загрузка...
 
32.   О ТОМ ЖЕ
Повернутись до змісту

32.   О ТОМ ЖЕ

На моей родной реке Шмих есть селение того же названия, что и водный поток. Там тоже был трактирщик, которого подозревали в том, что он в свое вино подливает воду. Поэтому тайно, чтобы он не знал, в чан или бочонок, в котором он подавал вино, пустили рыбешек. Когда он стал разливать вино, то обнаружил рыбок и, обратившись к гостям, проговорил: «Я, по правде сказать, налил в винные бочки слишком много воды, иначе здесь не плавала бы рыба».

 

33.  ОБ УДИВИТЕЛЬНЫХ КРЕСТИНАХ

Один священник, собирающийся крестить младенца, среди прочего нашел в книге: «Перепрыгни через три», т. е.: «То, что следует прочитать, ты найдешь через три страницы». Священник, не поняв этого, прыгнул через купель. Крестьяне ему сказали: «Отче, что ты делаешь? Мы никогда до сих пор не видали, чтобы так крестили». «Верно, ответил священник, — до меня этих слов не понимали». Потом там стоит:   «Погрузи

внутрь» — а он понял, что ему надо наделать в купель, и, удалив присутствующих, он это исполнил. Крестьянин, который видел все через дверную щель, сказал: «Пусть дьявол теперь крестит своих детей таким крещением, а я не стану»,— и унес ребенка некрещенного.

 

34.  О КРЕСТЬЯНИНЕ

Крестьянина, который должен был в действие распятия изображать Христа, поколотили евреи. Тогда крестьянин отбросил крест и сказал: «Пусть дьявол будет у них после этого богом, а я никогда не буду». Но, когда однажды Христа изображал пекарь, евреи стали поносить его мерзкими словами. Он всё это терпеливо сносил. Но один сказал ему: «Ты воруешь муку», на что пекарь ему ответил: «Молчи, я то я тебя крестом повалю наземь» (ведь истина не боится шуток, а люди, у которых совесть нечиста, не любят слушать, как над ними потешаются).

 

35.  О ШУТЕ ГЕРЦОГА АВСТРИЙСКОГО И О ШВЕЙЦАРЦАХ

Леопольд, герцог Австрийский, впоследствии убитый гельветами (их теперь называют швейцарцами), в городе Штокахе задумал вторгнуться в страну гельветов. Этот городок, едва укрепленный, в наше время храбро выдержал сильнейший натиск гельветов. Советуясь со своими придворными и приближенными по поводу нападения на землю врагов, герцог спросил у своего шута и дурака, который его немало увеселял: «Как тебе нравятся наши намерения?» Шут сказал: «Вовсе не нравятся! Вы все думаете только о том, как войти, и никто не думает о том, как выйти». Слова шута оказались пророческими. Однако швейцарцы с убитым поступили потом еще глупее. Он был похоронен в женском монастыре в Кенигефельде, и они разрешили, чтобы каждый раз в годовщину его смерти священник говорил народу во время проповеди: «Молите бога за Леопольда, герцога Австрийского, убитого своими, за свое имущество, в своей же наследной земле». (Так они открыто объявляли о своем бесчестном и несправедливом поступке.)

 

36.  О ПРОСТОДУШНОЙ БОЛЬНОЙ КРЕСТЬЯНКЕ

У Винделинов (которых я теперь называю жителями Альгау) больная крестьянка послала за своим священником и святыми дарами, а сама между тем выздоровела еще до его прихода. Священник пришел — ее нет; когда стали ее искать, то нашли у соседа. Увидев священника, она закричала из соседского окна: «Ты можешь спокойно уходить, благой отец. Слава богу! Теперь я в Христе не нуждаюсь: я уже выздоровела». Священник, чтобы не зря идти в такую даль, постарался уговорить ее причаститься. Женщина его спросила: «Если я возьму это причастие, то сколько буду тебе должна?» Пресвитер ответил: «Богемский динарий». Крестьянка сказала: «Положи сюда на этот стол, если случайно оно понадобится какому-нибудь бедняку, то он его купит».

 

37.  О ТАКОМ ЖЕ СЛУЧАЕ

Я знал священника, который должен был дважды пройти по пять миль к одному крестьянину, чтобы дать ему вовремя святые дары. Однако всякий раз, когда он приходил, крестьянин уже был здоров и отказывался от святых даров. Наконец, священник, раздосадованный напрасным хождением, сказал больному: «Выздоравливай на здоровье, а святые дары, честное слово, ты должен все-таки принять». Так крестьянин вынужден был принять причастие.

 

38.  ОБ ОБЕЗЬЯНЕ

Один миланский доктор медицины так заболел, что думали, он не выживет. Слуги его и служанки поняли это и стали растаскивать, кто что может. Видя это, обезьяна, которая была у хозяина (она всему подражает), схватив берет, являющийся почетным отличием ученых, надела его себе на го­лову. Тогда хозяин расхохотался и выздоровел.

 

39.  СТРАННЫЙ СПОР И СУЖДЕНИЕ О РАЗБОЙНИКАХ

У древних германцев, и особенно у швабов (как сообщает Юлий Цезарь), грабеж не был позором для знатных граждан. В этом единственном деле они больше, чем в чем-либо другом, выказали свое варварство, отличаясь в остальном разного рода доблестями (подробно я рассказал об этом в своем письме к канцлеру). Теперь же, слава богу, наша Швабия очищена от грабителей и разбойников. Но и сейчас еще в Германии есть одна провинция, где дворяне не стыдятся хвастаться разбоем.

В этой провинции возникла тяжба между дву­мя знатными родственниками. Один обвинял дру­гого в воровстве, так как тот, не объявляя ему войны, угнал у него стадо коров. Другой отклонял это обвинение и утверждал, что не сделал ничего такого, что противоречило бы честным нравам предков. Дело дошло до суда князя, маркграфа Бранденбургского. Тяжущиеся пришли туда каждый со своей родней, друзьями и вассалами. Первым встал обвиненный в воровстве и с великим старанием пытался восстановить перед судьей свою честь, требуя, чтобы другой снял обвинение, так как он-де ничего не сделал такого, что не было принято на его родине со времен предков до сегодняшнего дня и что никогда никому не было от этого бесчестия и никому не вменялось в вину, если кто-нибудь поможет другу или товарищу, покуда тот законно, не объявит кому-либо войну. (Сами они более выразительно говорят: пока кто-нибудь не услужит товарищу, сражающемуся против недруга.) Другой же так объяснил свой поступок: обвинив первого в воровстве, он действовал правильно, ибо вором по праву считают того, кто, не объявляя войны, захватывает у другого вещи против его воли и без его ведома (и — что по мнению знатоков законов еще хуже — путем насилия). Но они говорят также, что объявление войны не обеспечивает сохранения доброго имени. Наконец, после долгих споров, как я слышал, мнение или заключение князя было таково: он не собирается ни того, ни другого объявить бесчестным, а, напротив, полагает, что оба они правы. Первому можно было, по древнему обычаю предков, поступить так, как он поступил, а ему самому не подобает нарушать то, что было угодно предкам. Но и второй неплохо сказал, что попавшегося на таком деле лучше всего лишить жизни (по высшему кесареву праву — приговорить к смерти).

 

40.  О ДВОРЯНИНЕ

Когда один дворянин увидал, что венецианские послы, блестящие и великолепные, едут мимо одного города к королю Максимилиану, он сказал: «Сколь позорно остыла теперь в нынешних дворянах доблесть и храбрость наших предков, что эти венецианцы в своих роскошных одеждах на разукрашенных конях свободно разгуливают по нашей стране! Разве б в мое время это им так сошло?» Он же, когда его сыновья отказались от грабежа и разбоя, сказал им: «Ничтожные вы людишки! Ни на что путное не годитесь! В моей юности я скорее объявил бы войну любому аббату, чем вовсе отказался от таких дел».

 

41.  НАСМЕШКА НАД ТЕМ, ЧТО ФРАНЦУЗОВ НАЗЫВАЮТ САМЫМ ХРИСТИАНСКИМ НАРОДОМ

Хотя описывать события правдиво, даже если они достойны презрения, приличествует историку — более того, это его долг, — я не думаю, что истинные события не подходят для смешной книги, коль скоро в них есть хоть что-нибудь смешное. Поэтому я и решил, что это надо рассказать.

Несколько дней назад я написал, что по праву самым христианским следует считать германского короля и римского императора, а не французского короля, или по крайней мере не только его одного. После того как это прочитал один бургундец, он приехал ко мне в Аахен и похвалил меня за то, что я радею об отечестве. «Не в обиду, однако, тебе будет сказано, — прибавил он, — что сейчас, милейший хозяин, самый христианский народ — все-таки французы, а не наши с тобой немцы». Поморщившись, я с этим не согласился. «Не огорчайся, — сказал он, — и позволь мне посмеяться над одним событием. По той причине мне кажется, что французы — самый христианский народ, что в Брабанте и в Голландии христианские святые сражались на их стороне». Когда я спросил, почему, он ответил: «Расскажи об этой правдивой истории своим друзьям из Верхней Германии:

Недавно, в 1507 году, большое число француз­ских латников под водительством графа Армбургского пришло на помощь герцогу Гельдернскому, который воевал с императором Максимилианом и с нашими бургундцами. Они напали на нашу землю и награбили много добычи на полях сражения и в святых храмах. Когда же они захотели возвратиться во Францию, то неподалеку от Намюра многих из них перехватили брабантские крестьяне и уничтожили самым жалким образом. Крестьяне же с великой славой и огромной, богатейшей добычей с триумфом вернулись домой. Среди раз­украшенных коней, позолоченных лат, золотых ожерелий и прочей богатой добычи находились две винные бочки, наполненные кубками я свя­щенными чашами, которые французы унесли из Брабантских и Голландских святых храмов. Поэтому я и сказал, — продолжал он, — что боги и святые сражались на их стороне, или, вернее, оказались их данниками. Правильно говорил древний Цицерон3, что галлы так привыкли воевать против богов, как другие за богов». Я ему ответил: «Ладно. Они получили такое же воздаяние, как и их предки, которые некогда напали на Дельфы. Французы же могут по праву сказать, что на французской земле были и есть воры и разбойники и что их предки — не франки, а разбойники».

 

42.  ФАЦЕТИЯ КРИСТОФОРА, ГРАФА ВЕРДЕНБЕРГСКОГО

В Крейцтальском монастыре был крещеный еврей, который выдавал себя за врача. Он должен был вылечить одного человека, у которого болели ноги, но тайком сбежал, украв у больного коня. Смеясь над этим, граф Кристофор сказал, что больной поставлен на ноги, потому что теперь ему надо будет ходить пешком, а не ездить на коне. (У нас обычно говорят «поставлен на ноги» о тех, кто встал после болезни и может ходить. Этого же не вылечили, но он должен был ходить, потому что лишился коня.)

 

43.  О ГЛУПЫХ КРЕСТЬЯНАХ И О РАКЕ

Мундингенские крестьяне (о них я уже выше говорил) случайно на своей земле нашли рака. (Я не знаю, откуда он взялся, потому что там нет рек.) Так как он пятится назад, то они не понимали, что это за зверь. Колокольным звоном, означающим тревогу, они созвали всех и долго сове­щались о том, что это такое. Наконец, они спросили портного, который для изучения своего ремесла побывал некогда в чужих краях. Озадачен­ный, он сказал, что, по его мнению, это олень или голубь. Так как его ответ не очень их удовлетворил и так как никто не осмеливался подойти поближе, то они нацелили метательные орудия, и убили неведомого зверя издалека, место же это обнесли валом и частоколом, чтобы ни люди, ни скот не погибли от заразы.

 

44.  О ГРАФЕ РОБЕРТЕ

Как-то говорили, что Роберт, граф Армбургский, сказал о себе, что он враг всему миру, за исключением бога и французского короля. На это один человек, который его знал, тотчас же ответил: «О боге не знаю, но правосудию и справедливости он, по всеобщему мнению, уже давно объявил войну»,

 

45. О ПРОБСТЕ ИЗ ЭЛЬВАНГЕНА

Пробст из Эльвангена, родом из Рехбергов, когда он захотел уйти из университета в Павии, послал в магистрат золотую монету (там это называется дукат) за ту науку, которую он вынес из университета, и велел сказать, что он отдает деньги из расположения и для того, чтобы с честью уехать, а не за дело. Не так уж много знаний он уносит; более того, он утверждая, что, если об этом судить справедливо, его обманули больше, чем на половину действительной цены.

 

46.  ОБ ИСТИННОМ БЛАГОРОДСТВЕ

В другом своем сочинении я утверждал, что тщетны и пусты старания тех немцев, которые свое благородное происхождение выводят от римлян, так как в целом мире с древнейших времен и до наших дней нет более высокого и славного происхождения, чем у самих немцев. Лучше и полнее я это доказал в другом месте. Поэтому те­перь расскажу следующее:

Незадолго до наших дней был спор между одним князем и доктором из Нюрнберга. Князь, похваляясь своим благородным происхождением, сказал, что он из рода троянцев и римлян. Доктор ему ответил: «Я из рода нюрнбержцев. Достаточно известно, каковы они. Каковы же были троянцы и какие у них были нравы — неизвестно. Только знают, что троянец Эней был предателем, а Ромул — разбойником. Они и положили начало роду римлян».

 

47.  ОБ ИНДУЛЬГЕНЦИЯХ

Апостольские, или, как их называют, полные индульгенции в наше время повсюду так распродаются (как говорят крестьяне), что значение апостольских ключей и писаний уже почти ничего не стоит.

Поэтому недавно один монах из ордена минори­тов в Кельне так напал на них: «Послушайте, о верующие души, я вам скажу кое-что новое и до­стойное удивления, а именно вот что: если у кого- нибудь из вас есть полгульдена, то за них можно получить индульгенции и царство небесное; если же у кого есть четверть гульдена, то он получит часть этого царства; у кого вообще ничего нет, тот достанется дьяволу».

Разве это ново, что без денег нет места сча­стью? Плохи наши дела, и мы становимся все хуже и хуже.

 

48.  О СУЕТНОСТИ СВЯЩЕННИКОВ И ЕПИСКОПОВ

Когда аббат Фульденский с тридцатью снаряженными конями, одетый в латы, прибыл в Ульм вместе с кардиналом Бернардином2, то кардинал сказал ему: «Что аббат, а ведь святой Бенедикт 3 — основатель вашего ордена — не ездил с таким количеством разукрашенных коней?» Аббат ответил: «О досточтимейший отец, а разве кардиналы святого Петра разъезжали на таких разубранных мулах в золоченых седлах с шелковыми поводьями, с таким пышным снаряженьем и прочей роскошью?»

Так оба они, упрекая друг друга, обнаружили, что духовное сословие от святости и благоразумия скатилось к упадку нравов и величайшему рос­кошеству.

 

49.  ПОСТУПОК ОДНОГО ФРАНЦУЗА

Некий француз — а это народ лживый и хитрый — взял у одного бюргера в Павии сто гульденов, отдав ему в залог золотую цепь. Потом он пришел к его жене и сказал: «Возьми эти сто гульденов и проведи со мной ночь». Женщина, прельщенная сладостью наживы, согласилась, ибо деньги — лучший способ преодолеть стыд. На другой день француз, удовлетворив свое желание, пришел к мужу и потребовал свою цепь, так как все деньги он возвратил его жене. Она не могла этого отрицать, и оказалось, что уступила французу даром.

 

50.  О ЖИТЕЛЯХ СТРАСБУРГА

Жители Страсбурга отправили своих послов к Генриху VII, римскому императору, чтобы они заверили его в их повиновении и просили о привилегиях. Они сказали императору:  «Господа

наши из Страсбурга...» и прочее. После того, как они сказали это трижды, их прогнали. Наконец, кто-то их надоумил, и они пришли к нему, говоря: «О император, граждане и подданные твои из Страсбурга...» и прочее. Тогда император их принял, сказав: «Я не знал, кто такие, ваши господа", но граждан и подданных наших из Страсбурга мы хорошо знаем».

