загрузка...
 
Глава десятая В КРУГОВЕРТИ ГОНКИ ВООРУЖЕНИЙ
Повернутись до змісту

Глава десятая В КРУГОВЕРТИ ГОНКИ ВООРУЖЕНИЙ

Шли восьмидесятые годы. Промышленность ежегодно поставляла ракетным войскам 60-80 пусковых установок СС-20. Планы поставок постоянно менялись, несмотря на то что все было предусмотрено на пять лет вперед. В это время рождается идея все старые ракеты, нацеленные на Европу, Ближний Восток, Японию и Китай заменить самоходными пусковыми установками. Началась массовая замена устаревших ракет Р-12, которыми были вооружены две западные армии, штабы которых размещались в Смоленске и Виннице. Первыми подверглись перевооружению дивизии в Мозыре, Поставах, Лиде, Луцке, Белокоровичах, Ромнах и др. Аппетиты росли, на очереди - восток страны. Начали получать новые пусковые установки дивизии на Урале и в Сибири: в Юрье, Нижнем Тагиле, Новосибирске, Дровяной Читинской области. Районов, в которых раннее дислоцировались дивизии с межконтинентальной ракетой Р-16, теперь уже снятой с вооружения, было мало. Дальнейшее наращивание полков и дивизий упиралось в необходимость выбора и освоения новых районов, особенно на востоке страны. Эта задача была возложена на Главный штаб. В эти годы я редко бывал дома. На самолетах, вертолетах, вездеходах пришлось побывать во всех углах страны. Вскоре были обозначены новые места дивизий: в Барнауле, Канске, Иркутске. Вновь, как и в первые годы ракетных войск развернулось строительство боевых позиций, жилых городков. С запада страны пошли эшелоны дивизий, которые размещались в Орджоникидзе (Владикавказе), Шяуляе (Литва), Валге (Эстония).

Было искушение перевооружить эти дивизии в старых районах. Сегодня можно сказать, что такое решение было бы ошибочным, если не больше. Но в те годы Генштаб, откуда неслись подобные предложения, заботился о безудержной гонке, во главе угла стоял паритет. Одним из направлений такого наращивания стало обеспечение полков, несущих боевое дежурство, ракетами для проведения второго пуска. Промышленность увеличила серийное производство. Ракеты посыпались в войска. Размещать их негде, для этого нужны специальные сооружения.

Наконец-то на весь мир было объявлено, что между двумя враждующими лагерями достигнут военно-стратегический паритет. Это была эпоха, когда партийно-государственная верхушка во главе с Л.И. Брежневым испытыва- яа упоение военным могуществом страны, забыв о народе, о его растущих нуждах.

Как и в годы Н.С. Хрущева, когда развернулось массовое строительство ракетных стартов, так и сейчас громадные бюджетные ассигнования шли в оборонную промышленность, на строительство боевых стартовых позиций. О людях опять забыли. Как и двадцать лет назад дивизии перемещались на голые места. Жилье для людей в строительных планах было второочередным. Люди в Барнауле, Канске жили в землянках, в страшных антисанитарных условиях. В полках, дивизионах появились вши, извечные спутники солдат на Руси. Участились вспышки эпидемии.

И так продолжалось ни день, ни месяц - в таких условиях жили годами. Министру обороны шли регулярно, в установленном порядке доклады о заступлении все новых и новых полков с самоходными пусковыми установками на боевое дежурство, сыпались награды, премии, благодарности. На другом полюсе офицер и солдат такого полка, как и в первые годы ракетных войск, влачил жалкое существование, считал дни дежурства, дни и месяцы до конца службы. Вялые попытки довести до верхов о нищенском состоянии полков глохли в высших звеньях ракетных войск. Пропагандисты с последними потугами пытались убедить людей в том, что эти трудности - временные, опять ссылки на растущую угрозу со стороны США и НАТО, на громадную ответственность ракетчика за судьбу народа и безопасность страны.

Но ракетчик уже был не таким, как в годы зарождения войск. Солдаты в открытую заявляют о нежелании служить в армии. «Дедовщина» расцвела пышным цветом во всех ракетных частях. Все настойчивее звучат голоса солдатских матерей, общественности с осуждением этого омерзительного явления. Уклонения от службы в армии становится явлением обычным, поощряется среди всех слоев населения. Все более угрожающие размеры принимает самовольное оставление воинских частей солдатами и сержантами.

В явном разложении армии стали обвинять прессу, людей пишущих и говорящих о жалком состоянии армии. Но еще мало звучат обвинения в адрес власть придержащих, тех, кто действительно довел до такого состояния армию.

Много раз приходилось слышать о том, что ракетные войска в вооруженных силах находятся в привилегированном положении. Может быть, в этом есть доля истины.

Постоянно находясь в войсках, в поисках все новых районов развертывания полков и дивизий, приходилось быть свидетелем жутких картин размещения войск округов, особенно в Забайкалье. Однажды я с группой офицеров Главного штаба обследовал состояние полузаброшенных боевых позиций ракетных частей, снятых с боевого дежурства. Это было севернее Оловянной Читинской области. Была зима, бесснежная, ветреная с крепкими морозами. На отдаленных железнодорожных станциях шла выгрузка войсковых частей, выведенных из Восточной Германии. По бездорожью их везли и размещали в развалившихся городках. Невольно нам пришлось вступить в разговор с этими людьми. Женщины, дети, с закутанными лицами сидели на машинах среди мебели и вещей. Вопрос у всех был один, когда в городки подадут свет и тепло. Вывезенные из прекрасных условий, эти люди далеки были от патриотизма и любви к родине.

Помню, на одном из заседаний военного совета ракетных войск рассматривалось письмо офицера одной из частей, в котором тот делился мыслями со своим другом. А в его рассуждениях действительно была попытка разобраться в проблеме: офицер заглянул в святая святых всей системы управления ядерным оружием. Существует ли полная безусловность выполнения приказа Верховного главнокомандования на пуск ракет с ядерными боеголовками?

Невероятным на заседании было то, что члены военного совета, уже государственные мужи, не стали изучать причины таких настроений офицеров, а как всегда погрязли в поисках конкретных виновников в лице командиров на местах, что было системой при рассмотрении любых жалоб, писем военнослужащих. Эти советы никогда не поднимали перед министром, а тем более выше проблемы войск. Истинные причины загонялись все глубже, положение дел становилось все хуже, но всеми силами делались попытки внешне сохранить картину благополучия, тем самым сохранить свое положение и власть.

В те годы, в начале восьмидесятых, наступил как бы пик производства подвижных ракетных комплексов. Производятся новые, одновременно модернизируются существующие. Непрерывной чередой идут различного рода совещания, технические советы, совместные коллегии оборонных министерств. Идет скрытая, подковерная борьба двух оборонных гигантов - МОМ (министерство общего машиностроения) и МОМ (министерство оборонной промышленности) за лакомый кусок бюджета, выделенный на разработку и производство нового, более надежного малогабаритного подвижного грунтового комплекса. МОМ сосредоточил в научно-производственном объединении А. Д. Надирадзе работы по созданию такого комплекса под шифром «Курьер». МОМ предприняло попытку перехватить инициативу и втянулось в бесчисленные препирательства, доказывая приоритетность своих проработок.

