загрузка...
 
Е.И. Чигар?ва Встречи, беседы, музыка
Повернутись до змісту

Е.И. Чигар?ва Встречи, беседы, музыка

 

Я познакомилась с Александром Лазаревичем в 1973 году, когда по- лучила в журнале «Советская музыка» заказ на статью о нем. Фактически не обнаружив в Консерватории и Союзе композиторов ни нот, ни записей его произведений, я пришла к нему в дом – и сразу попала в удивительный мир. Передо мной был человек не просто высокой культуры, но высшей духов- ной природы, который буквально жил музыкой и жил в музыке. Это был маг, чародей, которому подчинялся волшебный мир звуков! Мир для него был Музыкой, красота и глубокая грусть жизни, высший смысл ее, открыв- шийся композитору, освещает и его собственные сочинения.

Каждое посещение дома А.Л. Локшина было для меня праздником. За порогом оставались все заботы, огорчения, суета жизни. «Ну, что мы се- годня будем слушать?» – спрашивал, встречая меня, загадочно улыбающий- ся Александр Лазаревич, уже приготовив какую-то новую запись, которой ему хотелось «поделиться» с гостями. В его комнате, на журнальном столи- ке лежал очередной томик с закладкой – то, что он читал, нередко при этом подбирая текст для нового сочинения, которое обдумывал. Александр Лаза- ревич включал аппаратуру – и начиналось таинство. Звучали произведения его любимых композиторов – Баха, Малера, Берга, Шостаковича. Слушая, Александр Лазаревич увлекался, отдавался музыке, вдохновенно дирижиро- вал и буквально весь светился: иногда при этом он делал замечания – вос- торженные, одобрительные или даже критические – ведь он был своим в

«мире великих»! Чрезвычайно интересно было и слушать его, и смотреть на

него в это время – в его выразительном лице и в жестах можно было читать партитуру звучащего произведения, он сам становился этой музыкой.

Иногда нас ожидал сюрприз: Александр Лазаревич ставил на пюпитр только что законченную партитуру14  и играл нам свое новое произведение, которое еще не исполнялось и которое еще никто не знал – в этот момент мы ощущали себя посвященными! Роялем Локшин владел в совершенстве. Этот инструмент звучал у него, как оркестр – его удивительный, многокра- сочный, полимелодический оркестр. А так как зрелые произведения Алек- сандра Лазаревича были почти сплошь вокально-оркестровыми, то он также пел. И хотя он не обладал какими-то особенными вокальными данными (у

 

13  Чигар?ва Евгения Ивановна, доктор искусствоведения, профессор кафедры теории м узыки

Московской консерватории.

14  Сочиняя, Локшин сразу писал партитуру, клавиров он вообще не признавал, с большим н е- удовольствием создавая их только для вокалистов -исполнителей. Когда однажды я попросила у него клавир его Седьмой симфонии, он просто удивился: «Зачем?» Больше подобных просьб я

не повторяла. – Прим. Е.И. Чигаревой.


 

него был типичный «композиторский» голос), тем не менее ему каким-то образом удавалось передать живое звучание и солистов, и хора. Впечатле- ние от этих авторских исполнений, пожалуй, не уступало концертным (а в каких-то отношениях, может быть, даже их превосходило!). Так незаметно пролетал вечер. А потом гостеприимная, радушная Татьяна Борисовна кор- мила нас ужином, а Александр Лазаревич за столом о чем-нибудь рассказы- вал – остроумно, ярко, с блеском!

Это было прекрасное, незабываемое время, и я счастлива, что это вы-

пало мне на долю.

 

* * *

 

В те годы, когда я его знала, Александра Лазаревич жил замкнуто, уединенно, у него бывало не много людей, но те, кто становился близок ему и его семье, постоянно испытывали в его доме почти родственное тепло и трогательную заботу о себе. Это касалось не только меня, но и рано умер- шей Ирэны Лаврентьевой, талантливого музыковеда, написавшего прекрас- ную статью об Александра Лазаревиче. Как и меня, ее тоже привела в дом Локшина любовь  к его музыке. Редкий человек, замечательный музыкант, она стала близким человеком для Александра Лазаревича и его жены, они полюбили ее и очень тяжело переживали ее смерть (в 1981 году). Помню, как вскоре после ее кончины я пришла в дом Локшина, и печальный, расте- рянный  Александр  Лазаревич  вместо  обычного  прослушивания  музыки вдруг начал читать вслух своего любимого Зощенко – повесть «Аполлон и Тамара». Внезапно голос его задрожал и прервался. В тот день я впервые услышала от него: «Кто следующий?» Тогда я не понимала, что следующим он считал себя.