 

51.  О СВЯЩЕННИКЕ

Один священник во время проповеди говорил о дурных нравах своих прихожан и, перечислив их грехи, наконец, сказал: «Я готов поручиться, что все вы — рабы дьявола». Крестьянин, деревенский староста, ответил ему: «Это хорошо, что ты взял на себя поручительство; от этого поручительства мы тебя никогда не освободим».

 

52.  О ДЕВИЦЕ, УТРАТИВШЕИ ЦЕЛОМУДРИЕ

Одна девица покаялась на исповеди в том, что по­теряла честь, и священник жестоко бранил ее и говорил, сколько дев какими венцами увенчива­ются на небесах. Когда же он принялся ей рас­сказывать о неприступной и драгоценной крепо­сти девства и стал обвинять ее, что она по своей вине открыла засов стыда, девица, наконец, с до­садой поправила его: не такой уж крепкий был этот засов, как он утверждает, раз любой крестья­нин из ее деревни мог его открыть и открывал.

 

53.  ПОЧЕМУ БЛОХИ БОЛЬШЕ НАПАДАЮТ НА ЖЕНЩИН, ЧЕМ НА МУЖЧИН?

На одном острове Леманского или Боденского озера один сапожник, отличный мастер фацетий, спрашивал у благородных матрон, отчего блохи нападают больше на женщин, чем на мужчин. Они этого не видели, но очень хотели узнать. Он уступил их просьбам, и сказал: «Когда блохи поедят, то хотят пить, а у вас они находят целую реку, где и утоляют свою жажду». Одна из матрон сказала, что она никогда не чувствовала, чтоб блохи шли пить. Он объяснил это тем, что они не ходят толпами (он намекал на ширину реки).

 

54.  КТО СМЕЛЕЕ ВСЕХ?

Тот, кто не боится своего господина в день святого Мартина (у нас в это время обычно платят налоги), а также те, которые не боятся волка в январе, крестьянина на масленицу, священника в пост во время исповеди, — все эти люди очень смелы.

 

55.  КТО ОСОБЕННО ГЛУП?

Верный любовник, честный игрок, мягкосердечный солдат или вояка. Говорят, они глупее всех.

 

56.  О ЕВРЕЕ

Еврей, шутя с одним христианином, ударил его по щеке и посоветовал, чтобы тот по евангельскому учению подставил другую щеку. Но христианин повалил его на землю и сильно отколотил. Еврей сказал ему: «Это ты делаешь не по Евангелию». Христианин ответил: «Я это сделал по глоссе». Еврей: «Я вижу: ваша глосса гораздо жестче, чем (как бы сказать) текст, и даже строже, чем сам законодатель».

 

57.  ОБ ОДНОМ БОЛЬНОМ

В Редлингене на Дунае был один больной. Его сестра — монахиня — очень уговаривала его, чтобы он позаботился о святых дарах, но он отказывался, боясь, что от них он скорее умрет. Когда сестра это поняла, она сказала, что это пустая и неверная мысль, так как бог легко найдет человека, в каком бы месте и состоянии он ни был. Наконец, она убедила брата, и он сказал, что желает покаяться. Обрадованная сестра пошла к священнику, чтобы он поторопился к ее брату со святыми дарами. Пока священник шел, больной спрятался под охапкой сена так, что его никто не мог найти. Когда же священник пришел, больной выскочил на середину и, обвиняя сестру во лжи, сказал: «Ха-ха-ха! Ты говорила, что бог может найти человека в любом месте, а я только прикрылся соломой, и он вместе со священником и другими людьми не смог меня найти!»

 

58. ОБ ОДНОМ АББАТЕ

Один аббат, когда умер ключарь винного погреба, сказал своей братии: «Кого же мне теперь выбрать из этих дураков?» Один из них ответил ему: «А разве мы не нашли среди этих дураков аббата?» (давая понять, что аббат — тоже глупец).

59.  ОБ ОДНОМ ВИСЕЛЬНИКЕ

В Базеле повесили одного котельщика. Другой человек, не зная об этом, торопился глубокой ночью на базельский рынок и так как в излишней спешке он думал, что ворота уже закрыты, то решил устроиться на ночлег под деревом неподалеку от виселицы. Немного спустя подошли другие люди, которые тоже направлялись на рынок. Они посмотрели на висельника и, зная его, закричали, что если он желает, пусть идет с ними на рынок. Человек, о котором я сказал, что он заснул под деревом, разбуженный их словами сказал: «Подождите, добрые друзья, я иду». Они, думая, что это говорит мертвый, так испугались, что побежали и чуть не задохнулись от быстрого бега. Он же, следуя за ними, повторял: «Прошу вас, остановитесь! Я пойду с вами!» И чем больше он кричал и спешил за ними, тем быстрее они бежали, так что у городских ворот их нашли полуживыми, и только долгое время спустя после сильного потрясения к ним возвратилось прежнее здоровье.

 

60.  О ДРУГОМ ВИСЕЛЬНИКЕ

К человеку, которого осудили за воровство, при­шли монахини, чтобы его утешить. Он их спросил, кто они такие. Они ответили, что они божьи дще­ри. Он сказал: «Прошу вас, подойдите поближе, и мы вступим в брак, раз у нас такой богатый тесть». (Но он выразил это в непристойных сло­вах.)

 

61.  ОБ ОДНОМ ЧЕЛОВЕКЕ, ПОКАЯВШЕМСЯ, ЧТО ОН СПОЗНАЛСЯ С МОНАХИНЕЙ

Один человек покаялся, что он спознался с монахиней. Священник, пытаясь отвратить его от этой преступной любви, сказал, что монахини умерли для мира, посвящены одному только богу и лишь ему должны служить. Тот ответил: «Это не так, благой отче», — и рассказал, что монахиня его так донимала, что стала совершенно подобна живой, и что они принадлежат вовсе не одному только богу; по крайней мере в будние дни они служат и людям.

 

62.  О МОНАХЕ

Одного монаха спросили, сколько лет, как он ушел от мира. Он ответил: «Сорок; но ни года не было во мне мира».

 

63. О ДРУГОМ МОНАХЕ

Другой монах из нищенствующего ордена, придя из чужих краев в Хорбургский монастырь, стал там, как бы сказать, главным над ними и приором и открыто вне монастыря содержал любовницу (возможно, что у него на родине монахи ведут развратную жизнь). Остальные, с трудом перенося, что он унижает свой сан, запретили ему содержать ее, а он сказал: «Значит, я должен быть у вас приором и не иметь любовницы? Это не пройдет!» И он ушел, похитив немало денег.

 

64.  ПОЧЕМУ НЕВЕЖДАМ ДОСТАЮТСЯ ЛУЧШИЕ БЕНЕФИЦИИ

Когда недавно на пирушке один пожаловался, что более доходные бенефиции достаются невеждам, а образованным нет нигде места, то ему ответили не так уж глупо: «Потому что на дешевых, слабых ослов кладут самую тяжелую ношу, а на прекрас­ных коней, чтоб не утомить их тяжестью, садятся самые легкие юноши».

 

65.  ОБ ОДНОМ КУПЦЕ

Один человек хотел купить во Франкфурте железо и сказал торговцу, что он ничего никому не дол­жен и все приобретал до сих пор не иначе, как за наличные деньги. Теперь, однако, он просит продать ему железо с уплатой «в какой-нибудь срок» (так говорят; это значит: в назначенный день). Торговец ответил ему: «Я тебе ничего не дам без наличных денег, и тебе никто не поверит — ведь у купцов не всегда есть деньги. Ты же или ничем до сих пор не торговал, или так богат, что тебе не нужен никакой срок: поэтому я ждать не буду».

 

66.  ОБ ОДНОМ УЧЕНОМ ЧЕЛОВЕКЕ

Я прекрасно знаю одного ученого человека, о де­лах которого следовало бы говорить больше, чем о чьих-нибудь еще. Среди прочих невероятных и бесконечных его историй есть такая. Он поступил в Картезианский монастырь и ловко, тайком провел туда и удивительным способом содержал у себя любовницу — в прошлом тоже монахиню — скрывая ее под столом. Наконец, все открылось, главным образом, по запаху жаркого. Ведь этот человек уже был на сильном подозрении, потому что он поглощал без остатка всю еду и питье. Когда, наконец, его с ней прогнали, он повидал многие страны.

Этот, повторяю, доктор, когда один известный человек напомнил ему, чтобы он не так уж явно лгал, потому что это немало вредит его славе, учености и доверию к нему, ответил: «Не согласен. Ведь мне надо было бы по меньшей мере около пяти лет говорить правду, чтобы смыть давно приобретенное мной пятно лжеца. Я предпочитаю говорить, что хочу, ведь мне неизвестно, сколько я еще проживу: если смерть меня приберет скоро, значит, я зря служил бы истине».

 

67. О ЖЕНСКОЙ ХИТРОСТИ

Одна женщина влюбилась в юношу. Так как она не могла никак с ним встретиться и не смела с ним заговорить, то она воспользовалась следую­щей хитростью: она в таких словах исповедовалась монаху, по соседству с которым жил этот юноша: «У тебя, благой отче, есть сосед-юноша (называет его), который часто ходит мимо моего дома, жадно глядит на меня и, что меня очень заботит, приносит мне худую славу. Прошу тебя, убеди его, чтобы он умерил эти свои хождения». Она надеялась, что монах этими словами подобьет юношу на любовь к ней. Монах пообещал и поговорил об этом с юношей, который, ничего не ведая, понял уловку женщины, но не продолжил начатого ею дела. В следующий раз женщина приготовила пояс и другие женские золотые украшения, пришла к монаху с жалобой, будто юноша подарил ей все эти вещи, и попросила, чтобы монах ему их вернул. Монах с выговорами и порицаниями отнес юноше, как он думал, его вещи. Немного погодя, когда муж этой женщины отправился в чужие края, она снова пришла к монаху и сказала, что прошлой ночью юноша по дереву, которое стоит рядом с ее домом, влез к ней в спальню. Так рассерженный монах указал юноше способ, как он может, наконец, пробраться к женщине, и, сам не зная того, стал в их любви сводником.

 

68.  ВОЛЬФГАНГ РИХАРД О СВЯЩЕННИКЕ, У КОТОРОГО БЫЛО МНОГО ДЕТЕЙ

Когда попы в Блаубейрене пировали у священника и на столе было много серебряных чаш, то они принялись попрекать друг друга бедностью. Кто-то спросил у одного бедненького священника, почему вот у него нет таких серебряных чаш. Тот вспылил и в гневе ответил: «Если б у меня было столько чаш, сколько детей, то их было бы восемь». (Так нечаянно обнаружилась правда).

 

69.  ОДИН ГЛУПЫЙ СВЯЩЕННИК О СВЯТОМ МАРТИНЕ

Один священник во время проповеди говорил о заслугах святого Мартина, о том, как однажды в середине зимы, в крепчайший мороз он сорвал с себя свой плащ и отдал нищему, а Христос будто бы ему сказал: «Отец Мартин, если я забуду тебе это доброе дело, то пусть меня черт поберет!»

 

70.  ЕЩЕ ОБ ОДНОМ ПРОПОВЕДНИКЕ

Другой священник проповедывал, что Адам сначала отказался вкусить яблока, а Ева будто бы в раздражении сказала: «Вкуси, не то я уйду от тебя в самый худший публичный дом!» (Но ведь тогда еще ни одного по всей земле не, было.)

 

71.  ОБ УЛЬРИХЕ, ГРАФЕ ВЮРТЕМБЕРГСКОМ, ДЕДЕ НАШЕГО ГЕРЦОГА

Когда один сельский священник у нас в Альпах очень хорошо угостил охотников графа Ульриха, граф пожелал дать ему какой-нибудь бенефиций, так как прежде у него был только приход. Священник — что редко бывает — отказался, говоря, что ему, чтоб собрать то добро, которое есть в его бенефиции, часто надо трудиться до полуночи. Если же он получит еще, то, чтоб все собрать, придется бодрствовать дни и ночи.

 

72.  В СТРАСТЯХ ГОСПОДНИХ БОЛЬШЕ ЛЖИ, ЧЕМ ПРАВДЫ

Недавно один человек хитро посмеялся над крестьянами, говоря, что в страстях господних больше лжи, чем правды. Крестьяне рассердились и решили пытками заставить его отречься от своих слов. Смеясь над их глупостью, он сказал: «Я верно сказал, братья. Христос ведь мало говорил, но зато правду, а евреи много, но все ложь».

 

73.  ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ О ГЛУПОМ КРЕСТЬЯНИНЕ

У нас в Швабских Альпах, недалеко от моей роди­ны, жил старый глупый крестьянин. По своей глу­пости и беспечности он пренебрег распоряжением господина нашего графа Вюртембергского, и к не­му пришел деревенский староста, грозя ему тюрь­мой и немалым наказанием. Крестьянин сказал ему: «Иоганн, любезный мой собрат, поступай по своей и божьей воле, но прошу тебя, будь ко мне милостив, ведь если бы я был умнее, я бы меньше провинился».

 

74.  МАТТИАС ФОН ХОЭНЭК О МОНАХАХ

Недавно я побывал с неким очень остроумным дворянином в одном монастыре, где были весьма невежественные братья. Заметив их неотесанность, дворянин спросил меня: «Я спрашиваю, какими средствами и как станут эти монахи защищать христианскую веру, если понадобится?», Я ответил, что не знаю. А он мне: «Ох ты, неискушенный! Кто же лучше их бражничает? Другие ставят противника в тупик на диспутах, а они на пирушках всех перепьют и победят».

 

75.  О МНЕНИИ ОДНОГО СЕНАТОРА

Урахский сенат, ко всеобщему удовольствию, повелел устроить рыбную ловлю. И когда после лов ли перед обедом случилось нечто, что надо было обсудить, и каждый должен был высказать свое мнение, один из сенаторов во время этого обсуждения заснул. Когда его спросили об его мнении, он, пробудившись, сказал: «Часть, по-моему, надо отварить, а часть зажарить» (он думал, что говорят о рыбе. Сон сморил его, и он совершенно забыл, о чем шла речь). Это его мнение стало всем широко известно.

 

76. О МОНАХАХ, СОЖЖЕННЫХ В БЕРНЕ

Недавно, в 1509 году, в Берне за какие-то неслы­ханные проступки сожгли на костре братьев-проповедников. Среди прочих нелепостей, которыми они собирались обмануть людей, они выдумали, что одному из них ночью часто являлась святая Дева и пространно отвечала на его дурацкие вопросишки. Когда я об этом прочитал, то часто говаривал в шутку по поводу их глупой выдумки, что если бы их вымысел был правдой, то я, смертный, подумал бы, что святая Дева более пуста и болтлива, чем какая-нибудь старуха, раз она каждый день отвечает на глупости этих братьев. Я прекрасно понимаю, что тщеславие и суеверие, распространившееся теперь под видом благочестия, грозят христианству серьезным ущербом, потому что именно так книжники и фарисеи разрушили и поколебали когда-то Иудейское царство. Но в каком сословии нет зла? Мое перо не касается добрых братьев, я говорю только о дурных. Что до этого преступления (если правда, то, что открыто написано и обнародовано), то натолкнуло их на него одного только настойчивое, никому из смертных не понятное мнение, будто святая Дева зачата во грехе, — что они вопреки воле божьей и старались утвердить и доказать, вымышленными и странными чудесами.

 

77.  О ДРУГИХ МОНАХАХ

Когда недавно говорили, порицая строгости мона­шеского устава, о том, что под грубой одеждой скрывается высокомерие и стяжательство, я ска­зал, что меня не удивляет, если волк под своей грубой шкурой грязно-серого цвета скрывает кро­вожадность и разбой.

 

78.  О    КРЕСТЬЯНИНЕ И ВРАЧЕ

Один глупый крестьянин пришел к врачу с мочой. Когда тот спросил крестьянина, откуда он, крестьянин ответил: «Ты, доктор, прекрасно узнаешь все по моче».

 

79. О БОЛЬНОМ КРЕСТЬЯНИНЕ

Крестьянин, у которого жена и все дети умерли от чумы, заболел, наконец, и сам. Когда его стали уговаривать, чтобы, он принял святое причастие, он отказался, потому что (как он сам сказал) из-за этого его жена и дети вкусили смерть. Он заверял, что еще пожалуется на это богу.

