загрузка...
 
Глава первая РАКЕТЫ ВМЕСТО ХЛЕБА
Повернутись до змісту

Глава первая РАКЕТЫ ВМЕСТО ХЛЕБА

В декабре 1959 года в составе Вооруженных сил стали создаваться ракетные войска стратегического назначения. Руководство страны получало в свое распоряжение наступательные ядерные силы громадной мощности. Создавались условия, при которых волей одного-двух маньяков прекрасная наша планета Земля могла быть превращена в безжизненную пустыню.

Тридцать один год я отдал этому виду Вооруженных сил из всех сорока девяти, проведенных в строю.

В ракетных войсках я оказался с первых лет их зарождения и становления. В памяти свежи неимоверные трудности и немалые испытания тех дней. Урал, Сибирь, Дальний Восток, глухие, необитаемые уголки России, где быстро стали возникать ракетные базы, для первых ракетчиков, их семей превратились в места лишений, страданий, больших разочарований и краха надежд. Мало об этом писалось в газетах, молчало телевидение. Доступ туда всем был наглухо перекрыт. Грандиозность и размах тех событий поражает количеством вовлеченных людей, громадностью территории, на которой развернулось сооружение таких баз.

Сотни тысяч таких, как я, представителей различных видов и родов войск в те годы были направлены в Ракетные войска стратегического назначения.

Последний курс в академии. Все наши мысли о том, куда пошлют после учебы. Кадровая возня, вызовы для бесед в связи с этим в жизни выпускников стали главным. В числе двадцати я попал в список кандидатов в Ракетные войска. Хотя академия непосредственно специалистов для этого рода войск не готовила, однако в течение всего срока обучения отводился Довольно обширный курс по ракетной технике и способам боевого применения ракетных войск.

Все мы видели себя в роли общевойсковых начальников, поэтому такая крутая ломка нашей дальнейшей карьеры, вызывала противоречивые чувства. С одной стороны, - незнакомая область военного дела, с другой - заманчивая перспектива, как это нам преподносилось. Но нашего согласия не спросили, вопрос о нашем назначении был решен с новым командованием ракетчиков. Меня назначили начальником штаба ракетного полка.

Нас переодели в артиллерийскую форму и пригласили в главный штаб Равных войск стратегического назначения. Уголок Подмосковья, в пятнадцати километрах западнее Москвы... живописные холмы, три пруда на разных уровнях, липовые аллеи. Трудно представить, что это средняя Россия. Красивейшие леса вокруг небольшого села Одинцово нам были знакомы, здесь с первых дней учебы в академии проводилась лыжная подготовка.

В этом районе, теперь в закрытом городке, разместился только что сформированный главный штаб и другие управления главкомата. Деревянные бараки, небольшие дома старой постройки - все приспосабливалось под служебные и жилые помещения.

В одном из кирпичных особняков разместились главнокомандующий и начальник главного штаба со своими канцеляриями. Вначале нас принял начальник главного штаба генерал-лейтенант Никольский М.А. На втором этаже нас представили главнокомандующему Ракетными войсками стратегического назначения главному маршалу артиллерии Неделину М.И.

Оба начальника разговор с нами вели, в основном, о секретности нового оружия. С этого момента нам запрещалось делиться с кем бы то ни было о том, что мы слышали и особенно о местах, куда мы получим назначение. Главком, кроме того, уделил внимание огромной важности Ракетных войск стратегического назначения во всей системе обороны страны и большой заботе партии и правительства, лично Н.С. Хрущева о новом виде Вооруженных сил.

Однако мы так и не услышали о том, что нас волновало больше всего: о наших задачах, об условиях, в которых развертываются войска. Хотя все вокруг нас было необычно новым, мы были удивлены скудностью того, что услышали. Трудно было представить, что на таком высоком уровне так чрезвычайно мало информации об обстановке в войсках. В этом мы убедились позже. Среди многих работников аппарата витал дух романтизма, царило оптимистическое настроение, оно было оправданно тем, что большинство получило большие посты, ждали высоких званий. Небольшой по своему составу штаб инженерно-ракетных частей разросся в орган с многочисленными главками, управлениями, службами, научно-исследовательскими учреждениями.

