загрузка...
 
25.6.ЦЕЛИ
Повернутись до змісту

25.6.ЦЕЛИ

Многие последовательности поведенческих актов, по-видимому, должны включать ряд реакций, которые отобраны и направлены таким образом, что приводят животное к определенной цели. В таких случаях можно сказать, что различные реакции, совершаемые животным до достижения цели, объединяются этой целью. Что касается точной интерпретации таких случаев, то на этот счет существуют самые крайние точки зрения. Когда понятие о «целевых» побуждениях, введенное в начале двадцатого века, столкнулось с понятиями «рефлексов» и «тропизмов», принятыми первыми бихевиористами, многие сочли применение таких слов, как «цель» или «направленность», неоправданным. Частично это было связано с тем, что такие термины могут иметь еще'какой-то смысл, помимо того, который им придавался в чисто описательных целях. Но сейчас, когда признали, что даже механизмы с отрицательной обратной связью можно рассматривать как телеологические [2049], считается возможным трактовать поведение животных в понятиях «поиска цели». После того как Крейк [474] высказал предположение, что мышление можно рассматривать как форму символики, сходную с употребляемой в вычислительной технике, стало легче постулировать у животных наличие «схемы», «мысленных схем», «нервных моделей» или золльверта, с которыми могла бы сравниваться внешняя ситуация. Однако следует задать себе вопрос, когда же необходимы такие концепции. Кроме того, нельзя забывать о различиях между животными: одних и тех же целей разные животные добиваются разными путями, а способности представителей разных видов и разных филетических групп весьма различны. Необходимо, следовательно, определить, насколько широкими могут быть наши обобщения. Выясняя причинные механизмы, лежащие в основе адаптивного поведения, должны ли мы рассматривать все поведение животных как «направленное» [2088] и можно ли различать степени направленности?

Сначала остановимся на терминологических вопросах. Понятие «цели» всегда связано с ситуацией, которая заканчивает последовательность поведенческих актов. Однако -обратное утверждение несправедливо, поскольку последовательности поведенческих актов могут завершаться так, что это не опишешь как достижение какой-то цели. Например, мы уже говорили об изменениях в реактивности, связанных с «выполнением» (гл. 13), «привыканием» (гл. 6 и 13), «удалением» или изменением вызывающих реакцию стимулов (см., например, разд. 15.3) и угашением (гл. 24). Если термин «целенаправленное» определить так широко, чтобы он включал вбе подобные случаи, то он вряд ли будет полезен при классификации поведения. Часто даже в тех случаях, когда последовательность поведенческих актов заканчивается завершающим стимулом (гл. 10), это поведение трудно назвать целенаправленным, так как влияние завершающих стимулов может быть чисто тормозным [1075].

Общим для определений целенаправленного поведения является предположение, что у животного есть какой-то внутренний коррелят целевой ситуации (см., например, [2137, 2375]). В операциональном плане можно предположить, что целенаправленные реакции — это такие реакции, которые контролируются несоответствием между данной конкретной ситуацией и целевой ситуацией: действия животного прекращаются, когда эти ситуации Совпадают. Ряд таких случаев был уже рассмотрен в предыдущих главах, например коррекция, производимая певцом, когда ему приходится долго тянуть одну ноту (гл. 3), и оптомоторные реакции и реакции ориентации у насекомых (гл. 5 и 7). На первый взгляд представляется, что есть простой критерий целенаправленного поведения и что он сводится к следующему: если активность, просто вызываемая раздражителем, усиливается (как по частоте, так и по интенсивности) по мере приближения раздражителя к определенной величине, то поведенческая активность, направленная к определенной цели, будет ослабевать по мере приближения к целевой ситуации. Однако здесь возникают некоторые трудности. Во-иервых, как уже говорилось в разд. 6.4, следует соблюдать большую осторожность, переходя от поведения, контро~ лируемого несоответствием между существующей ситуацией и золль- вертом, к постулированию компараторного механизма. Во-вторых, в приведенных выше случаях описано значительно более простое поведение, чем то, которое описывается как целенаправленное, например побежка в лабиринте. Если мы попытаемся рассмотреть последнее, то все уже не будет выглядеть так просто. Крысы часто бегут быстрее всего при приближении к цели [1742], да и люди начинают работать более энергично, когда работа близится к завершению [2541]. В таких случаях реакция не имеет никакой устойчивой связи с несоответствием, а мы, стало быть,— никакого критерия целенаправленного поведения.