 

80. О ГЛУПОМ КЛИРИКЕ

Одного    неученого клирика из Констанца спросили те, кого называют экзаменаторами, законного ли он рождения. Он же понял, что они спрашивают о месте его рождения, и ответил, что он не из Законного Рождения, а из Шмиха (так называется его родное село, которое находится недалеко oт моего).

 

81.  ОБ ОСЛЕ И НЕВЕЖЕСТВЕННОМ СУДЕ

Так как никто, кроме самих мастеров, не может удачно и верно судить об искусстве, то ни у кого не возникает сомнения, что суждение тех, кто со­бирается судить о поэзии, музыке и других искус­ствах, в которых они вообще ничего не понимают и не смыслят, надо вообще отвергнуть как не­уместное, грубое и ложное.

Так вышло с ослом, который взял на себя обязанность судить в споре соловья и кукушки о том, кто кого превосходит в пении. Вынося решение, он сказал: «М[не кажется, что кукушка поет гораздо лучше: песня ее ровная, понятная, все время в одном тоне. А ты, соловей, я не знаю, что поешь: то возвышаешь голос и поешь звонко, то низко и громко, то средне — так что слушателям нелегко разобраться, к чему ты клонишь».

 

82.  О ЖАЛОБЕ ВОЛКА НА СВОИ НЕСЧАСТЬЯ

Недавно один человек сочинил немецкое стихотворение, в котором удивительно ловко вывел волка, жалующегося императору Максимилиану, справедливейшему из всех государей, на свои несчастья, на крестьянскую злобу и обиды. Он грозил, что вызовет к нему на суд все крестьянство, говоря следующее: «О, сколь неправедны дела человеческие! О, позорные деяния, достойные кары богов! Да сгинет яростно меня преследующий крестьянский род, самый злобный из всех! Законы, известные всем смертным, позволяют любому, если это нужно для сохранения жизни, свободно добывать себе еду и питье, а эти злобные люди не хотят позволить мне дело, может быть, не столь милосердное, сколь естественное и богом положенное. Если я, страшно голодный, украду у кого-нибудь из них самую ничтожную курицу, гуся или теленка, или же, что должно казаться ужаснее всего, попробую обглодать лошадиный труп, то они ополчаются против меня с такой сворой собак, с таким криком, с оружием, чтоб замучить и убить меня, как никто и никогда не должен поступать и не поступал со своими врагами. О крестьяне! Как же вы слепы! Доколе вы будете так глупы, что станете запрещать мне то, что позволяют законы природы и человеческие законы? Если я для сохранения жизни иной раз украду у кого-нибудь из вас — и это бывает редко — овцу или быка, чтобы утолить свой голод, а не ярость, то я не отбираю у вас силой серебро, золото или железо, муку, овес или пшеницу, или что-нибудь еще, что имеет какую-то цену у людей. Я не беру ничего, кроме еды. Отвергаю даже вино, какое бы оно ни было дорогое. Мне нужны только овцы, быки и вообще скот. Я так благосклонен и милостив к крестьянам, что редко беру у них, только разве в зимнюю пору, совсем голодный, возьму у кого-нибудь из крестьян что-нибудь в счет десятины, положенной мне по праву от бога. А так — я ограничиваю себя лесной добычей. Но послушай, как глупы они еще вдобавок к своей злобе — и пусть бог по справедливости отомстит за меня: дворян и господ своих, праздных священников и толстых монахов, заядлых и главных своих врагов они молят, преклонив

 

195

колени, и относятся к ним с превеликим почтени­ем — к тем, кто живет их трудом, кровью и мозгом. О, достойное наказанье! О, заслуженные крестьянские беды! Они яростно преследуют меня — невинного, их наставника! Почитают тех, кто у них отнимает не только еду, вино, коней, быков, серебро и золото, но и жен, и целомудренных дочерей, а к тому же часто отбирают и самую жизнь! Чтут тех, вся жизнь которых и неслыханная их роскошь питаются только потом и кровью крестьян! О, божья кара! Вас так много, а вы кормите тех немногих, которые покоятся на груди и лоне ваших дочерей, меня же, ни о чем таком не помышляющего, вы так преследуете! Поэтому я, если только император не прикажет вам жить со мною в мире, объявлю вам вечную войну, которую даже мои внуки будут вести с вашими потомками».

 

83.  О РАСПУТНИЦЕ

Однажды я слышал, как ссорились две бабенки. Когда одна сказала другой: «Ты — распутница»,— другая ответила: «Верно, но ты с радостью была бы на моем месте, однако так безобразна, что никто на тебя не польстится».

 

84.  ОБ ОДНОМ ПРОПОВЕДНИКЕ

Один священник, читая проповедь своим крестьянам, начал так: «Приветствует вас врач Лука...» (как стоит в священном писании). Сказав это, он умолк и не смог больше произнести ни одного слова. Один из стариков, поднявшись, сказал ему: «Поблагодари его и, если когда-нибудь опять пойдешь к нему, передай и ему от всех нас большой привет».

 

85.  О ПРЕИМУЩЕСТВАХ КНЯЗЕЙ

Когда князья пьяны, слуги говорят, что они веселы; когда черны, говорят, что они смуглы; когда глупы, говорят, что честны, простодушны и невинны.

 

86.  О ПРОПОВЕДНИКЕ ИЗ МАЙНЦА

Говорят, что в Майнце был один проповедник, который часто сурово обличал тех, у кого имелось много бенефициев. Каноники, так сказать, «обенефиченные», едва сносили это и, чтобы обуздать его непомерную болтливость, дали ему самому еще один доходный бенефиций вдобавок к тому, какой у него был. Он его принял и взял обратно свои прежние слова, говоря, что прежде он недостаточно был обучен этому делу и не изведал его сладости.

 

87.  ПОЧЕМУ ИДЕТ ДОЖДЬ, КОГДА МОНАХИ В ПУТИ

У наших есть поговорка: «Монахи отправляются в путь — быть дождю». Один тюбингенский философ недавно так это остроумно объяснил. Он сказал: «Они — бритые, и из-за непомерного количества выпитого вина в голове у них образуется много паров, которые от жара легко вытягивает из лысины; из них потом и возникают дожди».

 

88.  О ПЬЯНОМ ГОНЦЕ

У нас, швабов, виноградное вино и вороной конь называются одним и тем же словом. Некоего гонца, столь же любящего выпить, сколь и пошутить, — когда он напился сверх меры, так что не мог этого выдержать, — стало рвать ночью из окна комнаты, в которой он спал. На другой день он пришел к священнику, у которого остановился, и сказал: «О благой отче, какой у тебя пылкий и сильный вороной! Этой ночью в гневе он в неистовстве выпрыгнул из окна спальни».

 

89.  О СВЯЩЕННИКЕ

Один священник, когда поднимал святые дары (тело Христово), увидал в своем саду крестьянина, который лез на дерево, чтобы нарвать яблок. Священник сказал ему: «Слезай, дьявол тебя побери!» Присутствующие очень удивились — они не видели крестьянина, лезущего на дерево, и думали, что священник говорит это поднятому вверх Христу.

 

90.  ОБ ИМПЕРАТОРЕ МАКСИМИЛИАНЕ, ОБ ОДНОМ ОБЕССЛАВЛЕННОМ ЧЕЛОВЕКЕ И О ЕВРЕЯХ

Один из чиновников императора Максимилиана пожаловался, что его обесславили в одном известном стихотворении и в немецких песенках. Он просил императора, чтобы он это запретил эдиктом. Император ответил: «Мне нелегко будет это сделать; как бы часть этой песни не была перенесена и на меня самого. Терпи спокойно, как и мы когда-то это терпели: такие песни появляются так же быстро, как исчезают, и живут не так долго, как песня, на которую жаловался когда-то у нас один еврей, — «Христос воскрес» — песня, которую поют уже больше, чем полторы тысячи лет». Еврей говорил: «Как это произошло, и какая звезда принесла нам это злосчастье, что все песни со временем исчезают, а та, о которой я сказал, живет? И как произошло, что все убийства по истечении года у вас искупаются и прощаются, а убийство Христа, которое мы совершили, на протяжении всех лет не может быть ничем искуплено, и его не могут смягчить ни наши беды, ни наши страдания, ни течение времени?».

 

91.  О КРЕСТЬЯНИНЕ

Когда в Швейцарских Альпах заболел один кре­стьянин, он послал в ближайшее селение за свя­щенником, который принес бы ему святые дары. Когда же священник пришел, крестьянин немного поправился и сказал пастырю: «Ты теперь иди домой, а бога оставь до завтра висеть на этом гвозде» (и показал, на каком). Священник ему ответил: «Неужели я стану так небрежно и непочтительно хранить тело Христово?» На это крестьянин возразил: «О, благой отче, если б оно стоило даже десять гульденов, я б сумел его сохранить и без тебя».

92.  НЕМЕЦКАЯ ПОГОВОРКА

Если хочешь радоваться один день — сходи в баню: после бани люди больше пьют и становятся веселее. Если хочешь радоваться неделю — пусти кровь. Месяц — заколи свинью:  колбасами и

свининой людям можно славно попировать. Если же хочешь веселиться год — женись: однако, по мнению многих, у тех, кто женится, раскаяние наступает быстрее, чем через год.

Другие так говорят: хочешь радоваться день — сбрей бороду, неделю – сходи к любовнице, месяц — купи хорошего коня; полгода — купи красивый дом; год — возьми красивую жену; хочешь всегда быть веселым и радостным — стань священником.

 

93. ЕЩЕ ОДНА ПОГОВОРКА

Говорят, вот какая семья всех никчемней и печальней: где курица без яиц, свинья без поросят, корова без молока, где. дочь гуляет по ночам, сын — игрок, жена украдкой проматывает мужнино добро, а служанка беременна.

 

94. ЕЩЕ ОДНА

Другие люди говорят, что вот какие вещи встречаются редко и почти противны природе: молодая девушка без любви, ярмарка без воров, старый еврей без богатства, старый амбар без мышей, старая шуба без вшей, старый козел без бороды, старая монахиня без благочестия.

 

95.  О РАСПУТНОЙ ДЕВИЦЕ

У меня на родине была девица не слишком хорошей репутации. Она вела домой свинью, купленную ее отцом на базаре в Эхингене, и, когда в лесу случайный попутчик, юноша, попросил ее сойтись с ним, она отказала ему в надежде, что он попросит более настойчиво. Однако на опушке рощи, когда она увидала, что он вообще отказался от своей просьбы, девушка сказала: «Но, милый, как вспомню твои прежние слова, так все думаю: если б я уступила твоему желанию, куда же, спрашиваю, привязали бы мы на это время свинью?»

Это потом на долгие годы осталось у моих зем­ляков в пословице.

 

96.  ЕЩЕ ОБ ОДНОЙ ДЕВИЦЕ

Была и другая девица, намного моложе той. Она исповедовалась священнику в том, что оставалась с мужчинами на сеновале. Священник спросил ее: «Что ты там делала?» Девица с усмешкой ответила: «Ну, отче, неужели ты не знаешь, что делают на сеновале молодые люди с девушками?»

 

97.  О НИЩИХ

Я писал о нищих в своем «Триумфе Венеры» и сейчас иногда высмеиваю их потому, что это не­честные люди, не годные ни на что доброе; пре­данные одной только праздности, они всякими хитростями грабят простых людей и неискушенных крестьян. И делаю я это (господь всеведущий мне свидетель!) не от какого-то нечестия (ибо я по особому дару природы на редкость склонен к милосердию и сверх всякой возможности жалею воистину бедных и обездоленных), но меня побуждают к этому их недостойные поступки, потому что я вижу, как они при помощи всяких хитростей и уловок употребляют во зло жалость и сострадание простых людей. Когда эти, скажу я, мнимые нищие то крикливо, то смиренно, будто заклиная именем бога и святой Девы, именем Валентина, Антония и других святых, выманивают у людей милостыню, я думаю: «Сколь велики доброта и долготерпение бога и святых, раз эти нищие живут на счет тех, кого ничуть не почитают». Ведь я видал их перед святыми храмами, но внутри, во время богослужения за десять лет едва ли мог заметить одного или двух. Когда же я слышу, как замысловато и складно они поют на улицах и ревут и квакают (употреблю это слово), то я обыкновенно говорю своим друзьям: «Они счастливей меня, и меня не трогают». Потому что и Гораций гово­рил: «Если ты хочешь, чтоб плакал и я, то сам будь растроган». Если же кто-нибудь из них из лишне красноречив и квакает складно, то я говорю обыкновенно, что это достаточно искусный мастер своего дела — он не нуждается в моей помощи. А отвратительнее всего то, что эти нищие не заботятся, чтобы их дети — которых у них гораздо больше, чем у других людей,— не были нищими. Так что нищий всегда рождает нищего. Поэтому у нас в Германии развелась такая уйма нищих, и это не столько от нашего милосердия, сколько по нашей вине и ошибке.

Существует даже новое варварское слово «диа-culor,— aris». Но по поводу тех, кто скверно говорит, отнюдь не нелепо употреблять слово, означающее крики ворон и лягушек. Потому что никчемная и нелепая болтовня, это — не речь, а невразумительная тарабарщина наподобие вороньего крика.

 

98.  РАССКАЗ ГЕОРГА, АББАТА ИЗ ЦВИФАЛЬТЕНА

Был некий монах, который всегда ходил, опустив глаза в землю. После того, как его сделали абба­том, он стал ходить, выпрямившись. На вопрос, по­чему он не ходит, как обычно, он ответил, что прежде он старательно искал на земле ключи от монастыря, а теперь, когда они найдены, дальней­шие поиски уже не нужны.

 

99. ОБ ОДНОМ АББАТЕ

Я знал аббата, которого один дворянин на собрании Швабского Союза обвинил в прелюбодеянии и разврате. Аббат ответил: «Что же мне, сходиться с ослицами?» Дворянин сказал ему: «Если бы ты так поступил, то умножил бы свой род». (Он насмехался над его невежеством).

 

100. ОБ ОДНОМ МИНОРИТЕ

В Тюбингене на пирушке с нами был один монах из ордена миноритов без послушания (так гово­рят). Когда он, подстрекаемый веселым Вакхом, развеселился, то сказал, что в Вероне он привык сражаться вместе с войском императора Максимилиана и теперь хочет это повторить. Так как при этом он не слишком целомудренно говорил о битвах Венеры, то я ему сказал: «Я думал, что вы даете обет целомудрия». Он ответил: «Это правда, я дал три обета: обет бедности в бане, послушания за столом и целомудрия в алтаре». И, повернувшись ко мне, сказал: «И среди вас, у тех, которые хотят быть учеными, встречаются люди, пострашней всяких чудовищ: теолог — то пьяный, то сластолюбивый, то жадный; законовед — лживый и несправедливый; врач — такой больной, что сам даже нагнуться не может (и говорит о самоисцелении)». Так что жизнь людей вообще не соответствует их занятиям.

 

101. О НЕЧЕСТИВЫХ БОГЕМЦАХ

Заблуждение богемцев состоит в том, что у них ми­ряне приходят каждый день к святому причастию без исповеди. Крестьянка, держа в руках гуся, ко­торого несла в город продавать, сперва зашла в церковь. А так как там в это время была служба, то она подошла к алтарю с гусем, чтобы получить у священника причастие. По ее недосмотру гусь схватил облатку и съел, на что она плача пожало­валась священнику. Священник сказал ей: «Не плачь, я тебе дам другую, или (чтоб сказать, как они) дам тебе другого бога».

 

102. ЛОРЕНЦО ВАЛЛА И МОНАХ-МИНОРИТ

Лоренцо Валла, человек весьма ученый, восстановитель латинского языка, однажды прохаживался по храму миноритов в Неаполе и, увидав, что святой Франциск изображен среди четырех докторов, спросил одного из братьев: «Как это случилось, что князь — первооснователь вашего ордена — Франциск — помещен среди четырех докторов, когда говорят, что он был мирянин и вовсе неученый?» Монах в негодовании ответил: «Напротив, он был больше всех докторов!» Лоренцо ему: «Как же он больше всех, когда он был всегда среди меньших?»