На западе страны были развернуты и несли боевое дежурство две большие ракетные армии. С начала года ракетные войска стали пополняться семью ракетными корпусами, которые начали развертывание на остальной территории страны. Динамичная обстановка, безусловно, требовала высокой организации, неимоверных усилий по поддержанию порядка и титанической работы по испытаниям оружия и ввода его в строй.

Поезд мчится на восток. В одном вагоне мои однокашники по академии, тоже, как и я, получившие назначение в Сибирь. Я еду с семьей в Новосибирск. Но друг другу об этом не говорим. По пути узнаем, что нас разбросали от Владимира до Хабаровска. Вместе со мною вагон покинули подполковники Еремеев И.М., Сисин Н.П., Сержантов Ф.Н., Лукманов Ш.Ф. Незнакомый город... Конечно, нас никто не встречал. С семьями, немудреным своим скарбом мы оказались на вокзале. Мы знаем номера своих частей, но такие части не числятся даже в комендатуре. После длительных поисков нашли  штаб военного округа, где нам рассказали, как найти городок нашей части. Перед нашими глазами предстал полуразрушенный городок, заброшенный, как нам сказали, еще со времен войны. Картина страшного запустения, так называемые николаевские казармы в последний раз были покинуты воинами-сибиряками, ушедшими на защиту Москвы. Обвалившиеся кирпичные казармы зияли проемами окон и дверей. Водопровод бездействовал, электричество не подведено, об отоплении речи не могло быть. Весь двор в бурьяне выше человеческого роста. Лучшего места для размещения новой ракетной части, видимо, в округе не нашлось. Известно ли об этом там, в Москве, где в ярких красках описывали прелести нового вида войск? Ничего другого нам не оставалось делать, как только возмущаться теперь уже вслух, без страха быть услышанными высоким начальством.

В глубине двора в сохранившемся, здесь кто-то жил, одноэтажном здании нас приняли начальник 47-го полигона (в действительности командир ракетного корпуса) полковник Захаров К.И. и командир ракетной бригады, в которой нам предстояло служить, полковник Зайков Н.И. Мы услышали довольно обстоятельный рассказ о том, что нас ожидает. Квартир для наших семей нет, оказывается мы поторопились с ними. Нам дали один день на их устройство. Никакой помощи даже в поисках частных квартир нам не предложили. Опять мы одни перед нашими проблемами в большом, таком не уютном для нас, городе. Но семьи на вокзале, ждут нас с надеждой, они тоже в числе обманутых.

Начались мучительные поиски хоть какого-либо жилья. В приличных домах с нами никто не хочет говорить, никаких справок на этот счет никто тогда не давал. Оставался один путь - залезать в трущобы.

В Новосибирске в те годы еще была знаменитая Каменка - трущобы, разбросанные по громадному оврагу, который делил город на две части. В этом овраге с большим трудом мне удалось найти маленькую комнату в покосившемся домике. Моя семья состояла из четырех человек. Кроме нас с женой и маленького ребенка с нами приехала мать жены. Все еще было впереди, нас ждали в этой халупе сибирские морозы.

В эти же дни в полк прибыли командир - подполковник Жуков В.А. и его заместитель по тылу подполковник Мукомол И.С. В штаб бригады, кроме командира, прибыли начальник штаба подполковник Нусинов М.С. и начальник политотдела подполковник Валов Г.Т.

Вскоре начали поступать офицеры и солдаты. Летчики, флотские офицеры, в основном подводники, танкисты, артиллеристы - представители всех видов и родов войск заполнили весь двор городка. Такую же мозаику представляли солдаты и сержанты, поступающие с Урала, Дальнего Востока и местного Сибирского военного округа. Долго мы еще потом не могли понять, в чем был замысел создания этого нового вида вооруженных сил. к традиционным сухопутным, морским и военно-воздушным войскам присоединялись ракетные. Правильно ли это? Думается, что нет. Пехота - суша, моряки - море, летчики - воздух. А где ракетчики? В космосе! Нет, все виды войск оснащены ракетами, в том числе стратегическими. Так для чего же были созданы новые войска? Это не чисто военный вопрос, более того, с точки зрения военного это не обосновано. В этом существует элемент демонстрации, еще один из способов создания обстановки для политического накала.