Торп [2375] дал дополнительные критерии, по которым совокупность Действий можно определить как целевую, или целенаправленную. Должен иметься большой, но не бесконечный ряд альтернативных действий и должна быть определенная способность выбирать более рациональный или более простой путь из двух или нескольких возможных. Смысл последнего критерия очевиден: имеется в виду, например, способность выбирать кратчайший путь в лабиринте, предпочитая его знакомому пути (см., например, [18821). Однако в качестве общего критерия он не особенно пригоден, так как трудно говорить о большей или меньшей целесообразности пути, который животное никогда не использует. Торп не определяет критерий существования альтернативных способов действия. Подразумевает ли он альтернативные способы действия эффекторов или центральных нервных механизмов или способность находить новые пути?

-Кроме того, наличие альтернативных действий само по себе, безусловно, не является основанием для предположений о «целенаправленности». Например, Рассел [2088] приводил классические наблюдения Дженнингса над инфузорией Stentor, которая, попав в струю частиц кармина, может «испытать» несколько разных способов действий, до тех пор пока не выберется из нее; он использовал этот пример как свидетельство существования «силы, меняющей поведение в зависимости от результатов предшествующих действий, силы, которая по существу является психической и которая приводит явления и действия в соответствие с ситуацией». Однако это уж слишком сложно; каждый вид поведения стереотипен, и его прекращение может быть вызвано просто тормозными эффектами, следующими за выполнением (гл. 13), а не реакцией на «сигналы ошибки».

Торп [2375] также ссылается на сложность и изменчивость поведения как на доказательство его целенаправленности. Например, он дает описание поведения при восстановлении гнезд у ос и других беспозвоночных, которое обнаруживает неожиданную пластичность как в типе действий, так и в способах организации их в последовательности. Однако какие именно стимулы вызывают отдельные реакции, до сих пор точно не известно, и, таким образом, нет окончательныхдоказательств, что, например, реакция осы на повреждение гнезда является реакцией на разницу между поврежденным и целым гнездом, а не реакцией на края дыры.

Еще один пример, подробно рассмотренный Торпом [2375], относится к гнездостроительному поведению длиннохвостой синицы (Aegithalos саийаЫз). Ссылаясь на описательные данные Тинбергена, Торп показывает, что данное поведение формируется из тринадцати двигательных актов и реактивности к восемнадцати раздражителям, разрешающим эти реакции. Торп высказывает мысль, что такая сложность свидетельствует о целевой направленности, и считает, что у птицы имеется какое-то «представление» о том, как должно выглядеть законченное гнездо и что «добавление в определенные места кусочков мха и лишайника будет «приближать» гнездо к идеальному образу, тогда как добавление в другие — уменьшать его сходство с этим образом». Фактически здесь надо рассмотреть три главных момента. Во-первых, данные, полученные на других видах птиц, говорят о том, что на гнездостроительное поведение влияют стимулы, получаемые от гнезда (см. разд. 25.4); однако само по себе это не обязательно предполагает сравнение с золльвертом. Во-вторых (зто по крайней мере вполне вероятно), ориентация отдельных гнездостроительных движений зависит от неровностей, щелей или выступов в постройке. Но даже если в данном случае имеет смысл говорить о сравнении с золльвертом, то только в отношении соответствия ему отдельных движений, а это вовсе не то же самое, что сравнение имеющейся структуры с законченным гнездом. Крук [488], исследуя гнездостроительное поведение ткачиков, не нашел никаких данных, свидетельствующих о процессе сравнения стимулов, получаемых от гнезда, с целевой ситуацией. При повреждении гнезд восстановление их было по существу стереотипным повторением ранних фаз гнездостроительного поведения, и эти действия были успешными лишь в тех случаях, если не изменялась ориентация гнезда. Если же ориентацию изменяли, то птица строила новое исходное кольцо и, начиная с него, возводила новое гнездо, которое не совпадало со старым. Третий момент связан с тем, что Торп в своем обсуждении этого и других случаев гнездостроительного поведения предположил, что сигналы ошибки способствуют интеграции и другим путем. Не только движения, вызываемые и ориентируемые несоответствием, существующего строения завершенному гнезду, но и движения, уменьшающие это несоответствие (даже если они не достигают цели немедленно), будут повторяться с большей вероятностью. Это позволило бы рассматривать гнездостроительное поведение в одном ряду с другими примерами развития двигательных актов (гл. 19), однако оснований для такой точки зрения пока не много. Имеющиеся данные говорят о том, что эффективность и ориентация движений больше зависят от уровня мотивации, чем от опыта (см. разд. 25.2).