Я часто слыхал, как эту историю рассказывал Иоганн Науклер из Тюбингена, краса и слава коллегии, и университета, и всего города, образец достоинства и благочестия.

 

103. С КАКИМИ ЖИВОТНЫМИ СРАВНИВАЮТ ЧЕЛОВЕКА?

Человека с животным сравни:

В десять лет он — козленок, а в двадцать — теленок.

В тридцать — бык, в сорок — может быть львом.

В пятьдесят он хитер, как лиса:

Позже станет подобен собаке.

Через десять он будет волком,

А потом, — словно драная кошка.

В девяносто похож на осла.

Век пройдет — он — ощипанный гусь.

 

104. О РОГОНОСЦЕ

Добрый ты человек, и нет подобного в мире:

Всем ты владеешь один, кроме своей жены.

 

105. ЖИЗНЬ ДОВОЛЬНОГО И ЗДОРОВОГО

Хочешь быть здоров — раз в год пускай кровь, раз в месяц ходи в баню, раз в неделю держи в объятиях Венеру, дважды в день ешь и пей, ночью спи спокойно и хорошо.

 

106. ОБ ОДНОМ ДУРАКЕ

Один глупец попросил своего хозяина, чтоб тот позволил ему, как полагается христианам, причаститься святых тайн. Когда он подошел к алтарю, священник подложил ему вместо причастия кусочек редьки. Глупец попробовал ее и сказал: «Боже сладчайший, какой ты горький».

 

107. О НИЩИХ

Когда в беседе зашла речь о нищих, о том, сколь многочисленно их потомство, то один человек сказал: «Ясно, почему у них так много детей. Они сходятся без страха, потому что по опыту знают, что не они, а мы будем воспитывать их детей. Сами они только производят их, мы же должны их воспитывать за счет нашей милостыни».

 

108. ОБ УЖАСНОЙ ЛЖИ

Один человек хвастался, что повидал почти всю Европу, а особенно Италию. Его спросили о городе Венеции и ее великолепных зданиях. Он ответил: «Я не могу многого рассказать о Венеции, потому что проезжал через этот город только один раз в вечерние сумерки верхом». Когда ему сказали, что это невозможно, потому что город окружен морем, поэтому ни въехать, ни выехать из него на коне нельзя, то я сказал: «Он проезжал через город, когда была зима, и скакал по льду».

 

109. О ШКОЛЯРЕ, УКРАВШЕМ ГУСЕЙ

Один Тюбингенский школяр покаялся, что украл гусей и кур и слопал их со своими товарищами. Священник побранил его и вообще отказал в отпущении грехов, пока он не возвратит украденное, ибо грех нельзя простить, если украденная вещь не будет возвращена. Школяр ответил ему: «Благой отче, я возвратил вдвойне. Я так наелся всем этим, что всего лишь на полчаса мог удержаться, а потом изверг все вместе с луком и грушами, которыми эти гуси были начинены». Священник сказал: «Хоть бы ты еще и легкие вместе с печенкой своей изверг, чтоб вчетверо возвратить!» — ив негодовании ушел от него.

 

110. КТО СВЯТЕЙ ВСЕХ?

В Тюбингене есть церкви, которым покровитель­ствуют святые Георгий и Мартин  (их называют патронами). Недавно зашла речь о заслугах святых и об их выдающейся святости. Одни говорили, что Иоанн Креститель, другие, что первый из апостолов — святой Петр стоят выше всех прочих. Кто-то сказал: «Что за глупость! Кто же святее и достойнее Тюбингенских патронов Георгия и Мартина? Другие святые, оборванные и нищие, бредут пешком, а эти едут верхом на отличных конях и облачены в роскошные одежды».

 

111. ФАЦЕТИЯ ПАУЛЯ ШАЛОПАЯ, РАССКАЗАННАЯ БРАССИКАНОМ

Если кому-нибудь не знаком Пауль Шалопай, отменный швабский весельчак, то любой читатель во всяком случае узнает его по этой фацетии.

Как-то вечером три приятеля собрались поиг­рать в Ремстале у одного трактирщика, весьма падкого на новости. Играть тогда в Вюртембергском княжестве было запрещено. Поэтому они уговорились с трактирщиком, чтоб он закрыл двери, задвинул засов и никого не впускал, не то их застанут в разгар игры и заставят платить положенный за это штраф. Трактирщик, жадный до денег, легко согласился на их просьбы и принял условия. Когда они уже некоторое время играли, пришел, как они заранее договорились, этот самый Пауль Шалопай и стал колотить в дверь. Игроки, которые хитро все подстроили, притихли и сказали, что, может быть, это кто-то, кто заподозрил, что здесь играют. Поэтому они попросили трактирщика, чтоб он никому не открывал. Чем тише было в доме, тем громче и сильнее тот снаружи колотил в дверь руками и ногами. Наконец, один из друзей сказал: «Хозяин, пойди-ка разузнай, какие у него там новости, из-за чего он так неистово осаждает дверь». Хозяин, которого разбирало любопытство узнать что-нибудь новое, пошел спросить. Пауль Шалопай ответил, что он умеет нести яйца. Трактирщик живо передал это друзьям, которые у него сидели, и очень просил, чтобы они разрешили впустить этого человека, чтобы увидеть такое изумительное явление. Они, как все это было заранее условлено, немного помедлили, изобра­жая, что им это очень неприятно, что они очень недовольны приходом этого человека. Наконец, побежденные упорными просьбами и настояниями трактирщика, они разрешили впустить того, кто колотил в дверь, только чтоб он не выдал, что они играют. Хозяин, горя желанием узнать поскорее что-то новое, вскочил, побежал, отодвинул засов, открыл дверь и радушно принял этого притвору. Потом он провел его в комнату, посадил за печку в темноту, словно кудахчущую курицу, и потре­бовал, чтобы он показал на деле то искусство, ко­торым похвалялся: хозяину не терпелось посмот­реть, что получится. Пауль Шалопай подчинился требованию, так как он уже долго держал на сво­ей груди и согревал два яйца, и поэтому они бы­ли совсем теплые. Когда Пауль, некоторое время посидел, он позвал хозяина, чтобы тот подложил руку и осторожно вынул яйцо. Хозяин подбежал, взял яйцо, показал игрокам и поклялся бессмерт­ными богами, что оно еще теплое. Потом он стал убеждать Пауля снести второе яйцо. Тот нехотя отнекивался, говоря: «Надо быть очень хорошей, совсем необычной курицей, чтобы нести в один день по два яйца». Но хозяин не отставал. Пауль уступил хозяину и тотчас же подозвал его, чтобы тот вынул второе яйцо. Хозяин подоспел, взял в руку яйцо, которое, как и первое, было теплым, вышел на середину комнаты и не мог нахвалиться дивным делом. Наконец он всеми богами стал уп­рашивать, чтобы Пауль снес третье яйцо, обещая, что больше он от него ничего не потребует. Пауль ответил, что ему это будет очень трудно сделать. Он сказал: «Я даже боюсь повредить себе яичники и внутренности, и я потерплю от этого немалый урон в той области, которой я зарабатываю себе пропитание». Чем больше Пауль отказывался, тем настойчивее хозяин его упрашивал. Наконец Па­уль сказал, что попытается в третий раз, к чему бы это ни привело. Когда пришло ему время осво­бодить кишечник, он сказал: «Хозяин, иди-ка ско­рей, возьми желток, потому что это последнее яй­цо вышло без скорлупы. Иди и посмотри, чтоб оно не свалилось на пол и не пропало». Хозяин — столь же легковерный, сколь любопытный — подбежал и подставил обе руки. Но там было не яйцо, Пауль наделал в руки хозяину, крича: «Ох, какой ущерб ты мне причинил! Больше я не смогу снести ни одного яйца! Это и есть то, чего я с самого начала так боялся!» Однако поняв обман, хозяин обнажил меч и набросился бы на Пауля, если б тот не отскочил и не спрятался за спину игроков.

История, полезная для любопытствующего. Она должна послужить примером для всех, кто слишком жаден до новостей.

 

112. ФАЦЕТИЯ О КРЕСТЬЯНИНЕ, КОТОРОМУ НЕ ПОДОБАЛО ЕСТЬ КАШУ

У одного крестьянина был работник. Когда утром перед работой (как положено в зимнее время) дали ему кашу, а он ел ее очень медленно, будто привередничая, то крестьянин стал так ему выговаривать: «О Бенцо, если бы мне было прилично есть эту кашу так же, как тебе, то я бы уплетал ее за обе щеки». Он думал, что теперь ему не по­добает ее есть, так как едва лишь три дня назад он вошел в число сельских судей и судить на кре­стьянских сходках о межевых границах ему можно будет только натощак. А может быть, он думал, что от густой каши он опьянеет.

 

ИЗ. ДАЛЕЕ СЛЕДУЕТ ОТЪЯВЛЕННОЕ ВРАНЬЕ КУЗНЕЦА ИЗ КАННШТАДТА

Однажды Кузнец из Каннштадта ехал верхом вдоль реки с дворянином, у которого он тогда работал. Дворянин увидал, что подо льдом болтается рыболовная верша, и сказал: «Вот хорошо бы нам достать эту вершу, полную рыбы!» Кузнец ответил ему, что это легко сделать и, отпустив поводья, прыгнул в реку, чтобы вытащить вершу. Но его вместе с конем, раскрыв пасть, схватила и тотчас же проглотила огромной величины рыба. Когда немного погодя какой-то рыбак случайно поймал эту рыбу, выложил на стол для продажи и разрезал ее ножом, Кузнец, сидя на коне, выскочил оттуда невредимый и рассказал дворянину новую историю. (В которой, конечно, не поскупился на ложь).

 

114. ЕЩЕ ОДНА ЛЖИВАЯ ИСТОРИЯ О    КАБАНЕ

Однажды, когда Кузнец шел через лес, ему повстречался огромной величины кабан с клыками, которые на локоть выдавались из его пасти. Когда кабан напал на Кузнеца, тот спрятался за старый дуб. Свирепый кабан, желая схватить Кузнеца, пробил своими клыками многолетний дуб, так что острие клыка выскочило с другой стороны. Кузнец, думая о том, как бы спастись, увидал это, и ему вдруг пришло на ум — ручкой кинжала загнуть и притупить острие клыка (как это делают кузнецы, загибая гвозди на ларях), чтобы не получить удара, когда кабан вырвет из дерева клык. Только в этом Кузнец и нашел свое спасение.

 

115. ЕЩЕ ОДНА ЛЖИВАЯ ИСТОРИЯ О ВОЛКЕ

Когда этот же Кузнец шел лесом, ему навстречу попался волк, разинувший пасть — будто он хотел его живым проглотить. Чтобы спастись, Кузнец силой втолкнул свою правую руку в волчью пасть, схватил его за хвост и вывернул наизнанку, как сапожник выворачивает сапог.

 

116. СВЯЩЕННИК-ПТИЦЕЛОВ

Один священник отправился в поле ловить птиц. Увидев в вышине аиста, он выпустил на него сокола, которого держал в руках. Когда сокол настиг аиста и бросился с ним вниз, то кабан, который очутился тут же, слопал сокола вместе с аистом. Священник, увидев это, подбежал и пронзил кабана копьем. Когда же дома он захотел его разделать и разрезал спину кабана ножом, оттуда невредимым вылетел сокол, еще державший в клюве аиста.

Вот как заманчиво врут наперебой, состязаясь друг с другом, этот священник и Кузнец — редкостные сочинители.

 

117. О НЕМ ЖЕ

Тот же священник однажды, когда крестьяне, сидящие вместе с ним в бане, спросили — не знает ли он, куда улетают или откуда прилетают аисты, ответил им очень забавной шуткой. Он сказал: «Навострите уши, я расскажу вам удивительную историю. Когда мой отец отправил меня в чужие страны для учения в обычной школе, я случайно попал на отдаленный остров. Однажды, когда я там учился, я пришел в баню, и жители острова, сидевшие вокруг, очень дружелюбно приветствовали меня. Я спросил их, откуда они знают меня, незнакомца и чужака. Один из них ответил: „Мы знаем вас очень хорошо от ваших родителей, милый Иоганн, а они и мне, и моему народу оказали большую услугу". Когда я попросил, чтобы он рассказал, что хорошего сделали ему мои родители, он выложил все по порядку: «В пору моей молодости,— сказал он,— когда наш остров коченел от холода, мы превращались в аистов и улетали в Европу, где тогда начинало теплеть. Там, на крыше дома ваших родителей свил я себе гнездышко из веток и прутьев тридцать лет тому назад и жил там, покуда на нашем острове не прекращалась зимняя стужа. Я всегда знал, что мой прилет вашим родителям приятен, потому что они никогда не допускали, чтобы наше гнездо хоть сколько-нибудь разрушалось. Но когда ваша страна надевает зимний наряд, мы расстаемся, возвращаясь на наш тогда уже очень теплый остров, перестаем быть птицами и принимаем прежний вид».

Этой повестушкой он настолько убедил простодушных крестьян, что они после этого все его заверили, что станут чрезвычайно чтить аистов.

 

118. ФАЦЕТИЯ О ПРОСТОТЕ ОДНОЙ НЕВЕСТЫ

Однажды крестьянин просватал свою дочь за крестьянина. Когда тот в первую ночь пожелал развязать ей пояс (для этого люди и вступают в брак), он захотел вскочить с постели. Невеста спросила его, куда это он собрался, а он ответил, что хочет принести клин, с помощью которого он легче проникнет в священное и нехоженное место. Обняв жениха за плечи, она удержала его и по чрезмерной своей простоте необдуманно призналась в грехе. «Не ходи,— сказала она,— не нужен тебе никакой клин. Ведь работник моего отца три года назад обошелся при этом без всякого клина».

 

119. О КРЕСТЬЯНКЕ, ЖЕНЕ СТАРОСТЫ

Один крестьянин, когда его выбрали старостой, купил своей жене новую овчинную шубу. В воскресенье она, гордая как обновкой, так и почетной мужниной должностью, с гордо поднятой головой вошла в церковь в шубе, вывернув ее мехом наружу. В это время все поднялись, потому что читалось Евангелие. Она же решила, что это в ее честь и, вспомнив свое прежнее положение, сказала: «Sitzet still, ich denck wol, das ich auch arm war». Это значит: «Сидите, я ведь помню, что когда-то тоже была бедной».

 

120. ОБ ОДНОМ ЧЕЛОВЕКЕ, КОТОРЫЙ СОВЕРШИЛ НЕ ПОСТУПОК, А ПРОСТУПОК

Эгольф Ритхеймский, рыцарь, прославленный и на войне и в мирное время, живя в деревне Валь, затратил много денег и построил прекрасную церковь трудом и старанием отменного зодчего Буркхардта Аугсбургского. Однажды к нему пришел какой-то поэт, по его собственному мно нию, неплохой, и среди прочих стихов во славу рыцаря и зодчего, воспламенившись великим Аполлоновым жаром, он написал, состязаясь с Вергилием и со всей античностью: «Храм сей создал славный известный Эгольф Ритхеймский в этом шестом году. Кто бы ты ни был, смотри на дела Зодчего Буркхардта и помолись богу за них».

 

121. О КРЕСТЬЯНИНЕ, КОТОРЫЙ ИСПОВЕДОВАЛСЯ, И О ДРУГИХ КРЕСТЬЯНАХ

Один крестьянин очень нескладно и глупо пере­числял священнику свои грехи. Когда тот пробрал его за небрежность в столь душеполезной испо­веди, крестьянин ответил, что он не придает ей большого значения главным образом по той при­чине, что ею (он говорил об исповеди) он не мо­жет и не хочет ни жить, ни кормиться.

Другой крестьянин, выходя из святой церкви, встретил какого-то еще крестьянина. Тот спросил его, кончилось ли причастие, а он сказал: «Не знаю, меня не заботят такие ничтожные, чепуховые вещи!»