Есть решение - есть исполнители. Мест для квартирования войск нет, роты, батареи, дивизионы все более пополняются. В этих условиях первой нашей заботой стала не боевая подготовка подразделений, не сколачивание их, а самая насущная - забота о хлебе, тепле, войсковом жилище.

Среди офицеров все сильнее раздавался ропот недовольства. При направлении в ракетные войска им сулили всякие блага, продвижение по службе, повышенное денежное содержание. Все оказалось дутым, неприкрытым обманом. Часть офицеров, особенно моряков и летчиков, привыкших к служебному комфорту, отказывались выполнять свои обязанности и требовали возвращения в свои части. Участились случаи прямого неповиновения. Это не могло не сказаться на поведении рядового и сержантского состава. Росло количество нарушений порядка, процветали самовольные отлучки и даже оставления частей. Пьянство стало обычным явлением.

Главные трудности были впереди, когда подошло время переселять - в леса, на необжитые места, где развертывалось строительство боевых стартовых позиций.

Шла зима 1961 - 1962 гг. Морозы в районе Новосибирска достигали 40-45 градусов. В палатках, деревянных сборных казармах температура постоянно держалась ниже нуля. На стенах - снег, в умывальниках - лед. Спали в чем ходили, не раздеваясь и не разуваясь. Семейных офицеров в город отпускали не более одного раза в месяц, остальные безотлучно находились в поле. Питались очень плохо. Мяса, яиц, масла, молока не видели. Консервы, супы и каша - постоянная пища. Это потом, через несколько лет, когда были созданы сносные условия для боевого дежурства, офицерам ввели летный паек и была усилена норма питания солдатам.

Семьи офицеров были не в лучших условиях. Ежедневно с утра за черным хлебом выстраивались очереди, белого хлеба не достать. Магазины были пусты, а базаров в Новосибирске практически не было.

Если что привозили из ближайших сел, то еще на подступах к рынку все расхватывалось по любой цене.

Это были 60-е годы, годы наибольшего расцвета правления Н.С. Хрущева, пообещавшего людям через двадцать лет рай коммунизма.

С первых дней формирования ракетных частей проводился выбор мест для размещения боевых позиций. Эти работы велись скрытно, главным образом, от самих же ракетчиков. Кроме командира полка в этом «сверхважном» деле принимали участие представители высших штабов и служб. Однако подразделения и в целом полк, были еще далеки от того состояния, чтобы им можно было вручать ракетно-ядерное оружие. Моральный дух людей полка, особенно офицеров, оставался низким.

Еще более тяжелым было положение военных строителей. Развернулись строительные работы на боевой позиции первого дивизиона. В скальном монолите началась проходка трех шахт для монтажа пусковых установок межконтинентальных ракет. На этой площадке круглосуточно трудились свыше пяти тысяч человек. Проходка шахт велась вручную. Бурились шурфы, местными взрывами разрушалась порода, которая вручную бадьей поднималась наверх. В жестокий мороз полуодетые солдаты-строители, главным образом из южных республик, существовали одной мыслью, где бы обогреться и поесть.

Сроки ввода сооружений в строй были сжаты до предела, а работы продвигались медленно. На глубине двадцати метров в шахтах воду не успевали откачивать. В скальные трещины тоннами закачивалось дорогое жидкое стекло, но вода продолжала поступать. Постепенно в эти работы втягивался весь полк, личный состав которого жил, как и строители, в лесу в палатках и приспособленных строениях.

По единому графику теперь трудились военные строители, промышленные предприятия и ракетчики для единой цели - в указанные сроки доложить руководству страны о постановке на боевое дежурство первых трех ракет в районе Новосибирска.

