Афанасьев не просто использует идеи или наблюдения А. А. Потебни, но непосредственно интерполирует в свой труд фрагменты его текстов.
Обращаясь к первой книге А. А. Потебни «О некоторых символах в славянской народной поэзии», Афанасьев привлекает семасиологические и этимологические наблюдения харьковского ученого, берет у него тематические подборки славянской лексики. Впрочем, приводя те же лексические или фольклорно-этнографические материалы, что и Потебня, Афанасьев подчас дает им иную интепретацию. Например, оба ученых описывали южнославянские обряды вызывания дождя (додола, прпоруше), опираясь главным образом на словарь сербского языка и сборник песен В. Караджича. Интерпретация А. А. Потебни имеет лаконичный характер и, с точки зрения мифологической, вполне оправдана: «...додола, молящая дождя и обрученная с облаком, есть земля» [Потебня 1989, с. 343]. Афанасьев на основе тех же данных сочиняет целую аллегорическую картину: «...по нашему мнению, додола, одетая в зелень и цветы и сопровождаемая толпою девиц, изображает богиню весны или, что то же, богиню-громовницу, шествующую над полями и нивами со свитою полногрудых нимф, за которыми стремительно гонятся в шуме весенней грозы Перун и его спутники, настигают их разящими молниями (=фаллюсом) и тем самым вступают с ними в любовный союз» [II, 174].
Благодаря тому, что множество наблюдений раннего А. А. Потебни было использовано Афанасьевым, харьковский ученый оказался впоследствии в двойственном отношении к своим собственным текстам 1860-х гг., ибо читателям они были известны главным образом по их пересказу в ПВСП. Характерно, что в поздней книге «Объяснения малорусских и сродных народных песен» А. А. Потебня нередко дает двойную ссылку — на свои ранние работы и на соответствующие страницы ПВСП. Например, полемизируя с тем объяснением «овсеня», которое было предложено А. Н. Веселовским, А. А. Потебня отмечает: «...я и теперь не могу отстать от объяснения <...> предложенного в моем сочинении „О миф. знач. некр. обр.“ М., 1865, 21 (откуда — Аф. П. В. III, 748)» [Потебня 1887, с. 41]. Особая пикантность ситуации заключалась в том, что и полемизировать А. А. Потебне приходилось подчас сразу и с ПВСП, и с самим же собой. Так, например, по поводу выражения «кликали плугу» А. А. Потебня пишет, что в книге 1865 г. оно было объяснено им «слишком поспешно», и прибавляет, не уточняя: «...то же у Аф. П. В. III, 748» [там же, с. 45].
В главе о А. А. Потебне мы еще вернемся к его отзывам об идеях и сочинениях Афанасьева.