Другой (мой знакомый), собираясь причастить­ся, случайно увидел дударя, который играл для танцев в дурацкие дни вакханалий, и, подходя к алтарю, сказал: «Ох, Конрад, и устроим же мы себе после пасхи разгульную, беспутную жизнь!» Так он показал свое благочестие.

 

122. ОБ ОДНОМ ЖИТЕЛЕ ХЕХИНГЕНА

Один житель Хехингена отправился.с какими-то господами в святую землю. Когда они пристали к Родосу, то монахи — христиане, уроженцы разных стран — сбежались, как это бывает, посмотреть, что нового, кто приехал. Тогда приезжий вышел и сказал: «Нет ли среди бас какого-нибудь доброго приятеля из Хехингена?».

Это весьма забавная история. Но теперь говорят: «В Марбахе есть добрые приятели», я не знаю, откуда эта поговорка.

 

123. ВОЛЬФГАНГ АВСТРИЙСКИЙ — ПОПРОШАЙКА И ВЕРТОПРАХ

Когда Вольфганг Австрийский ночевал как-то у одного крестьянина на жесткой скамье и, встав утром, нашел у себя в волосах гусиное перо или пух, то он сказал: «Ох, как жестко и скверно спалось мне в эту ночь на одном пере! Как же приходится спать тем, кто отдыхает на целой тысяче перьев!»

Он же, когда один дворянин как-то очень бра­нил его за то, что он продал штаны, которые тот ему подарил, ответил: «Как же я мог их сохра­нить, если ты, когда они были твои собственные, не смог их сохранить?»

Он же часто говорил, что он — повсюду придворный: «Wan man sech in lieber im hoff wan im haus». Это значит, что люди охотней видят его в сенях, чем в самом доме (сени же и двор называются на нашем языке одним словом).

Он же утверждал, что он гораздо богаче своего отца: «Wann sein vatter het wol funftzig gulden verzinst, die heter all abgelost». Это значит, что его отец ежегодно дает в рост из своих денег пятьдесят гульденов, которые он и тратит. (Он хотел сказать, что проматывает и проедает отцовское добро).

Он же, когда одна крестьянка попросила его вылечить больную корову, дал ей записку, сделав вид, что написал на ней что-то важное, велел по­весить записку корове на шею, взял семь пфенни­гов и был таков. Женщина, поняв, что ее одурачи­ли (ведь корова не выздоровела), дала какому-то священнику прочитать записку, в которой было:

Ist du, so gnist du,

Ist du nit, so gnist du nit.

Siben pfennig ist mein gewin,

Bias mir in ars, ich far do hin.

Это значит: «Если ты поешь — выздоровеешь, если не поешь — не выздоровеешь. Семь пфеннигов — это моя добыча. Поцелуй меня в зад, я ухожу».

124. О НЕВЕЖЕСТВЕННОМ СВЯЩЕННИКЕ

Один Аугсбургский священник рассказывал на­роду в проповедях вместо правды разные сказки, глупости, небылицы и слухи. Его спросили, в ка­ких книгах или у каких учителей он это прочи­тал. Он ответил, что не читал этого, а очень часто слышал от своей дражайшей матушки, ко­торой уже нет в живых. А она была женщина честная, правдивая и всеми уважаемая.

Книга третья

 

125. ОБ ОДНОМ СТИХОТВОРЦЕ, КОТОРЫЙ ПОДРАЖАЛ ГРЕКАМ

Когда-то был у меня товарищ, не то чтобы невежда, но без склонности и любви к стихам. Недавно, когда мы читали его стишки, начало которых напыщеннее, чем у Антимаха, а конец сводит все к «смешной мышке», не без нарушения правил Присциана, мой друг Генрихманн сказал:   «Если     эти стихи прочтет не Сивилла, то, я думаю, любой увидит в них явные ошибки и искажения смысла». Я ответил: «Простите ему это стихотворение, он ведь теперь всю душу вложил в изучение основ греческого языка и грецизирует всерьез». Тогда другой, очень остроумный человек, рассмеявшись сказал: «1st er von Graezinga? Ich mein, im gescheh wie mir; wan mir ist ietz das latin erleidet: ich will auch Kriechisch lernen». Это значит: «А он не из Грецингена? (Грецинген — это городок неподалеку от Тюбингена, примерно в семи милях). Я думаю, у него дела обстоят так же, как у меня. Латинский язык у меня хромает, и мне опостылел, я думаю теперь заняться греческим».

 

126. О НЕКОТОРЫХ СУДЬЯХ

Когда один мой знакомый проиграл как-то дело в суде, он сказал судьям: «Я очень часто вел тяжбы и всегда проигрывал. Но если бы ты, фохт, был мой отец, а вы, судьи, мои братья, то и я надеялся бы хоть когда-нибудь услышать от вас приговор в свою пользу».

Он полагал, что расположение или неприязнь имеют большую силу и много значат в деле сто­рон. И действительно, даже у человека почтенно­го благосклонность к кому-либо обладает силой, является, как говорят, парусом и веслами и даже бессознательно приводит его к более мягкому и благоприятному приговору. Неприязнь же, на­против, судит исключительно строго.

 

127. О КРЕЩЕНОМ ЕВРЕЕ

О суровости и упрямстве евреев сохранилось много свидетельств с древних пор. В наше время тоже редко кто из них отличается от своих пред­ков. Даже среди тех, кто отрекся от веры своего народа и перешел в христианство, вряд ли один или два верят истинно и твердо. И вот почему я говорю это: в городе Дилинген был один, который переменил веру. Когда на рождество ему пришлось долго простоять на сильном морозе во время мессы, то, вернувшись домой, он сказал: «Если мы так заняты одним-единственным младенцем, то если святая Дева (он назвал ее непочтительным именем) произведет на свет еще одного сына, то весь мир дни и ночи будет обязан им служить». За поношение пресвятой Девы его удушили и утопили в воде. Он получил справедливое возмездие за богохульство.

 

128. О ШУТЕ КОНРАДЕ ХВАСТУНЕ

У пфальцграфа Рейнского был для забавы шут и дурак, по прозвищу Хвастун. Когда он был подростком, и люди еще не знали, сколь он глуп, они приставили его сторожить скотину. У него был помощник, моложе его. Однажды Конрад пригнул ствол дерева и повесил на нем мальчи­ка. В это время, надо думать по наущению са­таны, среди коров началось смятение, и Хвастун должен был их утихомирить. Когда он отошел к скотине и оставил мальчика висеть на дереве, то, вернувшись, обнаружил, что дерево распрями­лось, и мальчик задохнулся. Воротившись ночью домой без подпаска, он сказал, что повесил его. Даже после того, как его посадили в тюрьму, он не смог привести никакой причины своего по­ступка, кроме той, что у мальчика были лишаи. На ближайшем совете князей в Аугсбурге я сам слыхал, как он сказал, что хорошо поступил, по­тому что, если бы мальчик остался жив, ему пришлось бы теперь быть пастухом; повешение освободило его от такой участи.

Отсюда у нас теперь пословица о лишайных: «Остерегайся Хвастуна, не то он тебя повесит»

 

129. О НЕМ ЖЕ

Он же у каких-то дворян пас стадо. Так как он видал, что у коней отрезают хвосты, чтобы они были красивее и более пригодны для войны, то он, придя на поле, отрезал хвосты у всех коров и быков. Нагрузив на себя хвосты, ночью он, веселый, вернулся домой. Когда его стали за это бранить, он сказал, что его, как и господ, радует скотина видная и красивая.

 

130. НЕТЕР МАЙЕР

Однажды я был в трактире у Юстингенского замка с Петером Майером из Ингштетена. Взяв его руку и руку другого человека, я сказал: «Соединяю вас в браке». Глупый человек, он сердито вырвал руку, ругая меня: «В таком серьезном деле шутить небезопасно, — сказал он — Епископ немедленно наложит штраф. Он от жадности взыскивает за еще меньшие проступки». (Он думал, что теперь понадобится раз вод и разрешение епископа).

 

131. О РАЗБОЙНИКАХ

Наши предки грабеж и разбой не считали позором, да и сегодня еще некоторые дворяне не стыдятся этого. Насколько противно это человеческому обществу и дружбе, естественному праву, божественному, гражданскому и общенародному, я изложил в «Споре между наукой и невежеством», а также в своей «Бевинданской республике», которой занят сейчас.

Когда недавно одного дворянина уличили в разбое, он забавно ответил: «Хорошо и спасительно, что на земле существуют разбойники. Никто ведь не сомневается в том, что купцы наживают великие богатства больше от процентов, чем от честных договоров, так что нелегко было бы им удостоиться мест среди святых у всемогущего бога. Отнимая их барыши, мы облегчаем их грехи, и они, наконец, смогут войти в царство небесное».

 

132. О ГРУБОМ КРЕСТЬЯНИНЕ

Одна благородная матрона позвала к себе грубого, сильного крестьянина, чтобы провести с ним ночь. Крестьянин, который больше наслаждался сном, чем Венерой, пробудился только под утро. Матрона, чтоб склонить его к ночным занятиям, так как уже близился день и мог положить конец их делу, напоминая ему об этом, стала вертеть кольцо вокруг пальца со словами: «Члены мерзнут и сжимаются — я думаю, скоро наступит утро». Глупый крестьянин на это ответил: «Верно говоришь, хозяйка, потому что и мне хочется сходить по нужде». (Такой у него был знак наступления рассвета).

 

133. О МОНАХАХ И ДВОРЯНАХ

Когда-то я хлопотал за одного монаха в Ульме у их начальника (они сами называют его прелатом), чтобы он разрешил этому монаху поступить в какой-нибудь университет, где бы он мог попотеть над науками, к которым был весьма привержен. Прелат ответил мне, что он и без того довольно учен, говоря, что образованность в мопахе опасна, так как она делает его заносчивым и строптивым. Думая, что надо опровергнуть это мнение, я сказал: «Не для этого учреждались монастыри, не таково мнение древних отцов, которые прославились ученостью не менее, чем святостью. Это можно увидеть по их старинным библиотекам и по книгам, которые они издали». Но, не добившись ничего своими словами, я умолк, вспомнив о книжниках и фарисеях, которые, будучи достаточно богаты, оставили попечение о добрых нравах и в храме, во время молений и служб, предавались только внешним обрядам, только корыстолюбию, и погубили вместе с собою всю Иудею.

Пришел также мне на память прекрасный дис­пут между одним дворянином и монахом, когда мы кутили как-то в Тюбингене. От Вакха мы по­веселели и разговорились больше, чем обычно. Дворянин открыто сказал монаху, что теперь их святость, образованность и воздержанность пре­вратились в настоящую спесь, корыстолюбие и распутство. Он сказал: «Поэтому не удивляйся, благой отче, если миряне, князья и дворяне ненавидят духовенство, ведь под их капюшоны вместо добродетелей прокрались злые пороки. Теперь для них важно не жить праведно, а только лишь стать побогаче». И так как когда-то монахи жили честно и хорошо, то князья и дворяне в то время учреждали и основывали монастыри и щедро одаривали их своим добром и владениями. Теперь же у них на уме монастыри разрушить, а огромные богатства их забрать и использовать, так как у одних только монахов есть богатство, а живут они, имея его, неправедно. Это так и должно быть: излишество ведь редко порождает благоразумие и умеренность. Для князей непереносимо, что живущие добром Христовым и добром бедняков должны быть для других образцом умеренности. Монах на это открыто и смело ответил. «Я не отрицаю, что в прежние, лучшие времена монахи были честнее и что князья в тот век, преклоняясь перед их добродетелью и благочестием, щедро их одаривали. Но ведь в то время и князья и дворяне были гораздо более привержены к религии и более честны, чем сейчас. Поэтому верно, что в наше время уже в конце века монахи стали гораздо хуже, чем в старину. Однако это общий порок всех сословий и состояний, потому что никто, будь то богатый или бедный, священник или мирянин, не придерживается прежней строгости нравов. Поэтому и вы, дворяне, и ваше сословие не должны обвинять нас, не можете вы первые бросать в другого камень. А то, что ты обвиняешь нас в богатстве — вообще неразумно: мы ведем свои дела бережливо, вы же, промотав все в игре, распутстве и кутежах, хотите воспользоваться нашим добром. Кто же из нас лучше?»

 

134. ШУТКА КОРАБЕЛЬЩИКА НАД ПЬЯНЫМ

Один пьяный вместе со многими другими ехал по Боденскому или Алеманскому озеру. Сидя на носу корабля, он задремал и упал в озеро. Товарищи стали кричать, чтобы корабельщик остановил корабль, потому что в озеро свалился пья­ный, но корабельщик притворился, что не слышит, и продолжал плыть как глухой. Когда же, наконец, все зашумели и потребовали, чтоб он остановился и дал вытащить пьяного, он забавно ответил: «Какие вы все дураки! Вы думаете, что этот человек утонет в воде?» Все кричали, что это непременно случится, если он тотчас же не придет ему на помощь. Он сказал: «Вы глупей всех глупцов: тот, кто утонул в вине, не пропустит воду ни в какую часть своего тела!»

 

135. РАССКАЗ ИЕРОНИМА ЭМСЕРА — СЕКРЕТАРЯ ГЕОРГА, КНЯЗЯ САКСОНСКОГО

О тех, кто ест только мясо, а овощами брезгует, у нас есть поговорка: «Ешь-ка ты и овощи!» ...manilus mihi uterum palpat» Вот каково ее происхождение. Однажды мать спросила у дочери, как с ней обращается зять, какими супружескими ласками он ее радует по ночам. Дочь ответила: «Никакими! Трогает меня, и все!» Тогда мать сказала: «Если он тебя опять станет так трогать, ты кричи «Мяу» (этот звук издают кошки). Когда он спросит: «Чего тебе, кошечка?», ты скажи: «ein flaischlin in main tetzlin» (мне нужно мясца в мою лапку). Тогда он поймет, чего ты хочешь». На следующую ночь, когда супруг обошелся с нею так, как всегда, она последовала совету матери. Когда он понял, чего ей хочется, он приступил к выполнению своего долга и оказался молодцом. В конце концов, муж обессилел и устал от непомерных желаний жены и стал сдавать в этих баталиях, а она все чаще кричала «мяу». Так как она чаще частого, сверх всякой меры твердила «мяу», то муж купил пучок овощей и положил их тайком под кровать. Когда жена по своему обыкновению замяукала, он вытащил их, говоря: «Fris ouch kraut mitunder», т. e. «Ешь-ка ты порой и овощи!» (Показав, что он не мог все время кормить ее мясом).

 

Писано в Лейпциге в июне пятого дня 1508 года.

 

136. О ТОМ, КТО НЕ ХОТЕЛ ПРИЗНАТЬ РЕБЕНКА СВОИМ

Один человек, когда его жена родила ребенка на тринадцатой неделе после замужества, отказался сперва признать его своим. Наконец, священник и пономарь уговорили его, что надо считать также и ночи, тогда все прекрасно совпадет с необходимым сроком. Когда же его мать с упреками потребовала, чтобы он отдал ребенка настоящему отцу, он ответил: «Не поверить нашему священнику, человеку беспорочному?! Он сказал, что, по мнению ученых, при беременности ночи тоже надо считать, так что я теперь уже не сомневаюсь. Особенно сейчас, в зимнее время, когда ночи гораздо длиннее, чем дни! И, наконец, слушай, мать, какой я умный: по длине ночей я заключил, что сверх положенного еще остается время — так что исключается какой бы то ни было обман».

 

137. О ЛЖИ ОДНОГО БРАТА-ПРОПОВЕДНИКА

В другом месте я уже писал, что невежество не­которых проповедников не очень-то полезно для церкви, а напротив, ей вредит. Несмотря на то, что у них есть надежное Священное писание, они прибегают к бабьим сказкам, которые называют «примерами». Ими они вызывают немалое смущение у простых людей, потому что своими «примерами» они именем божиим утверждают лживое и невероятное, а люди этого не заслужили при всем своем великом невежестве и суетности. Поэтому я и расскажу вот что: я прекрасно знаю одного нищенствующего монаха, который так проповедовал неученому люду: «Верные христиане, чтоб вы смогли понять неисчерпаемую радость вечного блаженства, я приведу вам такой правдивый пример, который касается одного из наших предков. Однажды весной он шел по цветущему лесу и услыхал, как сладко поет пташка. Пленившись ее нежным пением, он присел и немного послушал. Он думал, что прошел едва лишь только час, а оказалось, что он слушал пятьсот лет. Когда он вернулся к братии, в свой монастырь, то его никто не узнал, а он узнал всех. Удивленный этим, он сказал, обращаясь к каждому: «Дражайшие собратья, почему же вы меня не узнаёте?» «Поэтой истории,— сказал проповедник,— вы можете понять, сколь велика радость небесная и как она не ограничивается никаким временем, если для нашего монаха пташка столько времени превратила в один час».