Бесспорно, что многие понимали тогда государственную важность этих работ. Но не более того. Как всегда в те годы желаемое выдавалось за действительное. Рабский, дешевый труд военных строителей, жуткие бытовые условия первопроходцев-ракетчиков - все это сопровождалось громадными материальными затратами, ужасающей бесхозяйственностью и неприкрытой безответственностью. Никто сегодня, а тем более в будущем, не может сказать, сколько было затрачено впустую.

Поэтому высокому графику на стройку стало поступать промышленное и технологическое оборудование для первых трех шахт. В основном, это были крупногабаритные конструкции весом в сотни тонн каждая. Боевая позиция, Для которой все это предназначалось, находилась от железной дороги более чем в двадцати километрах. Возникла еще одна проблема - как это доставлять к местам монтажа. Выполнение этой задачи возложили на так называемого заказчика, то есть на полк, в котором к этому времени ничего, кроме людей, не было, не говоря уже о каком-либо опыте.

Помнится, я был заместителем командира полка, когда мне предложили возглавить и организовать всю эту работу. В помощь мне назначили помощника - главного инженера полка капитана Буковникова. Стали мы думать, гадать, как выполнить эту несвойственную для военных людей задачу. Пришли к выводу, что нужны специальные сани. Сварили из массивных металлических труб каркас таких саней длиной свыше 30-ти метров, впрягли в них пять мощных тракторов.

Громадный поезд, нагруженный наиболее крупными конструкциями пусковых установок - стальными стаканами - медленно двигался по лесным дорогам только ночью, чтобы никто не видел. Строительство в таких масштабах на большой территории, где было немало населенных пунктов, провести скрытно было невозможно. Можно ли было проехать на таких санях под грохот тракторов незаметно для местных жителей? Каждому из нас было понятно, что это не только смешно, но и глупо. Однако на соблюдение скрытности, на маскировку всех наших работ мы затрачивали массу усилий и времени. Разрабатывали сложные легенды, хотя знали, что они легко раскрываются.

В этом отношении мне припоминается характерный эпизод. На первых порах, для первоначального обучения все полки получили подвижные комплексы с небольшой оперативно-тактической ракетой 8Ж38. Занятия с использованием этой ракеты проводились непосредственно в военном городке в специальных палатках. Перед поступлением штатных стратегических ракет с целью легендирования полк получил артиллерийские пушки, которые демонстративно надо было возить по населенным пунктам. Этим мы должны были всех убедить, что мы артиллеристы.

Среди местных жителей по этому поводу пошел слух - ракетчики малые ракеты будут менять на большие, а охранять их будут пушками. Так что все наши усилия были напрасны. В громадном городе все жители знали, что вблизи обосновались ракетные части и по-другому, как ракетчики, нас не называли.

Но тяжелые санные поезда с громадными конструкциями продолжали двигаться только ночью с потушенными фарами.

Помню, тянули мы поезд через железнодорожное полотно. Когда сани своей серединой были уже на рельсах, за поворотом показался тепловоз, наш военный, управляемый солдатами. Сигналы нашего поста машинист не увидел и случилось то, чего мы опасались, страшный удар по самой средине саней, лопнули тросы, многотонный стакан полетел под откос. На наше счастье люди не пострадали.

Не знаю, как у других, но у меня вся эта работа вызывала какое-то чувство несерьезности. Я тогда часто задумывался над тем, почему такие большие задачи решались как бы на ходу, наспех. Вели изыскательские работы одновременно с проектированием и выполнением заказа. Мы постоянно встречались с большими погрешностями в проектах, с несоответствием поступающего из промышленности оборудования проектной документации. На местах, на ходу велось согласование, проводились доработки. Срывались графики, ломался ритм работы. Такие ошибки дорого стоили. Но тогда с этим никто не считался. Затраты никто не учитывал. Шла безудержная, пресловутая гонка вооружений, которая требовала все больших затрат и новых жертв. Все это вряд ли вызывалось острой необходимостью нашей обороны, нашей безопасности. Набирала темп гонка неравных партнеров. На третьем, на четвертом дыхании мы всеми силами старались удержаться на «беговой дорожке», зная, что финиша в таком «соревновании» не существует.