Вообще-то МОМ в основном специализировалось на мощном заделе разработки и производства шахтных пусковых установок и межконтинентальных жидкостных ракет. Еще со времен С.П. Королева этим министерством была отвергнута идея ракет на твердом топливе. Такие ракеты стали как бы монополией МОМ. «Отцом» подвижных пусковых установок с твердотопливными ракетами был провозглашен Д.Ф. Устинов. Однако МОМ предпринимает попытки вернуть свое лидирующее положение. Все глубже в эту борьбу втягивается Генштаб, главкомат ракетных войск.

Не однажды приходилось быть участником и свидетелем таких схваток. В июне 1989 года состоялось широкое совещание в Реутово, в научно-про- изводственном объединении «Импульс». В свое время его возглавлял В.Н. Челомей. Знаменитое конструкторское бюро вело работы по созданию ракет первого, второго поколения с жидкостными двигателями Р-12, Р-14, Р- 16. Этими ракетами вооружались первые полки и дивизии вновь созданных ракетных войск.

НПО занимало громадную, закрытую территорию на окраине Москвы. Неохватные глазом испытательные, монтажные и производственные корпуса доотказа были забиты высокооплачиваемыми работниками разных рангов. Сейчас здесь превалирует космическая тематика, но везде ощущается большая недогрузка. Дорогостоящее оборудование обесточено, в блистающих чистотой помещениях бесцельно бродят сотрудники, чувствуется какое-то напряжение. Все понимают, нужны новые программы, а под них, значит - деньги.

Генеральный директор НПО Г.А. Ефремов с каким-то болезненным азартом рассказывал о былом величии конструкторского бюро, о его сохранившихся громадных возможностях, о больших, перспективных заделах. Здесь присутствуют и морские, и авиационные начинания, показывает целый набор различного рода спутников. Но главное - впереди. Мечта НПО, Министерства среднего машиностроения - новая ракета под шифром «Альбатрос», которая обладает универсальными качествами. По словам авторов, она в перспективе способна заменить все существующие ракеты, находящиеся на шахтных пусковых установках, на самодвижущих шасси. Одним словом, унифицированная, надежная и ко всему прочему самая дешевая. В таком виде прозвучала эта заявка, которая открыто провозглашена в пику Министерства оборонной промышленности, как реальная угроза.

В огромном кабинете Ефремова за столами уселись руководители оборонных министерств, конструкторских бюро, военные. Итак, чья ракета лучше, Б.Н. Лагутина, заменившего А.Д. Надирадзе или В.Ф. Уткина, возглавившего так называемое «Южное» КБ. Решение будет за более высокими инстанциями, а пока как бы изучается мнение. Хотя, бесспорно, МОП оказалось в более выигрышном положении. Бывший министр общего машиностроения О.Д. Бакланов перебрался в кресло секретаря ЦК КПСС и теперь курирует всю оборонку. Позднее он дозреет до активного члена ГКЧП.

До поздней ночи шикарный кабинет Г. А. Ефремова оглашался убедительными доводами в пользу различных министерств. Наш голос, голос военных, или, как принято говорить, заказчиков, глох в этом шуме, да мы и так знали, что наше мнение не будет не только решающим, но и совещательным.

Но это не значит, что мы не имели и не отстаивали своего мнения. Именно мы, ракетчики, были заинтересованы в единой, унифицированной ракете. Тон задавало МОП, испытания предлагаемой этим министерством ракеты назначались на 1991 год. Тогда из всех присутствующих никто не знал, чем мы будем заниматься в этом году. Но никто не хотел упускать очередной куш народных средств. 1993 год должен стать годом начала серийного производства.

Но есть еще «Курьер» - детище другого министерства, разработка которого идет полным ходом. Чем интересен для нас этот ракетный комплекс?

В свое время в наших головах родилась идея безлюдного, надежно скрытого старта. Замысел сводился к тому, чтобы создать ракету, способную длительное время, без обслуживания, как бы в законсервированном виде находиться в специальной капсуле, оснащенной системой боевого управления и необходимыми механизмами. Капсула устанавливается в безлюдном районе Крайнего Севера. По команде из центра срабатывает механизм подъема, и ракета покидает контейнер минометным выстрелом. Фантазия в наших горячих головах обрастала новыми идеями. Нам представлялась Сибирь, усеянная такими ящиками, способными накрыть всю территорию США. Мечты наши не имели границ, недаром в этом русских уличали наши же литературные классики. Когда фантастов начали приземлять до уровня нашей технологии и возможностей промышленности, то оказалось, что мы можем получить уже хорошо известный «Пионер», с которым не один год мучаются войска, с той лишь разницей, что его вес уменьшился на 30 тонн. Но характеристики этого нового комплекса утверждены ЦК КПСС и Советом министров. Закручивался новый виток громадных финансовых вложений.

И вот теперь, как бы в конкуренции, альтернативой выступает новая идея: универсальной ракеты. Авторы убеждали нас, что эта ракета хороша как в шахте, так и на грунтовых самоходных шасси и даже на речных судах.

Но наш «родной» производитель - МОП, чувствуя за собой поддержку всесильного Д.Ф. Устинова, а значит, и Л.И. Брежнева, не думал уступать пальму первенства, тем более в создании самоходных пусковых установок. Вся эта возня была далека от той здоровой конкуренции, которая является главным движителем рыночной экономики. Внешне это может показаться похожим, но вся суть и корни были далеки от этого.

В государстве, созданном верхучешным слоем партии, жили под диктовку, все экономические, политические решения принимались без участия народа. Провозгласив лозунги французской революции - свобода, равенство и братство - власть не смогла ни один из них осуществить в жизни. Общество раздирали внутренние противоречия. Как не может быть в природе равенства, ибо она состоит из многообразия, так не могло быть в таком обществе свободы, а тем более братства. В партийных и государственных верхах никогда не утихала борьба, борьба за место у корыта, за кресло под «солнцем». Но все же главным оставались финансы.

В Москве на площади Маяковского стоит здание МОМ. Сколько раз в его стенах мы вели бесплодную борьбу за качество оружия, за его надежность.

На смену СС-20, или, как мы его называли, «Пионера», был создан его собрат, но значительно больших габаритов, с весом за сто тонн. В переписке по международным соглашениям С-25. Дали ему нежный шифр «Тополь». Этот ракетный комплекс имел межконтинентальную, твердотопливную ракету. Не однажды происходили схватки военных с промышленниками по характеристикам этого комплекса. Но судьбой ему был уготовлен долгий путь как единственно лучшего, в последствии превращенного в универсальный тип. События 1991 внесли свои коррективы и в этом направлении.

В мае 1986-го состоялось объединенное заседание коллегии Министерства оборонной промышленности и военного совета ракетных войск. На заседание пригласили главных конструкторов, директоров ведущих заводов по серийному изготовлению ракетного комплекса «Тополь». От ракетных войск, кроме главкома Ю.Л. Максимова присутствуют члены военного совета: Ю.А. Яшин, В.М. Вишенков, Г.Н. Малиновский, B.C. Родин, А.Л. Ряжких. Пригласили И.Р. Сергева (будущего главкома), А.Г. Фунтикова, заместителя начальника главка по вооружению, В.И. Петранкова, начальника войск связи, а также С. Л. Ермака и меня от оперативного управления. Вел заседание министр оборонной промышленности П.А. Финогенов.