Какая это чепуха! Невежественный монах не видел, насколько невероятно, чтоб все братья жили дольше человеческой жизни, ведь даже весь его орден не существует столько времени!

 

138. О ТРЕХ БАВАРЦАХ

Три баварца отправились вместе за границу, чтобы изучить чужеземные обычаи. Придя в Нижнюю Германию, где люди говорят бегло, отрывисто и очень быстро произносят слова, так что в Верхней Германии их едва понимают, они подошли к какому-то городу. Чтобы устроить ночлег и заказать хороший завтрак, они послали вперед того, кто утверждал, что он знаток этого непривычного языка. Когда он пришел в город и заговорил с трактирщиком на своем тягучем грубом и суровом языке, трактирщик ничего не понял. Поэтому, указывая пальцами на зубы, тот показал, что хочет есть. Трактирщик, думая, что баварец страдает от зубной боли, велел отвести его скорее к зубному врачу. Когда он и там продолжал показывать на зубы, врач по совету трактирщика вырвал у него с корнем два зуба. Разгневанный и опечаленный, баварец убежал из города и, придя к своим спутникам, сказал: «Братья дорогие, честное слово, не советую я вам заходить в этот город, потому что, как только вы попросите поесть, у вас вырвут все зубы. У меня, видите, из-за этого нет двух, а если б я не был искушен в их языке и не так хорошо владел им, то вернулся бы к вам вовсе без зубов». Эти добрые люди, вняв его глупому совету, повернули обратно и, умирая от голода, поспешили отправиться в свою Баварию.

 

139 О ТОМ, КТО КУПИЛ МНОГО КОЛЫБЕЛЕК

В восточной Франции одному человеку, женившемуся четыре недели тому назад, жена родила сына. Тогда он поспешил на рынок и купил столько колыбелек, что заполнил ими всю телегу. Дома его спросили, зачем ему столько колыбелек. Он сказал: «Надо. Раз у меня такая плодовитая жена, что станет рожать через такое короткое время, то едва ли еще мне их хватит».

 

140. ОБ ОДНОМ ВШИВОМ

Один мой знакомый философ Иоганн Курциус был очень тощий. Так как он ел и пил столько же, сколько любой толстяк, то я его спросил, почему же он такой худой. Он ответил: «Потому что собственной кровью я кормлю такую же семью, как и Римский император». Он намекал на вшей, которые его мучили. Он же говорил, что вши — его стражи, которые не позволяют ему долго спать. Когда его спросили: «Как ты можешь терпеть столько вшей?» — он ответил: «От бедности я не могу быть милосердным к неимущим, но я по своему милосердию кормлю вшей, которые каждый день гложут мое тело».

 

141. СВЯТОЙ ДУХ ИЗОБРАЖАЕТСЯ В ВИДЕ ГОЛУБЯ

Когда Христос в день Вознесения поднялся на небеса, отец сказал ему: «Добро пожаловать, сын!» (Так у нас обычно здороваются). Сын ему: «Слава богу, отец любезный!» Вскоре отец, улыбаясь, сказал: «Я пошлю тебя, сын, на землю, чтобы ты снова пострадал». Сын ему: «Ох, отец, пошли святого духа, чтобы он смог улететь, если его станут очень мучить». (Потому что святой дух изображается в образе голубя).

 

142. ИОСТ БОРОДАТЫЙ — ДУРАЦКИЙ ПРОРОК

Иост Барт, о котором ты многое можешь узнать из наших стихотворений, а о делах его можно написать целые книги, в Тюбингене выдавал себя за прорицателя.

Так как он чрезмерно строго и очень плохо обращался со своей женой, то случилось, что она от него тайком убежала. Говорили, что она скрывается у швейцарцев. Когда в пост он исповедовался, то священник не Дал ему никакого отпущения грехов, пока он не разыщет свою жену. Он пообещал ее найти. И вот посреди дня он зажег фонарь, вышел из города, отошел недалеко от ворот, туда, где лежала груда дров, поискал там тщательно и, вернувшись вскоре домой, пришел к священнику и сказал, что сделал все, что мог, но нигде ее не нашел, хотя искал очень старательно, даже с фонарем. Убедить его, чтобы он искал ее там, где следовало, было невозможно.

 

143. ОБ ОДНОЙ ДЕВИЦЕ

Один человек пригрозил девице, что придет к ней ночью тайком. Она запретила ему это под страхом смерти, говоря, что положит под кровать нож, которым его заколет. Ночью он пришел и увидал, что она лежит, притворившись, будто крепко спит. Тогда он сделал вид, что собирается уйти. Девушка, будто проснувшись, сказала ему: «Оставайся, у меня нет ножа».

 

144. О ПЬЯНОМ СВЯЩЕННИКЕ

Недалеко от Штутгарта есть село. Когда там свирепствовала чума, то один из крестьян, настигнутый ею, позаботился о святых дарах и позвал священника, чтобы тот сделал все, что полагается. Священник же в это время был настолько пьян, что не владел ни языком, ни ногами. Когда он пришел к крестьянину, чтобы наставить его перед смертью (как у нас говорят), то взял книгу для крещения младенцев и, стоя у постели больного, долго бормотал что-то сдавленным и шепелявым голосом. Наконец, он дошел до того, что более внятно сказал: «Назовите дитя!» Больной, думая, что это к нему относится, твердо ответил: «Lieber herr ich hais Wurm-henslin» — это значит: «Отче, меня зовут Ганс Червячок».

 

145. О ШУТЕ ОДНОГО КНЯЗЯ

Одному немецкому курфюрсту подарили шута или дурака, который часто обманывал людей, следящих за ним, и убегал, ускользнув из рук сторожей. Когда же его, наконец, удавалось поймать, то его сажали в княжеские покои. И как-то, когда он был заперт, его начала мучить необходимость освободить желудок. Так как он не мог выйти и не видел нигде сосуда, в который мог бы наделать, то он наделал в княжеские сапоги. Немного погодя вернулся князь и надел сапоги, чтобы ехать на охоту. Всунув ногу, он обнаружил, что сапоги полны вони и кала. Он спросил: «Шут, кто это сделал?» Тот сразу же ответил, что не знает, и утверждал, что это не он. Тогда князь сказал: «Кто ж это мог сделать кроме тебя, раз здесь больше никого не было?» Шут ответил: «Значит, это королек сделал». (Королек — это малюсенькая птичка, которая там была в клетке; ее-то шут и обвинил в том, что она столько наделала).

 

146. О НЕМ ЖЕ

Его же, когда он ехал верхом по берегу Заале, реки, памятной для немецких историков, всадник, находившийся на противоположном берегу, спросил, где можно переправиться через реку. Он ответил: «Везде можно». Тот, поверив словам дурака, въехал на коне в реку и чуть не утонул в глубоком месте. Когда, наконец, он с трудом переправился, то с негодованием спросил, почему тот его обманул. Шут ответил: «Дурак ты, настоящее ничтожество! Эти утки приплыли ко мне невредимо, такие слабые существа, а ты на таком коне не можешь переправиться!».

 

147. О НЕМ ЖЕ

Он же, когда услыхал от своего князя, что есть некий неприступный замок, который только из­мором можно принудить сдаться, придумал, как его захватить. Три дня пролежал он, голодный, под стенами у ворот. Так как дурак ничего не добился своей голодовкой, то пошел, наконец, к князю и сказал, что тот лжет, говоря, что замок можно взять измором, потому что сам он чуть не умер от голода, однако ничего не добился.

 

148. О НЕМ ЖЕ

Он же согнал однажды гусыню, сидящую на яйцах, и занял ее место, чтобы яйца не пропали. Когда кто-то на него закричал, то он зашипел, словно гусь, а когда закричали громче, то он сказал: «Не кричи, ты напугаешь эти яйца и из них выйдет меньше гусят».

Мне говорили о нем столько смешного, что я не мог слушать.

 

149. О ДВУХ ДУРАКАХ

Два глупых брата, желая сорвать с дуба груши, решили, что один из них влезет на дерево и, рас­качивая его, будет сбрасывать их вниз, а другой станет их собирать под деревом. И так как он, долго раскачивая дерево, ничего не добился (от­куда же на дубе возьмутся груши), то стоящий под деревом стал жаловаться, что брат съел все груши и ничего ему не оставил. Тот же, который был на дереве, жаловался, что другой съел все груши, какие он сбросил. От спора они перешли к драке. На чем они поладили, я еще не узнал.

 

150. УДАЧНОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ОДНОЙ КРЕСТЬЯНСКОЙ ДЕВУШКИ

На Неккаре — это наша Швабская река — некие дворяне проходили мимо стирающих крестьянок, у которых ноги были красные от сильного холода. Один дворянин спросил: «Почему у вас такие красные ноги?», а крестьянка ответила: «Потому что у нас в пятках огонь». А он тогда: «Прошу тебя, подожги мне вот эту веточку...» Крестьянка задрала юбку и показала ему зад, говоря: «Иди-ка ты, господин, сюда, раздуй огонь в моей печи, а то он совсем у меня погас».

 

151. О СВЯЩЕННИКЕ И МОНАХИНЕ

Один священник, которого я очень хорошо знаю и которого из почтения к нему не называю, пришел в женский монастырь. Когда ему во время пира понадобилось выйти, то он, человек робкий, не посмел сказать об этом попросту. Поэтому своей соседке весьма преклонного возраста он сказал так, как вежливо говорят, когда хотят облегчить желудок: «Где мне совершить дело естественное?» Она, решив, что он склоняет ее к разврату, не захотела согласиться сразу же, по первой просьбе, и стыдливо отказала, говоря: «Ты скверный человек!». Она надеялась, что он попросит ее настойчивее. Нужда требовала, и он снова и снова повторял: «Ой-ой, мне, правда, надо удовлетворить естественную потребность. Наконец, когда ей показалось, что она достаточно уже доказала свою честь и стыдливость, она взяла его за руку и повела в спальню. Он же, думая, что она привела его, чтобы он облегчил желудок, приготовился к этому. Она стояла, собираясь ему угодить, и он снова спросил: «Где же мне удовлетворить естественную потребность?» *     educendo vidilia (лат.). Тогда она легла на кровать и разделась. Тут только священник увидал, что она его непра­вильно поняла, и сказал: «Я хотел бы сорвать несколько раз». (У нас так учат детей вежливо просить, когда им нужно облегчить желудок). Она же, покраснев от ужасного стыда, быстро выскочила за порог, чтобы он ее не узнал. Он сам тоже вышел и, встретив другую монахиню, спросил ее обычными, всем известными словами, и, наконец, сделал, что хотел. Это мне рассказал сам священник.

 

152. ОБ ОДНОМ ПРОПОВЕДНИКЕ

В одном большом городе был проповедник, который прекрасно умел убеждать людей и был чрезвычайно красноречив. В жизни, однако, он был непорядочен и невоздержен. Поэтому из-за мелочей у него бывали большие неприятности (наши называют это греческим словом «скандалы»), потому что, как сказал Августин: «Жизнь говорящего имеет больше значения, чем любая речь» Когда священнику говорили об этом, он отвечал, обычно, что получает ежегодно по 100 гульденов за то, о чем он проповедует, но и за 400 не согласится жить так, как он сам учит.

 

153. ПОЧЕМУ РЫЖИЕ БЛАГОЧЕСТИВЫ?

Когда недавно я подшутил над рыжим человеком, сказав, что у рыжих дурная слава, и подкрепил это известной пословицей, то он мне ответил, что рыжие благочестивее всех, приведя важный довод, что Христос, господь бог наш, только одного рыжего Иуду Искариотского удостоил поцелуя. (Иуду изображают рыжим).

 

154. О ВЛАСТИ ЖЕНЩИН НАД МУЖЧИНАМИ

В Тюбингене живет один человек высокого роста, а жена у него хоть и маленькая, однако им командует. Однажды он вместе с цеховыми друзьями и их женами пришел в трактир попировать и повеселиться, а после обеда стал вместе с прочими играть в карты. Жена его, недовольная тем, что муж играет, в досаде подошла к нему, вырвала у него деньги и карты, бросила их на землю и начала поносить его дурными словами, повторяя без конца: «Иди домой! Чтоб тебя черт унес! Чтоб тебя бог наказал! Если ты не уйдешь сейчас же, я отдамся кому-нибудь из образованных!» Он же на это ей отвечал только: «Ох, как трудно нам с женщинами!» — и еще: «Как провел нас черт с женщинами!» Я был там и, услышав это, сказал: «Как мужественны его слова и сколько в них величия! Как хорошо он защитил от оскорбления мужскую честь и достоинство доблестного мужа!»

У нас до сих пор есть поговорка, которую употребляют, когда мужчина покоряется женской власти: «мужественно высказался против жены».

 

155. ГЕОРГ ВЕСЕЛИИ О НЕКРАСИВОЙ ДЕВУШКЕ

Двое молодых людей гуляли и встретили мало привлекательную девушку. Увидав ее, один сказал другому так, чтобы она услышала: «Кто скажет, что она немиловидна?» Девушка поняла, что он над нею смеется, и ответила: «О тебе тоже этого не скажут». А он ей: «Могут сказать, если захотят солгать, подобно тому, как я солгал про тебя».

 

156. О ЖЕНЩИНЕ, ПОКАЯВШЕЙСЯ В ПРЕЛЮБОДЕЯНИИ

Один крестьянин, снедаемый желанием узнать, в чем будет исповедоваться его жена, спрятался за креслом священника. Когда она исповедалась, признавшись среди прочего в прелюбодеянии, то священник, закончив исповедь и желая отпустить ей грехи, начал с прелюбодеяния. Тут крестьянин выскочил из засады и сказал: «Благой отче, прости ей все остальные грехи, а за грех прелюбодеяния я сам взыщу с нее так, чтобы не было нужды ни в каком другом наказании».

 

157. О ВЛАСТИ СЛУЖАНОК НАД СВЯЩЕННИКАМИ

Один проповедник, желая вызвать смех и ве­селье, на пасху в своей шутливой речи сказал (я уже говорил, что это принято): «Кто из муж­чин держит у себя дома в руках власть, тот пусть и начинает песнь радости о воскресении Христовом». Так как никто не начинал петь и не утверждал, что он дома — господин, то запел сам священник, сказав, что у него дома никого нет, кроме кошки, над которой он господин. На следующий год, когда в тот же самый день он сказал людям то же самое, он снова никого не нашел, но и о себе сказал: «Ия теперь не могу начать, потому что у меня дома появилась служанка». (Считают, что они властвуют над добрыми священниками).

 

158. О ГЛУПОЙ ДЕВУШКЕ

Одну служанку молодые люди пригласили танцевать. Она же, боясь хозяйки, которая с трудом отпускала ее погулять, пошла в храм святой Девы и, опустившись на колени перед ее изображением, стала молить святую Деву, чтобы она за нее заступилась перед хозяйкой, помогла ей и выпросила для нее разрешение пойти на танцы. Случилось же так, что танцы почему-то кончились раньше. Смущенная девушка, вздохнув, сказала: «Ох, если бы я это знала, я приберегла бы свои горячие мольбы к святой Деве до другого раза!»

Что это действительно было, подтверждает Георг Веселин из Шорндорфа-на-Рейне.