С такими мыслями и делами мы рыли первые шахты для ракет, готовили первый дивизион на боевое дежурство. К началу 1963 года первые шахтные пусковые установки были готовы для приема ракет.

В начале лета этого же года в дивизию приехал первый заместитель министра обороны генерал-полковник Гречко A.A. Был слух, будто он курировал вновь созданные ракетные войска.

К этому времени ракетная бригада была развернута в дивизию. На должность командира был прислан после окончания Академии генерального штаба полковник Артюх М.E., бывший артиллерист. Зенитчик Зайков, до этого командовавший бригадой, стал его заместителем по тылу.

В составе Омского ракетного корпуса и нашей новосибирской дивизии первым на боевое дежурство выходил шахтный дивизион 357-го ракетного полка. Вполне понятно, что все внимание начальников всех степеней было сосредоточено на этом дивизионе. Командир корпуса генерал-майор Медведев Д.А., назначенный вместо Захарова К.И., командир дивизии Артюх М.Е. постоянно находились на позиции.

Приезд A.A. Гречко, конечно же был большим событием для ракетчиков. Мы, полковое начальство, во главе с командиром Жуковым В.А. в эти дни буквально не покидали позицию, часто сутками оставаясь без сна.

В один из погожих летних дней на позицию дивизиона въехал огромный кортеж черных лимузинов, из второй машины вышел высокий стройный генерал в белом кителе. Важно, с каменным выражением лица, он заслушал рапорт командира полка и тут, повернувшись к командиру корпуса, раздраженно начал сыпать замечаниями. Не взглянув на командира полка и его заместителей, он приказал вести его в первую шахту. Толпа генералов местного Сибирского военного округа, москвичей во главе с длинным, отутюженным Гречко медленно стала заползать в потерну первой шахты. Первым замечанием A.A. Гречко было: «Почему в сооружении полутемно?» Что-то невнятно пытался ответить командир корпуса Д.А. Медведев, но вдруг Гречко Рукавом своего белого кителя цепляется за металлическую закладную.

-          Где командир полка?- взбешенным голосом закричал Гречко, на какой- то миг наступила гнетущая тишина.

-          Вы что здесь не бываете? Почему вокруг торчит железо? Как люди здесь будут бежать по тревоге? - сыпал, не ожидая ответов, высокий гость. - Срезать все железо сейчас же!

С высоты такого положения позволительно давать любые указания, в том числе и подобные, хотя на этих закладных уложена масса технологического кабеля. Все выполнено по проекту. Но командиру полка, который своими руками ощупывал каждую деталь во всех шахтах, буквально сутками не выходил из-под земелья, ничего не оставалось, как громким голосом ответить краткое: «Слушаюсь!»

Приходится, к сожалению, говорить о том, что как нигде больше, в ракетных войсках наиболее явно проступает дилетантизм верхов, полная, бросающаяся в глаза, некомпетентность руководства в самых простых вопросах ракетного дела. Поэтому при посещениях ракетчиков все замечания, указания сводились к внешнему виду солдат, мусору в городках и пыли на тумбочках в казармах.

Так обстояло и в этом неприятном случае. И другое нередко приходилось из уст больших начальников слышать - площадную брань, грубость. Мы не дождались какого-либо дельного указания, а тем более помощи, в которой так нуждались полк и Новосибирская дивизия.

В июне 1963 года мне вручили телеграмму с вызовом в Москву на беседу с главнокомандующим ракетными войсками. Для меня это было неожиданностью. Местное руководство по этому поводу разговоров не вело. Правда, однажды начальник штаба корпуса генерал-майор Шевченко П.И., высказался о том, что я являюсь одним из первых кандидатов на должность командира полка.