Доклады академиков, конструкторов. Речь шла о качестве оружия и своевременности поставки его в войска. Но намерения оборонщиков довольно прозрачны, всеми путями протолкнуть недоработанные пусковые установки в полки, представить доклады руководству страны о выполнении планов, а потом уже доводить оружие на местах, в ходе несения боевого дежурства на нем. Одним словом, происходящее напоминало торговлю: без зазрения совести, почти открыто речь шла о том, как лучше, каким образом начать очередное грандиозное очковтирательство.

Сколько таких внешне громких усилий с одной целью - навязать войскам или некачественное вооружение, или с низкими характеристиками и каждый раз выглядеть с самой лучшей стороны. Ведь каждый год, выполненных плановых заданий заканчивается новыми премиями, наградами, продвижениями по служебной, государственной лестнице.

Но на верху власти уже не удовлетворяются выполнением плана. Все новые требования о наращивании вооружений.

В первой половине 80-х годов, с принятием на вооружение ракетных комплексов третьего поколения и ракет, оснащенных разделяющимися головными частями, а также средствами преодоления противоракетной обороны США, наконец-то к громадной радости руководства страны, удалось достичь примерного равенства количества боевых блоков, что в свою очередь, обеспечило военно-стратегический паритет главных военных противников. Но оказалось, что и этого мало. Масла в огонь подлили принятая на вооружение армии США ракетная система «МХ» и улучшение прицельных характеристик новейшей ракеты морского базирования «Трайдент 2». Но особенно большой переполох у нас вызвало известие о начале разработки в США так называемой, стратегической оборонной инициативы, которая предусматривала вывод на орбиты в космос ядерных зарядов. В нашей печати появилась публикация об этом, и как итог - оправдания наших усилий по обеспечению безопасности страны.

Это послужило новым толчком для дальнейшего накопления вооружений, главным образом, ракетных комплексов с различными способами их базирования таких как СС-18, СС-24, СС-25 и другие.

Но эти серьезные программы требуют времени, а какие-то ответные меры нужны сегодня, сейчас. Генштаб и ракетные войска получили задание на изыскание таких возможностей. В горячих головах политиков и военного руководства родились самые нереальные предложения, вплоть до авантюрных.

Так возникло предложение - и оно стало обсуждаться - о возможности размещения ракет на подвижных пусковых установках СС-20 на Чукотке с целью досягаемости такой ракетой, а она имела среднюю дальность, в пределах 4000 километров, территории США.

21 июня 1983 года родилась директива Генштаба, обязывающая ракетные войска совместно с войсками Дальнего Востока произвести на месте (в районах Чукотки; Анадырь, Эгвиконт, бухта Провидения), оценку возможности размещения ракетного комплекса СС-20. Этой же директивой создавалась рекогносцировочная группа из представителей Генштаба, главкома- та ракетных войск и заинтересованных оборонных министерств. Возглавить группу было приказано мне.

Самолетом с аэродрома Внуково через Норильск эта группа вылетела в Анадырь. Много пришлось читать и слышать об этих местах, но видел их впервые. За окном самолета бескрайняя равнина, покрытая блестками бесчисленных озер, видимо, скованных льдом. Утром следующего дня самолет приземлился на аэродроме: довольно холодно, накрапывает дождик. Вдали, на противоположном высоком берегу залива виднелся город.

У трапа самолета местное военное начальство, командир стрелковой бригады В.В. Музыченко и заместитель командира 25 дивизии ПВО Д.М. Смирнов. Все части гарнизона размещены на северном берегу Анадырского залива. В штабе дивизии ПВО обговорили все организационные вопросы нашего размещения, питания, не касаясь цели приезда и порядка работы.

Был конец июня, в Москве лето в разгаре, а здесь еще явные следы зимы. Везде лежит снег, но там, где показалась земля, полыхали тюльпаны всяких расцветок, пробивалась зеленая трава. Уходил первый день нашей работы за полярным кругом, но привычная нам ночь так и не наступила, пришел полярный день.

На топографической карте в кругу своей группы уточнили план работы. На следующий день вертолетом вылетели в бухту Провидения. Летели над океаном, далеко не отрываясь от берега. Низкий равнинный берег сменился черными, как будто насыпанными из шлака, сопками. Пустынная, однообразная страна. Сложный разворот вертолета между сопками - и мы оказались над синей, зеркальной поверхностью морской бухты. Побережье усыпано небольшими селениями. На высоком берегу, с южной стороны бухты поселок Провидение, на низком равнинном - аэродром рядом с поселком Урелики. Военный хозяин здесь командир батальона из состава той же стрелковой бригады В.И. Бедненко. Разместились в гостинице пограничного отряда. Уже первый объезд окрестностей бухты показал, что если решаться разместить здесь хотя бы ракетный дивизион в составе трех пусковых установок, то эта земля дорого будет стоить стране.

Как и вокруг Анадырского залива, в бухте Провидения сразу бросается в глаза какая-то бесхозяйственность, запущенность. Казалось бы, когда здесь все привозное от каждого гвоздя, дощечки, до портового оборудования, бетонных аэродромных плит и т. д., стоимость всего увеличена, люди должны быть особо рачительными. Но несмотря на это, везде вдоль побережья хаотично разбросаны груды гниющих досок, каких-то металлических конструкций и вообще не поддающееся цифровому учету огромное количество металлических бочек. Говорят, что вывезти их отсюда будет стоить дороже их собственной стоимости. Может быть, но тогда должна быть какая-то утилизация, иначе может наступить экологическая катастрофа.

Во все годы наш Север требовал и получал громадные материальные вложения. Люди ехали сюда за длинным рублем и, видимо, их нельзя осуждать за это, но иждивенчество здесь сквозит во всем. По крайней мере, у нас сложилось такое представление, что люди здесь ничем не заняты, живут в ожидании судов с материка, а с их прибытием наступает как бы праздник. Большой и малый спешат в порт. Теперь везде встречаются пьяные. Командир батальона нам говорил, что местные жители-чукчи два раза в месяц бесплатно получают спирт или водку, причем независимо от пола и возраста. В такие дни, они всеми семьями, не доверяя друг другу, приходят на пункты выдачи и здесь же напиваются. Не отсюда ли такая их смертность и постепенное вырождение.

В окрестностях поселка Урелики заметны следы каких-то поселений. На значительном пространстве развалины строений из местных пород, остатки как будто дорог. Нам объяснили, что в свое время, после войны здесь была размещена так называемая «армия вторжения». Ее готовили к высадке на Аляске. Вот так мы всегда строили мир, перековывали мечи на орала. Не уподобляемся ли мы и теперь «динозаврам», ищущим во всех своих врагов. Нам всем стало грустно.

Обратный вылет несколько осложнился. Внезапный туман буквально запечатал бухту. Полный штиль продержался три дня. От безделья, в ожидании погоды мы продолжали изучать окрестности бухты, слушали были и небылицы пограничников, в общем, ждали у моря погоды. В бухту зашел военный корабль. Принимаем решение на нем добираться до Анадыря, хотя ему тоже не хватает видимости, чтобы выйти в океан.

Моряки, правда, нас уговаривали, чтобы мы не теряли надежду, погода здесь меняется быстро. От них же мы услышали красивую легенду об этой бухте. Русские моряки на утлом паруснике плыли по холодному северному морю в поисках сказочных земель. Вдруг разразился сильный шторм.