 

* * *

 

Я часто размышляла над вопросом: почему музыка Александра Лаза- ревича Локшина звучит так индивидуально-неповторимо, так «не похоже» на все остальное, что звучало в эти годы: почему она так захватывает, «за- бирает» слушателя? Ведь композитор не пользуется какими-либо особыми средствами, не стремится к особой оригинальности. Как вообще ему уда- лось обрести свой жанр, свое место в музыкальном искусстве?

Александр Лазаревич Локшин написал свою Первую симфонию, ко-

торую можно считать началом его зрелого творчества, в 1957 году. В это время и далее – в 60-е годы – картина музыкальной жизни Москвы была довольно сложной и противоречивой. Выделялись два наиболее ярко выра- женных направления – традиционное, опирающееся на классическое насле- дие (Т. Хренников, Г. Свиридов, Д.   Кабалевский, А. Хачатурян), и более молодое радикальное крыло, которое в первую очередь было представлено


 

 

Чигарева Е.И.

Встречи,  беседы, музыка                                                                                    31

 

такими, теперь широко известными, именами как А. Шнитке, Э. Денисов, С. Губайдулина. Разумеется, к этому не сводилось все разнообразие тенден- ций. Например, именно в это время возникла яркая «фольклорная волна» (в тот период – Р. Щедрин, В. Гаврилин и др.). Важную роль стала играть ле- нинградская школа – например, такие композиторы «среднего» поколения, как Г. Уствольская, С. Слонимский, Б. Тищенко. И наконец,  не надо забы- вать, что в эти годы продолжал писать Дмитрий Шостакович (объединяю- щий в себе, конечно, и «традиционное», и новаторское начала), каждое но- вое произведение которого становилось событием. Но особенно резкое сти- левое размежевание было между «традиционным» и «радикальным» направлениями, что подчас приводило к конфликтам. Радикально настроен- ные молодые композиторы в 60-е годы активно осваивали достижения за- падного авангарда, внедряя их в свое творчество. Однако, вскоре у некото- рых из них появилась неудовлетворенность строгим ограничением средств, которое предписывается в этих новых видах техники. Начались поиски но- вой выразительности. Тогда – в конце 60-х – начале 70-х годов – возникла идея «полистилистики» – оперирования контрастными стилевыми пласта- ми, дающая богатые драматургические возможности. К этой технике обра- щались композиторы самой различной стилевой ориентации  – ей отдали дань такие мастера, как Б. Чайковский (во Второй симфонии), А. Пярт («Коллаж на тему ВАСН»), Р. Щедрин, А. Шнитке и др. Но вскоре стано- вится ясно, что полистилистика – лишь один из возможных способов орга- низации материала, что она не решает всех проблем. Уже во второй пол о- вине 70-х годов на смену стилевому контрасту все чаще приходит синтез стилей. Вновь в центре внимания оказывается проблема единства, целост- ности концепции. Появляется так называемая «новая простота» – в частно- сти, связанная с тенденциями неоромантизма.

Самое удивительное, однако, что Александр Лазаревич стоял как бы

в стороне от этой напряженной борьбы, вне этой бурной эволюции. Найдя уже в Первой симфонии свою жанровую и стилевую константу, он далее не сходил с избранного пути. Его никогда не интересовала «борьба партий» – более того, он относился к ней иронически. Ориентация на технику, оценка произведения в зависимости от «направления», к которому принадлежит автор, была ему глубоко чужда. Главным для него было – эмоциональная выразительность, верность художественной правде, красота. И, как показы- вают некоторые тенденции, в дальнейшей эволюции отечественной музыки именно эти эстетические принципы А. Локшина оказались наиболее пер- спективными и жизнеспособными.

1998


 

 



загрузка...