 

159. О НЕРАЗУМНОМ РАБОТНИКЕ

Один человек пригласил на обед почтенных гостей. Когда все сели за стол, то оказалось, что нет соли. Хозяин, увидав это, сказал слуге, накрывающему и подающему на стол: «Принеси мне лестницу с голубятни!» Когда тот принес, хозяин сказал: «Поставь ее у стола!» Слуга сделал это, и он сказал: «Влезь на нее!» Тот влез. «Теперь, — говорит, — посмотри, чего на столе нет!» Слуга, увидав, что нет соли, сказал: «Это я смог бы увидеть и без лестницы!» Хозяин ему ответил: «Я выставил тебя на всеобщее посмешище, чтоб ты впредь был усердней и внимательнее».

 

160. О ВШИВОМ

У философа, которого я хорошо знаю и люблю, одежда кишела вшами. Когда я его стал за это бранить, он ответил, что он к ним привык. «Послушай,— сказал он,— недавно я ехал из Страсбурга в Венгрию, в которой полным полно таких насекомых, и посмотрел бы ты, какую великолепную битву устроили в моей одежде вши эльзасские и вши венгерские! Ведь, как я сам видел, они всегда ссорились. Но венгерские вши брали верх: они побольше и с хвостами».

 

161. О КУПЦЕ И О ПРЕЛЮБОДЕЯНИИ ЕГО ЖЕНЫ

В Вене, в Австрии, у одного богатого и престарелого купца была очень красивая жена и много детей, при которых находился молодой недурной собою учитель. Много лет существовал обычай, что купец по утрам уходил в церковь, а жена оставалась дома. Так как постель с раннего утра пустовала, то он сам давал ей возможность прелюбодействовать с юношей. Через некоторое время по немаловажным признакам умный муж догадался об этом, но скрыл подозрение до тех пор, пока, наконец, однажды, он не улучил удобный момент, когда жена была в гостях у друзей. Оставшись наедине с юношей, купец предложил ему вкусную еду, много вина и велел, чтоб он кутил щедро и не стеснялся. Когда купец увидал, что тот разгорячился и напился так, что потерял разум, он (не забыв слова Плиния да и старую поговорку о том, что вино открывает истину) сказал: «Юноша, мне доподлинно известно, что ты находишься в бесчестной связи с моей женой. Если ты мне сам все расскажешь, я и тебя, и ее прощу и не накажу. Если же станешь отрицать, то я не потерплю дольше, чтобы такой лжец продолжал со мной общаться». Юноша во всем признался и рассказал все по порядку. Купец ответил: «Ты поступал хорошо, это подобает твоему возрасту. Чем больше и дольше ты будешь в этом преуспевать, тем мне будет приятней. Об одном, однако, прошу тебя, чтобы ты избавил от своих посягательств меня самого».

Тем не менее, юноша на время отошел от заве­денного порядка до тех пор, пока обещанная куп­цом снисходительность к нему не рассеяла вся­кий его страх. Когда же он вновь вступил на привычный путь, то купец, разузнав все как следует, решил, что настало удобное время положить конец домашнему позору. Однажды утром он притворился больным и не столько просьбами, сколько угрозами добился, чтобы жена вместо него пошла к мессе. Так как она хотела показать, что не желает идти, то ушла, громко, с женской яростью хлопая дверями и ворча, желая, чтобы юноша проснулся и понял, что уходит она, а не муж. Он же, погруженный в глубокий сон, проснулся поздно, подумал, что муж ушел, и, как обычно, не зная об обмане, поспешил в спальню к хозяйке и обнял купца. Тот спокойно высвободился из его объятий, достал большую палку, которую припас для этого случая, схватил его и закричал: «Ах ты, дрянной человек! Тебе мало было, что я позволил тебе обладать моей женой? Ты хочешь и на меня перенести свои домогательства? Почему же ты не делаешь того, о чем я тебя так просил, после того, как я оставил без наказания твои проступки и был к тебе столь снисходителен!» Говоря это, он размахивал палкой и колотил его по голове и так лупил по бокам, что оставил его на полу спальни полуживым.

*    «...in thalamum dominae proparavit atque educto pene mercatorem est amplexus» (лат.).

 

162. ЛЕОНГАРД КЛЕМЕНС О КРЕСТЬЯНИНЕ

Один Цвифальтенский крестьянин по имени Бальтазар Лотар рассказал в соседнем селе одну историю. Чтобы ему поверили, он заключил: «Пусть меня черт поберет, если это неправда». Зная, что солгал, он испугался и взял свои слова обратно, сказав: «Да не случится то, чем я поклялся; я ведь не знаю, какие у вас здесь черти. Знаю только, что если б я так поклялся у себя дома, то наши черти ничего бы мне не сделали».

 

163. ВЕРНЕР МАИЕР ИЗ МЮНСТЕРА О ГЛУПОМ КРЕСТЬЯНИНЕ И ПОНОМАРЕ

Один крестьянин, подойдя к алтарю за причастием, от глупости забыл раскрыть рот. Священник два или три раза сказал ему: «Раскрой рот» Тот из-за чрезмерной своей глупости этого не понимал, и пономарь в гневе сказал ему: «Раскрой рот, чтоб тебе эту пищу черт благословил, чтоб ты подавился!» (У наших так принято говорить, когда они кого-нибудь проклинают во время еды или еще почему-нибудь). Это очень всех рассмешило бы, если бы 6 святой час не было запрещено смеяться.

 

164. ЛИЦЕНЦИАТ МАТТИАС КРЕЦ1 О СОНЛИВОМ РАБОТНИКЕ

Один трактирный слуга как-то проспал до полудня и пренебрег всеми своими обязанностями. Поэтому разгневанный хозяин разбудил его наконец громким криком. Когда тот встал, хозяин сказал: «Почему ты спишь днем, сонливый осел, и не заботишься о своих обязанностях?» Работник ответил: «Четырнадцать дней назад я был в бане, поэтому, я думаю, меня можно простить. Ведь известно, что после бани долго спят крепким сном. Вот это со мной сейчас и случилось». Хозяин сказал ему: «Ох, парень, если ты всегда через столько времени после бани будешь столько спать, то ты для меня неподходящий работник. Поэтому сейчас же убирайся куда-нибудь отсюда!»

 

165. ДУРАЦКОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ

Один человек пожелал пригласить к завтраку своего соседа и, думая, что оказывает отменное гостеприимство, сказал: «Любезный сосед, приходи сегодня ко мне завтракать: если ты принесешь с собой еду, я ничего, кроме вина, не поставлю тебе в счет».

 

166. ИОГАНН РОМИНГИЙ ИЗ МИНДЕСТАЛЯ О ЗАБАВНОМ ОТВЕТЕ ОДНОГО СТУДЕНТА

На магистерском экзамене студента спросили, зачем собаки поднимают заднюю лапу, когда мочатся. Он ответил: «Чтобы не испортить себе башмаки».

 

167. О ПЬЯНОМ

Один пьяный ночью мочился возле водосточной трубы. Так как он слышал звук и журчанье струящейся воды, то простоял там всю ночь. (Он думал, что это его моча течет, и слушал, как она льется).

 

168. ЛЕОНГАРД КЛЕМЕНС ОБ ОДНОМ УЛЬМСКОМ СВЯЩЕННИКЕ

В Ульме был необразованный священник, мало сведущий в Писании. Его маленькая церковь была расположена вне города на таком расстоянии от городских ворот святой Девы, на каком, как говорят, находилась гора Голгофа от Иерусалима (та гора, на которой был распят Христос). Поэтому она называлась Церковь «Успения господня». В страстную пятницу (как принято) при большом стечении благоговейно наблюдающего народа свершалось положение во гроб изображения распятого Христа. Священник озабоченно взял кадильницу и, так как присутствовали также и другие священники, стал думать, что надо ему произнести во время каждения. Вскоре, думая, что нашел самые подходящие слова, он радостно изрек, возвысив голос: «Боже, Владыка милостивый, даруй место утешения, блаженный покой, ясность света истинного и прочее душе раба твоего, верховного понтифика, первый день погребения которого мы сегодня празднуем». Народ при этом набожно вздохнул, а священники громко расхохотались от глупости священника.

 

169. О ДРУГОМ СВЯЩЕННИКЕ

У таких священников есть обычай в положенное время воспевать страсти господни с особым ис­кусством, притом так, чтобы слова Христа про­износить приглушенным, важным голосом, как говорят важные люди, а слова евреев они извер­гают возбужденно и яростно в страшном крике. У нас в Альпах один священник в селении под названием Уршпринг недалеко от Гейзлингена поступает наоборот. Когда говорят евреи, он приглушает свой голос. Услышав это, Иоганн Кассель, священник из Гейзлингена, сказал Леонгарду Клеменсу: «Евреи говорят спокойно и важно, и ни у кого нет сомнения, что они вершат суд». Когда же священник дошел до слов Христа и громко закричал, Кассель сказал: «Вот это Христос взывает к справедливости и вниманию судьи.

 

170. ПАУЛЬ ХУГ  О ВЕНСКОМ ПЕДЕЛЕ

Один венский ученый и священник был избран ректором университета. Для помощи в делах — духовных и светских — он имел обыкновение брать с собой в качестве спутника аппаритора (которого называют просто педель, помощник). Когда он собирался, как всегда, совершить дароприношение и произнес: «Confiteor», педель, который хотел помочь своему славному ректору, воздавая ему по достоинству, вместо «Misereatur» сказал: «Misereatur omnipotens deus Magnificentiae Vestrae et perducat Vestram Magnificentiam ad vitam aeternam». Он думал, что опозорит ректора, если назовет его во втором лице единственного числа, не сообразив, что в молитве господней он молится: «Pater noster qui es in caelis».

 

171. РОМИНГИ О БЕЗНРАВСТВЕННОМ СВЯЩЕННИКЕ

Когда одна девушка покаялась священнику в утраченном целомудрии и неукротимой своей похотливости, он, соблазнившись ее невоздержностью и замечательной красотой, воспылал к ней любовью и сказал так: «Если ты после пасхи не откажешься совершить это и со мной, то получишь отпущенье грехов». Соглашаясь, девушка ответила: «Вам дана власть соединять и отпускать, да будет воля ваша». Священник отпустил ей грехи. Не прошло и года, как она забеременела и подарила ему мальчика.

*    Confiteor — каюсь (лат.).

** «Misereatur omnipotens deus Magnificentia Vestra et perducat Vestram Magnificentiam ad vitam aeternam».— «Да помилует всемогущий бог ваше высочество и да приведет он ваше высочество к жизни вечной» (лат.).

 

172. ЕЩЕ ОБ ОДНОМ СВЯЩЕННИКЕ

Когда приходский священник из Еттингена на реке Миндель хотел совершить бракосочетание перед лицом церкви (скажу, как они) и уже собирался спросить жениха и невесту, верят ли они в это таинство, он задал жениху вопрос: «Конрад, как твое имя?» Конрад при общем смехе ответил: «Как ты сказал; ты ведь сам произнес мое имя».

173. ЕЩЕ ОБ ОДНОМ СВЯЩЕННИКЕ

В Ульме был невежественный священник, который не знал часослова, а читал всегда восемь или девять псалмов подряд. Другой, вместо псалма, которого он не мог найти, читал «Отче наш». Третий в Тюбингене в этом году (значит, в 1513), в день святого Мартина, читал Евангелие, и там было написано: «Чтение Евангелия от Мар.», он прочел: «Чтение Евангелия от Мартина». Другой во время мессы прочел «archismagogus» вместо «archisynagogus».

*    От Марка

** «archisynagogus» — глава синагоги (лат.).

Книга третья

 

174. ЕЩЕ ОБ ОДНОМ СВЯЩЕННИКЕ

Один священник собирался отпустить грехи другому, у которого было много детей и который поэтому жил в нужде и большой бедности. Священник сказал: «Прими это церковное отпущение, чтобы все дни своих земных трудов провел ты в поте лица своего, ел хлеб печали и пил в долине слез из ручья на дороге до тех пор, пока в горе и бедности жизнь твою не сменит смерть».

 

175. КТО ВЕСЕЛЕЕ ВСЕХ, СВОБОДНЕЕ ВСЕХ И ГЛУПЕЕ ВСЕХ?

Недавно один весьма ученый человек написал, что ему кажется, что веселее всех священники, которые даже на похоронах рядом с покойником поют, и монахи, которые по ночам долго распевают псалмы. Когда я однажды рассказывал это мирянам, один человек добавил, что ему кажется, что смерть священников тоже радостна — она веселит четыре сословия: друзей — из-за наследства, другого священника — из-за бенефиция, червей — из-за трупа, черта — из-за души Так полагают злоречивые миряне, которые, по свидетельству древних, очень враждебны к клирикам.

Свободнее всех враги — только им одним по­зволено безнаказанно убивать людей. Для других человекоубийство — смертный грех, врачам же оно приносит доход.

Глупей всех, наконец, грамматисты, которые сами не способны сочинить ни прозаической речи, ни стихотворения, а видят ошибки и смыслят только в чужих книгах. Из-за трех или четырех слов, будь это «очаг», «алтарь» или «кровь», они спорят друг с другом так бессмысленно и упорно, что турецкий султан, вероятно, с меньшим рвением осаждал родосцев, чем они обличают тех, кого считают своими противниками. Когда грамматисты обнаружат три, четыре или, самое большое, шесть словечек, пропущенных или неверно истолкованных другими, то им кажется, будто они сами превзошли в красноречии всех греков и мнят себя идущими во главе триумфального шествия всех писателей. Они требуют для себя более блистательных триумфальных колесниц, чем Александр Македонский, который покорил весь Восток.

 

176. СЕБАСТИАН КЕФЕР  ИЗ РЕМСТАЛЯ О НЕПРОСВЕЩЕННЫХ СВЯЩЕННИКАХ И МОНАХАХ

Недалеко от реки Реме жил священник. Несколько дней назад, когда он посмотрел в окно, чтобы увидеть, ясная будет погода или дождливая, он сказал своим собутыльникам, нарушая грамматические правила и нанося смертельную рану Присциану: «Caelus clarificat se. (Он хотел сказать, что небо будет ясное и дождя не будет).

Когда его же недавно спросили, почему слово «trinitas» женского рода, раз там нет ни одной женщины, он ответил, что не знает, но, чтобы выяснить свои сомнения и чему-либо научиться, он хочет когда-нибудь поступить в какой-нибудь университет.

«Caelus clarificat се...» — «Небо проясняется...»

(искаж. лат.).

«Trinitas» — «Троица» (лат.).

 

177. ОН ЖЕ О НЕПРОСВЕЩЕННЫХ МОНАХАХ

Когда недавно мы пришли в один монастырь, чтобы покаяться в грехах, и в трапезной говорили о разных вещах, некий монах сказал:    «Пусть один из вас останется и покается». Другой, который считался у них самым ученым, добавил: «Vos, ceteri, abimini». И снова и снова повторил: «abimini», когда надо было сказать: «аbite. Здесь вспоминается и то, что сделал другой монах, когда несколько дней назад, толкуя слова Библии: «Et comedit Adam de pomo vetito», так выразил это на своем языке: «Und Adam hat gessen von ainem stinckenden Apfel, т. e. «de pomo foetido (Он   не знал разницы между «vetitum» и «foett «Vos, ceteri, abiminidum*)» — «Вы, прочие, уйдите!» (испорч. лат.).

«Abite» — уйдите (лат.).

«Et comedit Adam de pomo vetito» — «И вкусил Адам от запретного яблока» (лат.).

**** «Uda Adam hat gessen von ainem stinckenden Apfel» — «И вкусил Адам от вонючего яблока» (нем.).

***** «De pomo foetido» —- от вонючего яблока (лат.)

Поэтому совершенно справедливо высказывание: «Хотя у церкви есть теперь золотые чаши, священники у нее большей частью из дерева».

В городе Рейтлингене было освящение полей и (как обычно) молитвенное шествие по случаю вознесения господня, во время которого четырежды читаются начальные стихи из четырех евангелий. В книге было указано: «одно евангелие следует читать у креста». Священник, подойдя к кресту, прочитал: «Начало святого евангелия по Иоанну у креста».