Легкое суденышко бросало из стороны в сторону. Моряки уже видели свою гибель, стали молиться перед смертью. Сорван руль, сломана мачта, с ветром улетели паруса. Стихия полностью властвовала над беззащитными людьми. Громадные волны гнали неуправляемое судно к берегам. Все ближе и ближе черные сопки, крутые скалистые берега. Гибель неизбежна, моряки стали прощаться. И вот самая крутая волна бросила корабль прямо на скалы. И вдруг, чудо! Как по волшебству, неожиданно стихла буря, исчезли страшные волны. Перед глазами отчаявшихся отважных моряков открылась прекрасная, совершенно тихая бухта, защищенная со всех сторон высокими сопками. Это и было провидение судьбы, милость богов.

С того времени бухта получила название бухты Провидения.

Но к нам она не была такой милостивой, хотя наше положение не было таким отчаянным, как наших предков. Но вместе с тем нам рассказывали, что эта прекрасная морская бухта была буквально роковой ловушкой для самолетов и вертолетов. Только за последнее время на сопках вокруг бухты остались лежать четыре самолета и один вертолет. Трудный, сложный для неопытного летчика заход на посадку нередко трагически прерывался. Но современный Север без авиации жить не может. Морским путем идут в основном грузы, почта.

Наконец то подул свежий ветерок и туман, цепляясь за сопки, начал медленно рассеиваться. За нами пришел военный самолет Ан-26. Взлет, и курс - на Анадырь. Анадырь закрылся, сели в Маркове на грунт. Вышли размяться и связаться с главным аэродромом. Поселок Марково Чукотского национального округа, как и Анадырь, за полярным кругом. Но что мы увидели? Вместо мхов и лишайников, карликовых сосен, вокруг стояли высокие зеленые деревья. Сразу же в своих меховых куртках почувствовали южную духоту. Вслед за необычной жарой нас атаковали полчища комаров. Для меня, выходца из комариной Кубани, этот зверь не диковина. Но такого их изобилия, жестокой настойчивости проникнуть в любую щель в одежде мне не приходилось встречать. Через несколько минут мы были искусаны, спасаясь только бегом. И все же Марково для этих мест - это какая-то экзотическая диковина. В центре суровой Чукотки, посреди полярной тундры настоящие деревья, во дворах растет картофель, овощи.

Но вот ветер стих, и наш самолет взял курс в сторону пролива. Теперь нам предстоит объездить, облететь не вертолете, обойти пешком все места, куда только можно проникнуть. Все это с той же целью: выяснить, возможно ли здесь разместить ракеты, сколько и как дорого это будет стоить?

Начали с осмотра склонов Золотого хребта, прокатились вдоль побережья Великого океана, который, не буду грешить, показался нам не очень ласковым и тем более - тихим. К берегу катились огромные седые волны, с грохотом и треском разбивающиеся об отвесные скалы. Океан своей строгостью, суровостью как бы дополнял картину этой дикой северной земли. Трудно вообразить подобную стихию где-нибудь на юге. Видимо там он другой. Он многолик, полный неожиданностей, потому он и Великий. Далеко от берега маячат суденышки, идет промысел самой ценной здесь рыбы, кеты.

Постоянно в движении на разных видах транспорта. Объехали все, что только можно. К вечеру у всех нас начались нестерпимые головные боли. Нам говорили, что это из-за нехватки кислорода.

Но в суровости этого края есть свои прелести. Как-то мы поднялись на высокую сопку, у подножья которой прилепился небольшой военный городок. Сколько глаз видел тянутся бесчисленные сопки, сопки. Склоны сопок и долины покрыты морем цветов, крошечными тюльпанчиками и ромашками. Вокруг много птиц. Некоторые из них для нас были диковинными. Внешне это до боли мне знакомые ласточки, но такие крупные, что вызывали ка- кую-то настороженность и неприятное ощущение. Кружась над нашими головами, они вели себя как-то агрессивно. Мы были с палками, нас предупредили, что эти птицы бесстрашно нападают на людей, были случаи, когда они на лету выклевывали людям глаза. По узеньким, протоптанным тропиночкам пробегают, не обращая внимания на нас, какие-то зверьки, не то суслики, не то сурки. Я таких до этого не видел. Палевая грудка, серебристая спинка и пушистый, как у белки, хвост. Иногда мы встречали их по обочинам дорог, тогда они, вытягиваясь на задних лапках, с каким-то разумным любопытством провожают нас пристальным взглядом. По местному их называют еврашкой. Говорили, что они ценятся своей шкуркой и даже съедобным мясом. Солдаты предлагали нам шашлык из такого мяса и оно показалось вкусным.

Край речек и бесчисленных озер. И вместе с тем люди здесь бедствуют из-за нехватки питьевой воды. Только Анадырь снабжен водопроводом с забором из ближайшего озера. На другой стороне залива, где немало поселков, в том числе Шахтерский, Угольные копи, большой аэродромный комплекс, воинские части и все это на привозной воде. Пытались бурить скважины, но на глубину 90-160 метров земля промерзла, буры не выдерживают.

Последние облеты на вертолете еще раз нас убедили в абсурдности этой затеи. День посвятили детальному обсуждению результатов нашей работы. Предварительные выводы не в пользу этого предложения, в Москве предстоит тщательно еще раз изучить все «за» и «против» и подготовить основательный доклад.

Самолетом теперь через Певек (по-чукотски Пээкин) взяли курс на Москву. Певек расположен на берегу Ледовитого океана, здесь прекрасное взлетное поле и полное отсутствие удобств для пассажиров. Вылет задерживается, связь с запасными аэродромами Норильском и Игаркой потеряна. С нашей помощью вышли на Анадырь, на дежурного ПВО: там наши новые знакомые, дали разрешение на Норильск, а оттуда на Москву.

Возвращались мы с единым мнением - разместить на Чукотке ракетный комплекс очень сложно, потребуются огромные денежные затраты. При этом работы по подготовке стартовых площадок и всех необходимых условий могут быть завершены не раннее, чем за три года. Мы знали, что в Генштабе ждут других выводов. Так и произошло. Первому я представил доклад главкому ракетных войск В.Ф. Толубко. Ему я прямо сказал, что решение на размещение в таких условиях пусковых установок более чем авантюрой назвать нельзя. Но я понял, что в его лице мы союзника не найдем, Толубко морщился и пытался меня склонить к другому, положительному выводу. Его зависимость от руководства была большой. Но я изменять ничего не хотел. На более высокой аудиенции в Генштабе в присутствии представителя ЦК КПСС я продолжал отстаивать наши выводы. Была попытка обвинить меня в недооценке международной напряженности, в неверии в высокие эксплуатационные качества ракетного оружия. Но мы продолжали настаивать на своем, и все же наши выводы были представлены Д.Ф. Устинову и в ЦК КПСС. В том году что- либо начинать было уже поздно, на Севере завершалась навигация. Вопрос этот долго еще не снимался с повестки дня: кто-то наверху из состава политического руководства продолжал отстаивать эту бредовую затею. Но, видимо, здравый смысл начал понемногу возобладать. Думаю, что нам в какой-то степени удалось сдержать первый накал страстей, в дальнейшем эта затея не будировалась, наши выводы легли в архив.