Накануне этого вызова на мое место, заместителя командира полка, прибыл на стажировку преподаватель военно-политической академии. Я на целый год должен убыть на его место, в ту же академию, на ракетный факультет. Все же есть какая-то судьба. Я не сомневался, что если уеду в академию в качестве стажера, то останусь там навсегда. Но судьба распорядилась по- своему. Горевать по этому поводу глупо. Оставшись в войсках, я делал все от меня зависящее, чтобы быть полезным. Хотя судьба действительно уготовила мне немалые испытания. Армейская жизнь всегда была нелегкой. Постоянная готовность выполнить любой приказ. Непрекращающаяся боль за состояние дел в подразделении части, непрерывные малые и большие стрессы, особенно во время происшествий, гибели людей, выводе из строя вооружения и боевой техники и многое, многое другое никогда не становилось привычным, обыденным.

Не боюсь ошибиться, все это на порядок выше навалилось на командиров- ракетчиков тех дней. Становление первых полков проходило тяжело. Неласковая Сибирь, необустроенный быт в холодных палатках, недоедание, отсутствие теплой одежды - все это сопровождалось постоянными простудами, инфекционными заболеваниями. Солдатская, да и офицерская шинели были придуманы не для Сибири. Полушубков не хватало караулам.

Незавидной была судьба офицеров. Большая часть их оставалась без семей, жилье не строилось. Все силы были брошены на строительство стартовых боевых позиций дли ракетных комплексов. Офицеры, как и солдаты, размещались в палатках или деревянных бараках без элементарных удобств, в антисанитарных условиях. Моя семья, продолжала ютиться на частной квартире. К этому времени в армии я прослужил более двадцати лет, служил в Австрии до 1952 года, в Северо-Кавказском военном округе, учился в академии. Но, как и большинство таких же офицеров, своей квартиры я никогда не имел. Каждый новый перевод по службе на другое место, а их трудно перечесть, сопровождался мучительными поисками какого-нибудь угла, рад был любой частной халупе, хотя за нее всегда надо было отрывать от нищенского жалованья солидную часть.

Что говорить, нелегко жил наш народ, всегда нищенствовала моя мать, бедно жили на Кубани братья-учителя. Тогда, на фоне общей нищеты, офицеры выделялись своей обеспеченностью, красивым внешним видом, но это была только внешняя сторона. Я очень долго не имел никакой другой одежды, кроме военного костюма, шинели и сапог. Зарплаты еле хватало на питание, оплату жилья, особенно в таких курортных местах, как Анапа, Новороссийск, где к каждой весне, началу курортного сезона цены еще больше взвинчивались на жилье и на продукты. Офицеры вынуждены были забирать семьи с собой, в летние войсковые лагеря, где они продолжали ютиться в глиняных мазанках или деревянных будках.

Но я не помню, чтобы среди офицеров возникало брожение или открыто высказывалось недовольство.

Впервые с таким непривычным явлением мне пришлось столкнуться здесь, в ракетных войсках. Несомненно, мы всегда ощущали несправедливость, ненавидели свое убожество. Многие из нас, были на Западе, прошли Европу и невольно сравнивали. Нужно было быть безнадежно слепым, чтобы не видеть разницы, рабского, скотского положения наших людей. И можно теперь сколько угодно удивляться тому, что люди оставались покорными, мирились. И тогда еще приходилось задумываться, в чем же загадка всему этому. Почему вольный, по крайней мере, помнящий, что такое воля, народ той же Кубани не взбунтовался еще в 1933 году, когда существующая власть учинила страшный мор этим людям. Как мог спокойно смотреть отец на своих детей, умирающих от голода. Да мало ли потом было подобных событий, взять хотя бы 1937 год. Но люди продолжали терпеть, покорно несли эту тяжелую ношу. Думаю, что это был какой-то феномен во всей истории человечества.

После войны многие офицеры беспробудно пьянствовали, находили выход в бесшабашном, бездумном проедании своих крохотных зарплат. А получали на руки офицеры очень мало. В те пятидесятые годы, я командир роты, получал 800 рублей, что после хрущевской реформы 1961 года составляло 80 рублей. Но из этой крохотной суммы ухитрялись вычитать подоходный и налог на холостяков, немало отхватывали по государственному займу. На оставшиеся копейки надо было как-то жить, а партийному - еще и выделять на взносы.