Третий пример, приводимый по тому же поводу Расселом, совсем другого порядка. Как мы уже говорили в гл. 24, крысы, у которых путем операций па спинном мозге или мозжечке вызывали нарущения двигательной координации, тем не менее могли использовать совершенно новые движения, чтобы найти правильный путь в лабиринте [1461]. Весьма существенным моментом является то, что новые движения не стереотипны, а отбираются таким образом, чтобы приблизить животное к цели. Кроме того, новые последовательности движений без какой-либо случайной активности сразу же сменяют старые и оказываются эффективными.

Сопоставляя эти примеры, можно сделать два вывода. Во-первых, постоянство поведения при разнообразии действий не может быть критерием его «целенаправленности» в полезном смысле этого термина, если эти действия не отбираются из обширного репертуара стереотипных' движений или из варьирующих по форме движений так, что это приводит животное к цели. Во-вторых, самое сложное проявление целенаправленности предполагает выбор наиболее экономичного пути от начальной точки к конечной цели и, стало быть, неизменность этого пути. Когда обезьяна, получив механическую «головоломку», кусает, толкает и трясет ее явно совершенно случайным образом, поведение обезьяны целенаправленно только в том смысле, что решение головоломки прекратит подобное поведение, но не в том, что обезьяна руководствуется сигналами ошибки. Не будучи показателем целенаправленности, такая изменчивость типов поведения может служить показателем противоположного явления, так как предполагает, что особого отбора при этом не происходит. Кажущаяся изменчивость эффективного целенаправленного поведения связана лишь с большим числом начальных точек, из которых может быть найден путь к цели.

Если поведение описывается как целенаправленное, вся последовательность складывается из последовательностей промежуточных целей («субцелей»). Это можно проиллюстрировать с помощью модели обучения крыс в лабиринте, предложенной Дейчем [572]. Дейч утверждает, что обучение в лабиринте состоит не в выработке ряда реакций, а в установлении последовательности субцелей, поочередное достижение которых приводит к окончательной цели — к кормушке. Здесь мы имеем дело-в первую очередь не с обучением, а с регуляцией уже выученных реакций. Чтобы объяснить это, Дейч разработал гипотетическую схему, основанную на мотивационной модели с обратной связью и использующую также принципы общих причинных факторов, цепных реакций и тормозных связей, которая объясняет многие факты обучения в лабиринте. Его мотивационная модель показана на рис. 185, где отмечено действие обратной связи. Дейч предполагает, что в основе решения сложной задачи (например, выбор правильного пути в лабиринте) лежит серия элементов, каждый из которых состоит из анализатора (или сенсорно-перцептивного механизма с избирательной реактивностью), промежуточного звена и двигательного элемента. Промежуточные звенья соединяются таким образом, что, когда «первичное» звено (обозначенное на рис. 185
как «центральная структура») активируется изменением во внутренней среде, все другие звенья также активируются (принцип общих йричинных факторов). Как только анализатор повергнется раздражению, возбуждение перестает проходить дальше первичного звена и направляется на двигательный механизм (рис. 186). Этот элемент действует как механизм поиска цели, оптимизируя получаемую стимуляцию. Когда это достигнуто, возбуждается следующий анализатор (принцип цепной реакции), и его стимуляция оптимизируется благодаря активности его собственного двигательного механизма.

Процесс продолжается до тех пор, пока активность первичного звена не будет заторможена соответствующим завершающим стимулом. При дополнительном предположении об изменении ? проводимости в связях, наступающем после исполнения, схема Дейча описывает модель механизма, который будет обучаться побежке с поочередной сменой целей и остановке, когда вся серия целей исчерпается. Модель будет избегать тупиков и сокращать путь, но не может делать обходов. Особенно интересна способность модели находить более короткий путь, так к&к это предполагает,- что при возникновении такой возможности модель будет идти к целям, более близким (в пространственном или каком-то ином отношении) к конечной завершающей цели, вместо того чтобы действовать в уже установившемся порядке. Иными словами, отбор среди возможных целей не случаен, но и не определяется полностью внешними условиями. Таким образом, в основе лежит поиск цели как в том смысле, что субцели разыскиваются двигательными механизмами, действующими по очереди, так и в том смысле, что имеется определенная способность отбирать соответствующие субцели. Такие схемы могут оказаться полезными для определения условий, необходимых, чтобы как-то «объяснить» (на любом аналитическом уровне) поведение в лабиринте. Неизвестно, однако, насколько эти схемы могут способствовать окончательному решению вопроса.