Но это не означало, что наверху успокоились и прекратили поиск новых ходов для так называемых в то время ответных мер. Продолжалось наращивание группировки ракетных войск, которая вооружалась подвижными ракетными комплексами, шли поиски новых путей. Вопрос с Чукоткой как бы положили под сукно, про запас. Но в мой адрес иногда проскальзывали упреки в том, что я загубил такую реальную возможность еще раз достать территории США без дополнительного развертывания подводных лодок-ракетоносцев или дальней стратегической авиации. Для нас, военных, абсурдность этой затеи была очевидной, но то, что вокруг этого все же продолжались разговоры, я считаю, лишний раз доказывало то, что Генштаб, как высшая военная инстанция превращался в безгласный придаток политической верхушки. Нам пытались доказать, что эта идея не имеет военного значения, это чисто политическое мероприятие только руками военных. Это действительно так, но тогда нужно «лепить» соответствующее постановление и ставить задачи военным. Но даже на верху считали нужным чем-то прикрыться.

Мы понимали зависимость Генштаба, мне неоднократно приходилось говорить с его представителями, многие понимали опасность безудержного накопления ракетно-ядерного оружия. В то время в армии все более начало ощущаться расслоение среди офицеров. Основная масса их оставалась недовольной своим положением. Внешне все было, как и прежде, но настроение людей теперь формировалось не командирами, а тем более политработниками. Лечить армию можно было только изменением внутренней и внешней политики, глубоким реформированием общества и самих вооруженных сил. Но в центре и на местах партийное руководство и военная верхушка думали по другому, всячески упирались, тормозили и тем самым сами вели себя к неминуемому краху.

Но уже не вся армия так слепо верила в этот курс. Тогда еще не провозглашалось, что армия должна быть вне политики. Партия слепо придерживалась марксистко-ленинской теории, по которой военные системы государства являлись орудием пролетариата, ©го диктатуры. Пытаясь выступить в роли защитника, благодетеля армии, правящие круги с помощью послушной прессы начали травлю придуманных ими же «клеветников» армии, пытающихся очернить ее роль и заслуги перед народом. Но большинство офицеров прекрасно видели истинные причины: в обществе назревали неразрешимые противоречия, старый режим трещал далеко до памятных событий 1991-го года. В офицерских кругах теперь уже в открытую звучали осуждения демагогических уловок типа «общества развитого социализма», человеческого фактора, нового мышления и т. п. На различного рода занятиях, семинарах, особенно по изучению теории марксизма- ленинизма офицеры делали выводы об отсутствии в стране любых признаков социализма. Социализм, если только он возможен, мог быть продуктом исторического развития общества, а не плодом утопической теории, он может появиться, как все исторические формации, в том числе капитализм, медленным эволюционным путем. Нельзя было феодализм, капитализм создать при помощи указов, лозунгов. Такие процессы присущи обществу, а не кучке каких-либо учредителей. Наше общество было заторможено в своем развитии, прозябало в условиях жесткого тоталитарного режима, где властвовала не партия, не коммунисты, а кучка самораз- вивающихся номенклатурщиков. Лозунг неограниченной свободы, с которым большевики обратились к народу, оказался обманом. Это было средство для захвата власти, а в выборе средств они не ошибались. Всеобщие  выборы так и не были проведены в жизнь. Общество, где были подавлены свобода слова, независимая печать, свобода мнений, собраний, всеобщая провозглашенная свобода, так и не родившись, умерла. Диктатура пролетариата, о которой говорила марксистская теория, также, не родившись, еще при Ленине, умерла. Она была заменена диктатурой горстки политиков.

Полная закрытость, засекреченность деятельности руководства партии и страны еще больше усиливали недовольство в обществе и армии. Ложь приняла государственные рамки. В свое время У. Черчилль говорил: «...В военное время правда является такой драгоценностью, что ее всегда должен охранять целый отряд лжи...». У нас через сорок с лишним лет после войны легионы спецслужб и номенклатурных работников держали правду взаперти.

Еще более опасным стало проникновение в армейскую среду различного рода националистических идей.

Ф. Достоевский писал: «...В русском человеке приверженность к великой идее удивительно сочетается с величайшей подлостью, и чего в нем больше, великой ли идеи или подлости, покажет будущее...»

Большая часть офицеров в главном штабе трезво оценивала происходящее. Офицерские собрания, партийные конференции уже не могли проводиться по раннее установленному шаблону, люди требовали выполнения хотя бы тех формальностей, которые вписаны в партийные документы, кое- где стала проскальзывать критика в адрес выборных лиц в партии. Легкий, чуть-чуть заметный свежий ветерок всколыхнул офицеров, поднял небольшую зыбь.

Так понимали и мы, когда набрались смелости отстаивать единодушно выработанное нами мнение по Чукотке. И сейчас по прошествии некоторого времени нам можно немного быть довольными собою.

Но, как я писал выше, политическое руководство судорожно искало все новые пути для демонстрации силовых, мускульных возможностей страны и всего Варшавского договора.

В то время проскальзывали высказывания политологов, а теперь и историков о том, что в годы Брежнева, а потом и Горбачева был нарушен баланс сил политического и военного руководства. Делается попытка посеять мнение, что в те годы произошло усиление влияния военных на политику. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что это не так. Внешне действительно может показаться, что безудержная гонка вооружений, миллитаризация страны, на руку только военным. Министр обороны в те годы прочно обосновался в членах политбюро. Но на этот счет выскажу не только свое мнение о том, что А. А. Гречко, и особенно Д.Ф. Устинов, в армии были одиозными фигурами, в военной среде авторитетом не пользовались, именно в их лице, как никогда в другие годы произошло сращивание партийного и военного руководства, чрезмерно раздутое влияние партийного руководства внутри армии, возросшее кастовое положение политических органов во всех звеньях военной иерархии. О каком балансе может в таких условиях идти речь?!

-

Непрекращающийся зуд гонки вооружений в эти годы родил новую авантюрную идею. Со стапелей военно-промышленного комплекса готовился к выходу прообраз ракетного комплекса СС-20 («Пионер»), с чуть уменьшенными характеристиками. Его прозвали «Скорость», видимо, за короткие сроки его разработки. Пусковая установка на четырехосном шасси несла ракету с ядерным зарядом и имела возможность пустить ее с любой точки раннее выбранного и геодезически привязанного маршрута. Успех сверхбыстрой разработки, казалось, довольно сложного комплекса объяснялся тем, что все конструкторские и инженерные решения были взяты с другого, уже начавшего поступать в войска, ракетного комплекса.

Так вот, несмотря на то, что этот комплекс имел все характеристики стратегического оружия и по существующей договоренности США не мог быть не учтен в боевом составе стратегических ядерных сил, наша сторона, как всегда, «скрытно» принимает решение о размещении его на территории ГДР. Заранее оговорюсь, что эта затея была сорвана, так как другая сторона была прекрасно осведомлена и на этапе окончательного уточнения боевых составов обеих сторон настояла на включении этого только что созданного комплекса на уничтожение. Все это будет потом, а сейчас - очередной ажиотаж, поступило новое постановление ЦК КПСС и Совета министров.