Возможно, сейчас это выглядит не так драматично, но, чтобы понять, надо через это пройти, испытать на себе. Так было.

Может быть, поэтому не всегда понятно непрерывное кликушество, главным образом журналистов о так называемой социальной защите военнослужащих. Можно ли сравнить обеспеченность офицера сегодня с тем временем, о котором я говорю. Офицер тех лет имел в буквальном смысле один- два чемодана. Сегодня выпускник военного училища везет с собою мебель, холодильник, телевизор и прочее. Денежное же содержание во много раз превышает то, что получали офицеры 50-60-х годов.

Конечно, неправомерно проводить аналогию этих двух совершенно разных периодов. Многое изменилось в стране, несомненно, богаче стали жить все люди. Так оно и должно быть. Но никто и никогда так открыто не заигрывал с армией, как это происходит сейчас. Это не только вредно для армии, но и опасно для общества.

Демагогия вокруг армии, втягивание офицеров в политические разборки - это путь ее развала, опаснейший путь превращения армии в монстра, способного повернуться против закона, против конституции. Кому это надо?

С другой стороны, армию изолировать от общества невозможно, существует теория, по которой армия - это инструмент государства, самое послушное и надежное его орудие. Бесспорно это так, когда речь идет о долге. В армии служат люди, которым все человеческое не чуждо. Как бы наша старая система не скрывала от нас уклад жизни в русской армии взаимоотношения военных чинов, дух русского офицерства - мы знали какой там витал дух демократизма, товарищества, как презиралось угодничество, подхалимство, хамство, грубость.

Увы, в нашей советской армии все это поощрялось, процветало и хорошо приживалось. И если этому были не прямые поощрения, то пример большинства, старших начальников был очевиден. Но, видимо, по-другому и не могло быть. Ведь армия родилась и действовала по подобию партии, ее создавшей, той системы, которая вселила единоначалие в обществе, в государстве. Культом личности был пронизан весь уклад армейской жизни.

В кадрах прочно нашел место лозунг Сталина: «У нас незаменимых нет!». Следуя этому бесчеловечному утверждению, человека в армии действительно превращали в робота, лишенного творческих начал.

После смерти Сталина в обществе на каких-то этапах допускались разговоры о вреде культа личности, стали появляться разоблачительные статьи, высказывания. Более того, среди молодежи, интеллигенции начали витать мысли о несостоятельности всей системы тоталитаризма, об утопичности идей коммунизма.

В армии продолжали оставаться и укрепляться идеи культа партии, идеи всесилия учения Маркса - Ленина. Живой «БОГ» - как олицетворение сверхчеловеческих качеств теперь приписывался не отдельной личности (Сталину), а партии и ее вечному учению. Прикрываясь своеобразием армейской среды, требованиями устава, необходимостью укрепления безопасности и усиления обороны страны в условиях постоянно нарастающей угрозы, в армии не допускались общественные организации подобные старым русским офицерским собраниям, солдатским митингам, а тем более - профсоюзам. Человек в погонах продолжал оставаться бесправным. Беззащитность личности в армейской среде особенно выросла после войны.

В армии не меньше, чем в обществе, развивалось подхалимство, стукачество, угодничество, а в последние годы, годы так называемого застоя - пьянство и взяточничество. Этим в первую очередь, поражались верхи.

Как нигде больше, в армии все было ориентированно на центр. Соблюдение полной и безоговорочной субординации, превращение личности в послушного раба.

На вершине армейской пирамиды возвышается всезнающий министр обороны, в последние годы - член политбюро. Все, что изрекал министр, становилось аксиомой, истиной из первых рук. И не только для командиров, штабов всех степеней, но и для военной науки. Расширяющееся вниз подножие пирамиды, заканчивалось «подошвой» - дивизионным и полковым звеном. Это безропотные исполнители, слепо выполняющие директивы, указания, чужую волю. Вся эта система связана жесткой зависимостью, главным образом экономической, низших от высших. Всякая обратная связь отсутствует, более того, считалось, что она вредна.