Здесь важно подчеркнуть, что поведение может быть на одном уровне интеграции целенаправленным, а на другом — нет. На ранних стадиях гнездостроительного поведения характерные движения ткачика ориентированы и скоординированы так, чтобы получить законченный «стежок», но зти стежки не направляются таким образом, чтобы это привело к сооружению гнезда. Низшие уровни, вероятно, целенаправленны, но направленности поведения к завершению строительства гнезда при этом нет. У Э. Говарда в классических полевых исследованиях поведения птиц можно найти множество

других примеров того, как при низкой мотивации видоспецифичные движения исполняются в незавершенной, дезориентированной и лишенной функционального значения форме. Даже в тех случаях, когда мотивация достигает максимальной силы, биологические следствия могут появляться без действия целесообразных механизмов, ведущих к этим следствиям. Например, при строительстве гнезда действия целенаправленных механизмов, управляющих частными видами активности, вероятно, интегрируются стимулами от увеличивающейся постройки, что ведет к завершению стрбительства гнезда (рис. 119 и 120).

Эти же случаи можно рассмотреть, используя схему, разработанную Миллером и др. [1735], для описания целенаправленности поведения человека. Эти авторы предположили, что основным в организации поведения является зависимость от отрицательной обратнойсвязи, как показано на рис. 187, А. Блок проверки служит для сравнения входа с определенными критериями, установленными организмом: в результате несовпадения происходит реакция. После реакции следующая проверка вновь выявляет несовпадение. Если совпадение произошло, действие прекращается. Последовательность, таким образом, выглядит как тест — действие — тест — прекращение действия, ТДТП (TesT — Operate — Test — Exit, TOTE).

Такая схема может быть применена на многих уровнях: от рефлекса, где схема может отражать происхождение импульсов, передаваемых по нейронам, до более сложных форм поведения, в случае которых на схеме будут представлены потоки информации и управляющие сигналы. Авторы предположили, что такие ТДТП-элементы могут быть связаны в иерархическую систему, и проиллюстрировали эту мысль, рассмотрев предполагаемый механизм, лежащий в основе движений заколачивания гвоздя молотком (рис. 187, Б). Движение состоит из двух фаз — поднятия молотка и удара по шляпке гвоздя. Этот процесс должен продолжаться до тех пор, пока шляпка гвоздя не будет утоплена. Таким образом, последовательность событий выглядит следующим образом.

Проверка гвоздя (установка шляпкой вверх). Проверка молотка (молоток внизу). Поднятие молотка. Проверка молотка (молоток вверху). Удар по гвоздю. Проверка молотка (молоток внизу). Проверка гвоздя (шляпка торчит)... Проверка гвоздя (шляпка утоплена). Управление передается в другой блок.

Не стоит останавливаться на множестве случаев, в которых такую модель можно было бы использовать для выявления структуры поведения человека. В данном случае нам важно обратить внимание на иерархическую организацию, так как она создает возможность целенаправленного поведения (в определенном смысле) на одном уровне и ненаправленного на другом. Миллер и его сотрудники предполагают, что даже простейший рефлекс основывается на структуре ТДТП. Это не только не необходимо, но и ошибочно. В самом деле, ведь основной задачей сравнительных психологов как раз и является определение того, на каких уровнях и на каких этапах применима каждая модель (ср. гл. 3).

В итоге мы видим, что любое определение целенаправленного поведения сопряжено с трудностями. Хотя в некотором смысле эта категория полезна и позволяет выделять поведенческие последовательности (включающие, видимо, не только те принципы интеграции, которые мы ранее обсуждали в этой главе), ее трудно выделить с помощью каких-либо точных критериев. Ясно, что для того, чтобы термином «цель» можно было пользоваться, он должен быть применим к ситуациям, приводящим поведенческие последовательности к концу. Кроме того, он должен быть ограничен случаями, в которых в поведение включены реакции на несоответствие между существующей и целевой ситуацией, что явно подразумевает обратную связь. Однако следует помнить, что такое несоответствие не всегда легко определить и что оно может разными способами влиять на поведение — определять интенсивность активности или ее направленность, природу или даже субцели, на которые она направлена. Степень изменчивости поведения, хотя и проливает свет на природу участвующих в этом механизмов, сама по себе неприменима в качестве критерия. Если учесть эти трудности в определении, ясно, что мы можем использовать термин «целенаправленность» лишь как грубое описательное понятие. Тем не менее применение методов (даже только качественных), используемых при исследовании управляющих систем, показывает, что целенаправленность поведения можно объяснить, не постулируя никаких таинственных сил. В этом ограниченном смысле целенаправленность поддается причинному анализу.



загрузка...