В составе Западной группы войск, которая размещалась в Восточной Германии, были две бригады, вооруженные старым ракетным комплексом ТР-1 оперативно-тактического назначения, то есть имел незначительную дальность стрельбы, в пределах тысячи километров. Еще одна такая бригада была в составе Центральной группы войск, которая размещалась в Чехословакии. Вот «горячие головы» в ЦК, да и в Генштабе предложили вооружить эти бригады новым ракетным комплексом «Скорость». Для этого необходимо было произвести практическую оценку возможности выполнения этой задачи. При этом ставилось условием выработки совместного предложения по этому вопросу, как Ракетных войск стратегического назначения, потому что этот комплекс все же был стратегическим, так и сухопутных войск. Уже на этой стадии Генштаб склонялся к тому, что этот комплекс должен оставаться в составе Ракетных войск стратегического назначения, единого мнения в сухопутных войсках не было.

Для подготовки обобщенного предложения и изучения условий размещения этого оружия непосредственно на новых местах была создана объединенная комиссия специалистов от Генштаба, ракетных и сухопутных войск. От сухопутных войск старшим был назначен генерал-полковник Михайлин В.М., группу от ракетных войск было приказано возглавить мне. Генштаб ограничился выделением в состав комиссии одного офицера.

Вылет в Германию был назначен на 18 декабря 1984 года. Самолет приземлился на аэродроме в Шперенберге. Сразу же, не заезжая в штаб группы войск, выехали на машинах в Фюстенберг, севернее Берлина, где размещался штаб 2-й танковой армии.

Основная часть бригады размещалась в только что построенном немцами городке. Построен добротно, с немецкой аккуратностью, казармы выглядят лучше наших квартир. При приеме городка присутствовал сам Хоннекер, который побывал в семьях офицеров, везде вручал в виде подарка сервизы. Старик тогда твердо знал, от кого зависит его же благополучие. Осмотрели бывшие стартовые позиции советских стратегических ракет Р-11 в Нойтимене. Еще в 50-х годах по указанию того же Н.С. Хрущова, как и на Кубе, в ГДР с целью увеличения досягаемости ракет разместил скрытно на территории ГДР инженерно-ракетную бригаду специального назначения. А сегодня наше руководство ничего другого не нашло, как совершить такой же безрассудный шаг, олицетворяющий пик холодной войны. Заехав в штаб бригады, который размещался в Штрелиц-Альте, наша группа отправилась на отдых в штаб армии. Я с полковником Бибиком B.C. немного задержался. Перед выездом уточнил у водителя, знает ли он дорогу. Было уже темно, а наш водитель - молодой. Мы были без карты и забыли, что находимся в другой стране. Через несколько километров мы поняли, что допустили глупость. Вначале молодой солдат пытался показать, что едет правильно, но выехав несколько раз в один и тот же тупик, он растерялся и признался нам, что в штабе армии никогда не был. Более глупого положения не придумаешь. Нам стало ясно, что заблудились. Не случалось со мною такого даже в войну. Мы не на своей земле, обращаться к местным жителям - немцам в форме советского генерала было бы непростительно и опрометчиво. Но солдат признался, что теперь не знает дорогу и назад, в штаб бригады. Бибик попытался зайти в ближайший дом, чтобы уточнить дорогу, но я ему запретил это делать.

Помню, рассказывали не то анекдот, не то и впрямь был такой случай. Шли учения наших войск на территории Германии. В пути колонна машин, впереди - офицер с картой. Дорожный знак с надписью «Умляйтунг», конечно на немецком языке. Офицер растерянно стал рассматривать карту, такого населенного пункта нет, значит, колонна идет не тем маршрутом. Как всегда, обратились за помощью к жителям. Немец быстро сообразил, что русский растерян, на ломанном русском стал офицеру как бы подыгрывать. Дело в том, что «Умляйтунг» на немецком языке обозначает «Объезд», а наш офицер даже этого не знал. Мог ли он вызывать уважение у немцев. О, я, я, правильно едешь, дальше деревня «Блуденхайм» - с юмором ответил немец. Я не хотел оказаться в дурацком положении этого несчастного капитана. Приказал водителю ехать на шум моторов, видимо там была основная магистраль. Вскоре мы выехали на большую дорогу, по которой шла колонна наших машин. Оказалось, что мы блудили вокруг Фюстенберга, в пяти километрах от штаба армии.

В штабе 1-й танковой армии мы занялись второй бригадой, которая размещалась в Кенигсбрюке, вблизи Дрездена. Два дня нам потребовалось чтобы оценить достоинства и недостатки этого места. Но для нас, ракетчиков, уже было ясно, что эти места - не Чукотка. Изобилие дорог, прекрасные городки, условия для семей офицеров - все это привлекло бы любого командира. Но чрезмерная заселенность, а отсюда большая опасность ядер- ного оружия, и, наконец, моральная сторона этой затеи сбивала нас с оптимистических выводов. Чем больше мы склонялись к тому, чтобы вывести ракетные войска вообще из этого дела и, если на что и соглашаться, то только на оперативное подчинение этих бригад, т.е. на боевое управление ими по существующей системе. Другого мнения были сухопутчики вместе с генералом Михалиным В.М. Все более откровенно они стремились навязать нам свою идею: полностью передать бригады ракетным войскам уже сейчас, при этом возложить на них и предстоящий значительный объем строительства.

Вот с такими разногласиями мы выехали в Вюнсдорф, под Берлином, где размещался штаб Западной группы войск. Встреча с главкомом этой группы М. М. Зайцевым дала возможность нам понять, что у сухопутчиков единого мнения по этому вопросу нет. По крайней, мере сам Зайцев имел свое, отличное от Генштаба, мнение. Встретил нас М.М. Зайцев как радушный, но знающий себе цену, хозяин.

На огромной рельефной карте, а это он делал каждый раз при посещении его войск новыми людьми из центра, Зайцев довольно самоуверенно и убедительно доложил выводы из военно-политической обстановки в Европе. Сами выводы были поверхностны и путанны. В его докладе неоднократно проскальзывало стремление обвинить Генштаб и высшее руководство в недооценке сил противника, в нежелании создания паритета сил с обычным вооружением, особенно в авиации и ракетах оперативного назначения. Доводы М.М. Зайцева буквально спутали планы В.М. Михалина, которые были им согласованы в Главном штабе сухопутных войск накануне выезда в Германию. Там они пришли к выводу, что надо попытаться отказаться от нового ракетного комплекса и, если все-таки политическое руководство страны будет настаивать на его развертывании в составе Западной группы войск, в Германии, пытаться навязать его ракетным войскам.

М.М. Зайцев сразу же однозначно выразил свою мысль, этот ракетный комплекс нужен ему, а не Огаркову. Он постоянно подчеркивал, что в случае войны ему придется самостоятельно принимать решение, в том числе и на применение ядерного оружия. «Поймите меня, я не дождусь приказа сверху, я скован, а потому легко в первые же часы буду выведен из строя». И мы, ракетчики его понимали. Система нашего политического руководства инертна, в лабиринте бесконечных согласований глохнет любой вопрос. Такая же судьба может ожидать и решение в страшном дефиците военного времени.

Из этого небольшого эпизода уже можно было сделать вывод о том, что в высшем военном руководстве отсутствовало единое понимание в решении таких важных задач, как начало войны и место каждого звена в руководстве вооруженными силами. Мнение главкома на одно из важнейших стратегических направлений Генштабом не изучалось и не принималось во внимание. Это лишний раз подтверждает, что Генштаб мало заботился о настроении даже таких военачальников, как главкомов направлений, не достигал единства в понимании общей военно-политической обстановки.