Многие мне могут возразить, такого рода рассуждения ведут только к подрыву основ строительства и организации всего воинского уклада. Да, это так, когда эта организация не существует по принципу: «Я начальник - ты дурак, ты начальник - я дурак».

Более того, с этим принципом, можно было бы согласиться, если бы отбор в начальники проводился по деловым и моральным качествам. Над нами и вокруг нас было немало таких, кто поднялся по служебной лестнице благодаря родственным и, более того, просто «банным» связям. Помнится, в академии нас окружали сыновья, племянники Баграмяна, Конева, Галицкого, Крылова и других видных военных. К нашему огорчению, только что созданные ракетные войска оказались пораженными этим злом. Вопиющая некомпетентность, невежественность, незнание положения дел во вверенных войсках и, более того, показное пренебрежение всем этим со стороны верхов приводило к тому, что управление войсками и действительное положение дел находились как бы на разных уровнях. Нередко директивы, приказы, которые слались в войска изначально были невыполнимы и даже вредны. Не выполнять такой приказ опасно, а выполнить - невозможно. Нет средств, необходимого ресурса времени и прочее.

И тогда - а это было повсеместно - делался вид, что приказ или директива в основном выполнены и посылался лживый доклад. Последующие приказы, как правило, базирующиеся на предыдущем, еще более усугубляли положение. Опять доклад, донесение летит наверх в установленные сроки. Идет неприкрытая ложь. На этой лжи зачастую создается прецедент, на обмане, лжи создается видимость, мистическая, нереальная обстановка благополучия, появляются ложные авторитеты.

Во второй половине 70-х годов и особенно в 80-х, в армии распространились такие вредные и опасные явления, как лакировка состояния дел, приписка и все более распространяющаяся ложь. Это усугублялось тем, что на высшие должности, как правило, назначались офицеры и генералы, наиболее склонные ко лжи, подхалимству. Наибольшего расцвета достиг протекционизм.

В среде младших офицеров это порождало безразличие к службе, исчезал старательный, болеющий за свое дело, офицер. Общество офицеров все больше расслаивалось на кастовые группы по иерархической лестнице, рос отрыв офицеров от солдатской массы. Это был самый мощный толчок такому уродливому явлению, как «дедовщина», которому до сих пор не дана истинная социальная оценка, не сделан наиболее правильный и глубокий вывод.

Это уродливое явление порождено той пресловутой кадровой политикой и социальным положением офицера, его незащищенностью, потерей веры в правду и перспективу. Наибольшего расцвета оно получило в годы, когда министрами обороны и одновременно членами политбюро стали назначаться люди не по своим деловым, моральным, а тем более профессиональным данным. Появление на посту министра обороны Д.Ф. Устинова военными было встречено с безразличием, ибо к тому времени, когда подбор кадров принял довольно искаженные формы, офицерами было окончательно утеряно стремление к службе, интерес к своей карьере.

Политорганы, совместно с так называемыми особыми отделами, свои основные усилия направляли на поддержание в армейской среде подсистему страха, с постоянно висящим дамокловым мечом - различного рода репрессалий в виде выговоров, главным образом по партийной линии, которые автоматически вели к снижению в звании, в должности, а в последующем - к увольнению в запас. Наиболее эффективно это использовалось в среде старших офицеров, прослуживших в армии 15-20 лет и прочно связавших свою судьбу с армией.

Страх. Страх.

На страхе жило общество. Оно было сковано им. Зародился и существовал он в людях, видимо с первых лет советской власти. Страх вселялся и поддерживался любыми методами, вплоть до варварских, бесчеловечных. Были расстрелы, репрессии, устраивался мор людей - голод на огромных территориях.

Я и мои ровесники, станичники, остаемся свидетелями того страшного времени. Мы не имеем права об этом не говорить.



загрузка...