М.М. Зайцев, разобравшись в сути нашей работы, принял решение, не ожидая наших выводов, подготовить и направить в центр самостоятельный доклад. В ходе разговора он без намеков дал понять, что любые наши предложения им не будут приняты, при этом сквозила его надменность, бесцеремонность, а как мы потом слышали, проявлял в работе самодурство. Видимо с этим можно увязать случай, произошедший при нас, когда по его приказу начальник штаба артиллерии генерал-майор Крюков A.C. вскрыл папку с совершенно секретными документами, принадлежащую генерал-полковнику Михалину В.М., изъял оттуда две схемы, Kapiy. С этими документами М.М. Зайцев во главе группы офицеров штаба выехал в район Магдебурга (Альтен-Грабов), как мы догадывались, для проведения собственной рекогносцировки.

Нам надо было лететь в Чехословакию для завершения работы, но

В.М. Михалин без этих документов лететь не может. Москва, видимо, уже была достаточно знакома с подобными выходками этого генерала, и на жалобу В.М. Михалина был дан совет спокойно продолжить начатую работу.

Приземлившись на аэродроме в Божьем Даре, мы добрались до штаба группы, размещавшемся в Мильовице.

Все эти места мне довольно хорошо знакомы еще с военных лет. Война для меня завершилась в Праге, на аэродроме Рузине, куда мы вышли 8-го мая после броска из-под Берлина. Через некоторое время наша дивизия была расформирована, и я попал в 13-ю гвардейскую механизированную, которую разместили под Прагой, в местечке Мильовице, здесь же размещался штаб нашей 5-й гвардейской армии, которой командовал генерал-полковник A.C. Жадов. В Божьем Даре, где теперь был аэродром, мы, молодые офицеры, посещали танцы, там собиралась молодежь из близлежащих сел.

Припоминается один курьезный случай из тех лет. Пошли как-то, я и мой товарищ по роте лейтенант Хрусталев П.А., развлечься в это село. Мне танцевать как-то не хотелось и я прогуливался около клуба. Было довольно темно, как вдруг в глаза ударил яркий свет фар. Я был очень удивлен, когда увидел на мотоцикле старшину нашей роты, который уже больше недели находился в отпуске. Он предложил выехать в один из населенных пунктов, к его знакомым, там хорошо можно отдохнуть. Был выходной день, и мы с удовольствием согласились. Хотя дорога была прекрасной, но ехали мы долго, оказалось, что до этого села было около 80 километров.

Действительно встретили нас, как родных, старшину почему-то называли паном инженером. Оказывается, наш старшина пользовался крайней наивностью этой чешской семьи, смешанной с обычной человеческой жадностью. Влез он в их доверие самым простым способом, представившись русским инженером, направленным в эти места для строительства кондитерской фабрики. Хозяин этой семьи по нашим советским меркам, чувствуется, был не бедным человеком. Большой каменный дом, богато обставленный, а главное, что нас удивило - невиданно шикарный стол в нашу честь. И это в то время, когда в Чехословакии, как и во всей Восточной Европе, сразу же после войны ощущался если не голод, то острый недостаток продовольствия.

У чехов была дочь, и мы догадались, что старшина, не без помощи родителей, ее обхаживает, они признали его своим зятем. Началось застолье, которое тянулось всю ночь. Я все чаще посматривал на часы, скоро утро, наступил понедельник, а это общий развод всей дивизии на огромном плацу, следование на стрельбище под оркестр. Но старшина куда-то исчез, Хрусталев изрядно пьян, чех продолжает нас потчевать. Я начал наседать на него, чтобы нашелся Чернобаев. Наступил рассвет. Наконец, видимо, боясь осложнений, хозяин вывел из-под дома большую, покрытую черным лаком машину и пригласил нас доставить в часть. Нам ничего больше не оставалось, начало всходить солнце, скоро начнется развод на занятия.

К штабу армии мы подъехали, когда показалась первая колонна дивизии. Все произошло по злому закону. Из-за угла штаба армии мы выехали, когда там показался первый батальон 39-го полка, а это был наш батальон, впереди вышагивал щуплый, но злой, как собака, командир батальона капитан П.А. Головкин. Увидев черную машину со стороны штаба армии и, конечно, приняв ее за машину большого начальнике, П.А. Головкин подал команду: «Подтянись! Взять ногу!». И строевым шагом направился в нашу сторону для рапорта. Мы оказались, как на эшафоте, проехать дороги не было, Хрусталев открыл дверь машины и вывалился, как куль, вслед за ним вышел и я. Головкин, какое-то время ничего не понимая, смотрел на нас расширенными глазами, а потом придя в себя, заорал истошным голосом: «Марш в строй, негодяи!»

Так бездарно завершилось такое приятное турне. Виновник нашего с Хру- сталевым проступка, ротный старшина как ни в чем не бывало, вернулся в строй через тридцать дней, с большой достоверностью рассказывал обо всем, что он видел в России, в своей родной Туле. Так что эти места я знал

не по карте.

Тогда мы вошли в Прагу, как победители. Чехи нас встречали более чем восторженно. Был я в Польше, Германии, Австрии, Венгрии в военные и первые послевоенные годы. Нигде к нам не было такого дружеского, сердечного отношения, как в Чехии. Простые люди, душевно открытые, верили нам, оказывали всяческие услуги. С такой же теплотой проходили наши проводы в октябре 1945 года. Мы уходили в Австрию. По Праге войска проходили пешим строем. Все улицы, площади были забиты народом. В нашу сторону бросали цветы, угощали вином, сладостями. На Вацлавской площади вместе с народом был Президент Чехословакии Э. Бенеш с членами правительства. Многим солдатам, офицерам здесь же вручались чешские ордена и медали. Так могли провожать только друзей.

В те радостные дни в Чехословакии, да и у нас, никто не мог знать, что советские войска возвратятся, но совсем по-другому, без ликования и праздничных торжеств. Они вернутся, чтобы пролить кровь тех, за кого клали головы в годы войны, чтобы штыками продлить неминуемую агонию социализма.

Это произошло весной 1968 года, когда политическое руководство нашей страны, испугавшись событий в этой стране («Пражская весна») увидело угрозу социализму и приняло решение на ввод войск в Чехословакию. Это были другие войска - оккупационные, призванные стоять на страже тоталитарного, антинародного режима.

В Чехословакии в 1968 году не было уличных боев в отличие от Венгрии 1956 года. Не было охоты за коммунистами, как это писала наша печать, не было осквернения памятников и могил советским солдатам, даже не было грубых антисоветских лозунгов. Это была, сейчас уже нет ни у кого сомнений, самая корректная, «джентльменская» революция. Но политбюро во главе с Л.И. Брежневым на чехословацкие события наложило венгерский стереотип. Руководителю «Пражской весны» Александру Дубчеку были предъявлены явно невыполнимые требования.

Когда-то Ницше заметил, что у немцев нет пальцев для нюансов. У нашего руководства не оказалось ни пальцев, ни времени, было не до нюансов. Хотя были попытки как-то убедить общественное мнение, в том числе и в Чехословакии, в необходимости этой «дружеской» помощи Варшавского договора, но надо сказать, что общественного мнения в нашей стране все эти годы не существовало, народ спал.

Солдатам, офицерам, участвующим в этом «блицкриге» как всегда объяснили, что народ Чехословакии нуждался в помощи, ибо назревала угроза извне. Операция была проведена без единого выстрела. Хотя здесь надо оговориться. Для Чехословакии это вторжение было внезапным. Ее армия к этому времени была «нацелена» на обеспечение обороны вдоль границ с Западной Германией. Между 15 июля и 15 августа 1968 года 11 из 12 чехословацких дивизий были переброшены на западную границу. Это позволило вывести войска Чехословакии из вполне возможного вооруженного конфликта и беспрепятственно ввести до 600 тысяч «дружественных войск при поддержке семи тысяч танков, этому способствовало и то, что накануне этой операции был арестован министр обороны М. Дзур, который мог отдать приказ армии о сопротивлении вторжению. С тех дней народ Чехословакии в наших войсках видел не друзей, не освободителей, а прямых оккупантов, т.е. своих врагов.

Мы это почувствовали на себе на улицах Праги. Отчужденный, иногда колючий взгляд, односложные ответы - это никак не напоминало тех чехов, которых я видел в 1945 году. Особенно это бросалось в глаза мне, свидетелю тех далеких лет, когда мы уходили из этой страны.

Но вернемся к сегодняшним дням. Сразу же с самолета мы направились к командующему Центральной группой войск генерал-полковнику Ермакову В.Ф. Знакомство с нами он начал со скучного рассказа о себе, о своем пребывании на должности командующего 40-й армии в Афганистане, заместителя командующего ТуркВО и последующего перевода в Чехословакию. С первой встречи по сравнению с М.М. Зайцевым, Ермаков Б.Ф. выглядел несколько флегматичным, даже безразличным человеком. Но, как выразился Михалин, такое впечатление было обманчиво. И мы в этом убедились в ходе нашей работы.

Нам надо лететь на Вожор, это в шестидесяти километрах от Оломоуца. Но вылет задерживается. Там чешский аэродром, нам говорят, что нет погоды, но это было не так, виной были рождественские праздники. Когда мы приземлились, нас встречал сержант чехословацкой армии, самый старший на аэродроме. Показался он нам любезным, словоохотливым гражданским человеком. Он искренне доложил, что вся обслуга аэродрома и командование разъехались по домам в связи с праздником. Это был военный аэродром, на котором базировалась истребительная авиация.

Но, как мы потом убедились, такие порядки были и в других воинских частях чехословацкой армии, что не укладывалось в наших советских военных головах.

В одном из городков для нашей артиллерийской бригады чешские солдаты строили казармы. На рождественские праздники, как и во всех частях, солдаты разъехались по домам. Но и здесь не обошлось без очковтирательства. Для того чтобы показать прибывшим советским генералам, что строительство не прекращается даже на такой праздник, несколько человек имитировали работы в городке. Мы пошли в одну из казарм. В одной комнате нашли костер, вокруг которого грелись строители, у отопительной батареи спал, как потом нам сказали, пьяный солдат. На стене, видимо, тоже для нас, вывесили бумажку с пометками о соцсоревновании. Я подошел к группе солдат и сказал, что социализм они так не построят. Один из них на ломанном русском языке ответил: «Да, конечно. Я по профессии инженер, но сейчас солдат. Дело в том, что у нас работать некому: чехи ленивы, а словаки пьяницы, нас же мало». «А кого это вас?» - спросил я. «Да нас, цыган, мало».

Оказывается, в Словакии много цыган, их также призывают в армию, вот один из них и решил обратиться к нам. Порядки те же, что и у нас, хотя качество работы намного лучше.

Назад в Прагу возвращались на машинах через Оломоуц, Казмеров, Ярослав, Остретин, Мильовице.

Вторая встреча с Ермаковым. В отличие от Зайцева, Ермаков не высказал стремления завладеть новым ракетным комплексом. Его пугал немалый объем строительства, для чего он считал потребуется не менее десяти строительных батальонов, которых у него нет.

Но от нас ждали не мнения командующих, а полный доклад о порядке развертывания ракет как в Германии, так и в Чехословакии. Наши выводы с су- хопутчиками не состыковывались, договориться по принципиальным вопросам мы не смогли. Было принято решение готовить раздельные доклады от ракетных и сухопутных войск, мы подготовили обоснования возможности оперативного управления этим комплексом со стороны РВСН, все остальное, в том числе и строительство должны взять сухопутные войска.

Однако ракетный комплекс «СКОРОСТЬ» так и не был поставлен на боевое дежурство в этих районах, более того он не был до конца разработан промышленностью. Видимо, у кого-то хватило ума отказаться от этой провокационной затеи, хотя оборонная промышленность вела достаточно упорную борьбу за его сохранение. Из-под рук Министерства оборонной промышленности ускользал значительный куш бюджетных средств, значительный кошель высоких премий и наград. Не в правилах ВПК упускать такие лакомые куски.

Оставалась надежда на подвижный ракетный комплекс СС-20, заказы на который росли с каждым годом. На западе страны уже все дивизии средних ракет были перевооружены на этот комплекс. Теперь оставалась Сибирь, где материальные затраты превзошли все наши первоначальные расчеты. Значительная часть этих средств шла на строительство дорог, мостов. Теперь в бюджете ракетных войск навсегда нашла свое место статья на эти расходы. Проведенная нами ревизия мостов на транссибирской магистрали, вскрыла вопиющие безобразия в их строительстве. Принятые государственными комиссиями мосты на реках Белая, Ангара, Иня, Иркут, дорогостоящие инженерные сооружения были построены с грубейшими отклонениями от проектной документации, не соответствовали заданной грузоподъемности. Большая часть из них через несколько лет эксплуатации оказалась в аварийном состоянии и были закрыты для проезда. Линии электропередач, виадуки были ниже проектных требований, проезд под ними наших большегрузных машин был невозможен. Возможности маневрирования ракетных комплексов оказались чрезвычайно суженными. В таких  условиях выбор полевых позиций для боевых порядков полков и дивизионов стал одной из главных и трудоемких задач командиров всех уровней, в том числе и главного штаба.

Теперь дома и на третьем этаже Главного штаба мы бываем редко. Самолет, вертолет, поезд, автомобиль - были нашим домом. На вертолетах мы облетали Западную и Восточную Сибирь, побывали в самых глухих местах. И с каждым таким выездом мы все больше убеждались, как же мало мы знали свою страну, людей в ней живущих. Раньше мы воочию убеждались, как мало осталось жителей в деревнях Центральной России, особенно в так называемом Нечерноземье. В Сибири мы встретились с совершенно пустующими селами. Жуткую, кошмарную картину представляют покинутые, брошенные избы, жилища людей. Севернее Омска, выше районного центра Тары в заброшенных деревнях мы находили умирающих, беспомощных стариков. Месяцами сюда не завозились продукты, эти люди просили у нас хлеба.

Я знаю, что такое голод, я видел голодных людей в годы войны. Но то была война, голод имел свою причину, люди верили в жизнь, надеялись. В глаза стариков, которых мы увидели через сорок с лишним лет после войны, смотреть было страшно. В их глазах была безнадежная тоска, они были сухи, без слез. Как же стоит после этого относиться к нашему ленинскому ЦК, отцам-руководителям партии и страны, местным властям.

Невольно в памяти возникает картина встречи с Л. Брежневым, который на закате лет своего длительного правления решил проехать по необъятным просторам великой страны, брошенной в беспросветную бедность, опустошенной за многие годы варварского владычества большевистской идеологии.



загрузка...