 

178. О СВЯЩЕННИКЕ

В каникулярные дни 1511 года я приехал из Тюбингена в Цвифальтен и хотел там у Леонгарда Клеменса завершить свои фацетии. Леонгарду, у которого в это время гостило много священников, от стационария в Санкт-Вельтене пришло письмо, ко ipoe гласило следующее: «Ego, petitor sancte Valentini, compaream in ecclesia vestra dominica die in vesperis. Idio dignitatem ac venerabilitatem vestram rogo, quatinus in cancellius populo promulgare volueritis, ut comparere voluerint subditi vestri ob honorem indulgentiarum et reliquiae, quia etiam praesentantur vobis reliquia sancte Valentino. Vobis etiam cinstat, quod ita in usu habemus». В конце стояло «Petb tor sancte Valentini».

 

*    «Vetitum» — запретный (лат.), и «foetidum» — вонючий (лат.).

 

После того, как я прочитал это послание, написанное так, как ты видишь, я сказал: «Какая плохая грамматика у этого деревенского священника! Я думаю, что Присциан не имеет никакой власти над тем, кто пишет: «sancte Valentini», «Сотрагеат» вместо «comparebo»; «Idio» вместо «ideo»; «reliquiae» вместо «reliquiarum» и «ге- liquia» и пр.

 

179. О СВЯТОМ НИКОЛАЕ И О ТОМ, КТО ЕМУ ОБЕЩАЛ КОНЯ

Мне выдавали за правду историю о том, как в Баварии один дворянин и его слуга отправились пограбить, а их враги преследовали их до самого Дуная. Когда работник увидел на другом берегу часовню святого Николая, он дал обет отдать святому коня, если только святой поможет ему «Я, проситель из монастыря Святого Валентина, пожалую в вашу церковь в воскресенье вечером. Поэтому я обращаюсь к вашему достоинству и почтению, насколько и в каких пределах вы пожелали бы это сделать известным народу, чтобы ваши подданные изволили явиться за индульгенциями и реликвиями, так как вам представляются также и реликвии святого Валентина. Вам также известно все, что у нас есть. Проситель из монастыря святого Валентина». После чего, он собрался благополучно переправиться через Дунай. При­шпорив коня, он перебрался через реку. Дворя­нин же, видя опасность, оказал сопротивление, был схвачен и казнен. Когда слуга, помня свое обещание, пригнал в церковь коня, говорят, он предложил святому Николаю вместо коня десять гульденов, но после этого он не смог вывести коня из храма ни силой, ни каким-либо другим способом. Поэтому сверх десяти он прибавил еще десять, но и это не помогло. Наконец, в стра­хе перед погоней, он положил сорок гульденов, и коня сразу же удалось вывести. Тогда слуга остро­умно заметил: «Святой Николай, какой же ты несговорчивый и суровый барышник, ты, пожа­луй, нашел бы многих крестьян посговорчивей себя!»

 

180. О МЕЛЬХИОРЕ, ДУРАКЕ ИЗ АДЕЛЬБЕРГА, ТО ЕСТЬ С ОРЛИНОИ ГОРЫ

Мельхиор, дурак господина моего доктора Леон- гарда Дюра, аббата из Адельберга, был уже стар, но нажил мало ума. Когда один деревенский священник привез с собой в монастырь собачку, то Мельхиор раздразнил собаку и, сняв одежду, показал собачке свой зад, говоря: «Укуси, а еще лучше лизни мне зад!» Собака, которую подзадорил священник, вцепилась дураку в зад, а он сказал: «Пошла ты, черт тебя побери, это была шутка, я с тобой только пошутил!». Когда недавно я спросил, зачем он раздразнил собаку, чтобы она его укусила, он мне ответил: «Боже мой, я не всерьез, я только в шутку это сделал».

Он же, когда как-то его отдали на аббатскую кухню, чтобы он помогал поварам, не захотел там оставаться, говоря, что там нет никаких праздников, потому что и в праздники тоже надо готовить еду. С большой охотой он слушал, когда священники сообщали о праздниках, о постах же узнавал с негодованием, хотя никогда не постился, а всегда в течение уже многих лет из уважения к своей старости только праздновал. Если он слышал, что священник в церкви сообщает о каком-нибудь посте, то он открыто проклинал его, крича громким голосом. Когда я как-то был на трапезе в Адельберге, где до той поры никогда не бывал, то Мельхиор оказался рядом со мной, так как он всегда сидел за столом своего господина. Он молчал и сидел, наморщив от серьезности лоб, был хорошо одет и у него была почтенная седина. Я подумал, что это один из экономов или ключарь винного погреба. Но аббат сказал: «Мельхиор, этот господин принес нам весть, что завтра надо поститься». Мельхиор, обращаясь ко мне, ответил: «Какой черт тебя сюда принес? Чтоб тебя боги покарали! Если ты не смог притащить сюда ничего, кроме поста, оставался бы ты лучше за дверями».

Он охотно пил вино, однако завистливыми глазами смотрел на других, когда они много пили. Когда кто-нибудь так пил, он обыкновенно говорил: «Rementere, rementere *» (я думаю, что он

*    «Rementere, rementere» — не имеет смысла (испорч. лат.).

Еще он когда-то слышал «recenter », а запомнил «rementere». Он всегда еще прибавлял: «Во имя тысячи чертей, войди!» (он имел в виду вино).

Когда он видел какого-либо крестьянина, при­шедшего в монастырь, то сразу спрашивал, что ему надо. Если он слышал, что тот хочет что-нибудь получить от его господина, то убеждал, чтобы тот ушел, так как в это время встретиться с господином невозможно. Если же крестьянин говорил, что он принес какую-нибудь плату, или хлеб, или еще что-нибудь подобное, то Мельхиор хватал его за руку и вел к господину. Через не­сколько часов Мельхиор подходил к крестьяни­ну и, узнав, откуда он, уговаривал его уйти, так как, если он не скоро уйдет, то не доберется засветло до дому. Он боялся, чтобы крестьянин не попросился переночевать в монастыре.

 

181. О НЕМ ЖЕ

У немцев есть обычай, по которому в день вознесения господня изображение распятого с пением поднимают с земли до самой верхней церковной балки в знак памяти о нем и как символ вознесения господа. Когда Мельхиор в Адельберге однажды добрался до этой балки и нашел там случайно изображение, о котором думал, что оно действительно возносится на небо, то он с негодованием сказал: «Ты, ничтожество и обман­щик, что ты здесь лежишь? Люди думают, что ты вознесся на небеса. Ох, величайший враль, что ж ты здесь прячешься?» И он сбросил его на землю, разбив на множество частей.

В Каннштадте же был пономарь, которому в день вознесения спасителя показалось, что прихожане запоздали больше, чем это было возможно, и он на них закричал: «Поднимайте его сейчас же (подразумевая — спасителя) во имя всех чертей!» (Он сказал это не в поношение господа-бога, а в поношение тех, кто запоздал).

 

182. О ДРУГОМ ДУРАКЕ

В Альгау или Винделиции в Аугсбургском епископстве был некий дурак. Однажды епископ Фридрих, граф фон Цоллерн, проезжал через деревню, где он жил, и дурак попросил епископа подарить ему одежду. Епископ велел придти к нему в Диллинген. Глупец сказал на это: «А если тебя не будет дома, даст ли мне подаяние твоя жена?» (Он думал, что и у епископа есть жена). Епископ засмеялся: «Тебе даст».

Он же прискакал в город Кауфбейрен на палке и, когда прибыл туда, то сказал, что так устал, как если бы шел пешком. Когда его высмеяли и разозлили, то он в гневе той же палкой, на которой прискакал, разбил и расколол у одного гончара много горшков и столько окон, сколько ему попалось. Потом, когда гнев его поутих, и некоторые стали порицать его за чрез­мерную ярость, он сказал, что это не его ярость, а ярость его коня, и он знает, что, если тот разъярится, то становится безумным. Все это он говорил по глупости.

 

183. ОБ ИОГАННЕ, ДУРАКЕ ИЗ ЦВИФАЛЬТЕНА

Иоганн, дурак и глупец из Цвифальтена, любимый за веселость моим господином аббатом Георгом, однажды искал потерянного теленка и ему пришлось заночевать в лесу. Возле него пролетела сова, которая кричала «wegg, wegg». А так как на нашем наречии «weg» — означает «дорогу», то он подумал, что птица хочет указать ему дорогу. Поэтому, обратившись к ней, он сказал: «Почему ты, черт тебя побери, не показала мне ее раньше, пока, было светло? Куда я пойду в такой тьме?» Немного погодя поблизости от него прошел олень, который обрывал с деревьев листья. Иоганн, которому очень хотелось есть, сказал: «Если ты так насыщаешься, то я буду делать то же самое»,— и утолил свой голод листьями с деревьев.

Он совершил и совершает до сих пор много такого, чего нельзя описать. Ему уже семьдесят лет или даже больше, а глупость его все растет день от дня, так что можно подумать, что вместе с возрастом увеличивается и его дурость.

Хлопайте и прощайте! Иоганн, дурак нз Цвифальтена, закончил фацетии.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

ГЕНРИХ БЕБЕЛЬ И ЕГО «ФАЦЕТИИ:

Когда заходит речь о немецкой литературе эпохи Возрождения, то обыкновенно говорят об Эразме Роттердамском и Ульрихе фон Гуттене, между тем как немецкое Возрождение прославили не только эти имена. Немалое место в европейской культуре того времени заняла деятельность немецких гуманистов. Они были талантливыми сатириками, публицистами, остроумными рассказчиками, незаурядными поэтами. С их деятельностью обыкновенно и отождествляют Возрождение в Германии. Отдельные немецкие гуманистические центры возникли еще в середине XV века. Гуманисты — люди с хорошим филологическим образованием — интересовались всем многообразием окружающего их мира, стремясь познать истоки явлений. В своих научных занятиях они большое внимание уделяли немецкой старине, писали исторические хроники, изучали древние языки, переводили на немецкий язык сочинения античных авторов. Чрезвычайно характерным для немецкого гуманизма было его напряженное внимание к католической церкви. Итальянские гуманисты, которые во многом были образцом для своих немецких собратьев, тоже ожесточенно спорили на религиозные темы, но их интерес к религии меркнул по сравнению с интересом к теологическим вопросам в Германии. Немецкие гуманисты изучали древнееврейский и древнегреческий языки, стремясь очистить тексты Ветхого и Нового завета от искажений, которые вольно или невольно внесли в эти тексты ранние теологической критикой Священного писания, не помышляя о низвержении церковных устоев. В изучении античной культуры и в богословских занятиях они обращались к первоисточникам — в одних случаях это были подлинные сочинения древних авторов, в других — христианские тексты. В Германии того времени гнет католической церкви ощущался более, чем в других странах, потому что у немцев не существовало достаточно сильной светской власти, которая могла бы противостоять Риму. Поэтому и в области политики основным вопросом, занимавшим гуманистов, был вопрос о     национальном объединении Германии и об усилении централизованной власти. В экономическом отношении Германия в начале XVI века была примерно такой же, как и другие европейские страны. Но из-за разобщенности земель страна не могла развиваться достаточно быстро. Единого центра не было. В Англии, во Франции рост городов, развитие промышленности и торговли в это время способствовали появлению некоторых общих интересов и государственной централизации. В Германии всякие связи сосредоточивались внутри небольших областей или же выходили за пределы страны. Бюргеры, как правило, были поглощены своими делами и мало заботились об общегерманских целях. Гуманисты лучше других понимали необходимость объединения Германии. Но у них по этому вопросу не было единого мнения. Соглашались они в одном: следует стараться избежать объединения в результате революции, поэтому для объединения необходимы реформы, а также и центр, вокруг которого можно было бы сплотиться. Неспокойная обстановка, в которой сталкивались интересы всех классов и сословий, способствовала большей демократизации даже ученой, гуманистической литературы (в то время преимущественно сатирической). Здесь некоторую роль играла еще и такая немаловажная черта немецкого гуманизма, как склонность к теоретизированию, подлинный культ человеческого разума и презрение к глупости. Это в большей степени объясняет развитие жанра немецкой литературы о дураках, многократные издания «Корабля дураков» С. Бранта (с 1494 по 1512 г. эта книга была издана десять раз). Вершиной этого жанра была «Похвала глупости» Эразма Роттердамского.

Генрих Бебель — глава Тюбингенского кружка гуманистов — в своем творчестве воплотил все основные черты немецкого гуманизма: интерес к религии, к культуре своей страны, патриотизм, почитание античности, уважение к разуму и почти непременное стремление морализировать, поучать.

О жизни Бебеля известно немного. Даже даты рождения . и смерти предположительны. Некоторые указания, имеющиеся в его произведениях, дают возможность считать 1472 г. датой его рождения. Отец его был богатым крестьянином. Начальное образование Г. Бебель получил в Шеклингене — маленьком городке недалеко от Ульма. В 1492 г. он оттуда уехал и поступил в Краковский Ягеллонский университет— один из самых лучших в тогдашней Европе. Там Бебель учился на артистическом факультете. У кого он учился — неизвестно. Сам он называет только одного своего учителя — немецкого и польского гуманиста Лаврентия Корвина, автора труда по космографии. В 1494 или в 1495 г. Бебель приехал в Базель для того, чтобы издать книгу Корвина. Там же он поступил в университет и проучился год или два. С некоторыми базельскими гуманистами он сдружился, но знаменитый Себастиан Брант, автор «Корабля дураков», живший тогда в Базеле, никакого впечатления на него не произвел. Находясь в Базеле, Бебель предпринимал попытки получить место преподавателя в Тюбингенском университете. Для этого он посвящал хвалебные стихи герцогу Эберхардту — основателю университета в Тюбингене, просил о содействии и рекомендациях разных влиятельных людей, в том числе и знаменитого Иоганна Рейхлппа. Почти все последующие годы жизни Бебеля связаны с Тюбингенским университетом, где в то время преподавали очень интересные люди и велись постоянные споры между приверженцами схоластики и гуманизма. Причем, в числе защитников старой схоластической науки были не одни только невежды и тупые обскуранты, как это иногда думают, но люди, чрезвычайно по тому времени образованные и глубоко убежденные в правоте своих воззрений. Генрих Бебель в Тюбингенском университете был профессором поэзии и красноречия. К педагогической своей деятельности он относился с чрезвычайным рвением, считая, что без гуманистических занятий невозможно подлинное просвещение, столь необходимое Германии. Главным же в этих занятиях он считал изучение латинского языка и античных писателей. О чистоте латинского языка Бебель очень заботился. Поэтому он был против Унния — поэта доклассического периода. Не нравились ему и христианские авторы, потому что их язык — послеклассический. Главное, по мнению Бебеля,— хорошо знать латынь. Остальное приложится. В это же время Бебель писал труды по истории и этнографии Германии. («Oratio ad regem Maximilianum de laudibus atque amplitu- dine Germaniae». Pforzheim, 1504; «Qui sint pagi Suevorum et de aspiratione Nechari fluminis». Phorce, 1508).

Чтобы облегчить себе педагогическую деятельность и иметь возможность распространять свои взгляды, Бебель старался расположить к себе влиятельных лиц в университете и при дворе. В этом он достаточно преуспел — его сделали третьим увенчанным поэтом (после Энея Сильвия Пикколомини и Конрада Цельтиса), и император Максимилиан даровал ему герб. Но весь этот успех ему был нужен для того, чтобы пропагандировать гуманизм. Чрезмерной заботы о собственной славе, столь характерной для деятелей Возрождения, очень дороживших проявлением своей индивидуальности, у Бебеля не было. Гораздо больше, чем утверждение своей личности, Бебеля интересовало его дело. Дело это — прославление Германии, к национальному престижу которой он относился чрезвычайно ревниво, и приобщение немцев к античной культуре. Поэтому люди, которые, по его мнению, позорят Германию, и всякие обскуранты, не почитающие наук, были его врагами.

В 1502 году, во время чумы, Бебель покинул Тюбинген, уехав в свой родной город, но потом он оттуда вернулся. В 1507 г. по неизвестной причине он перебирается в Аахен. С 1512 г. не появилось ни одного его сочинения. Известно, что он был слабого здоровья, болезни часто мешали ему работать. В одном из писем его друга (от 4  марта 1518 г.) он упоминается, как живой; полагают, что Генрих Бебель умер в том же 1518 или в 1519 г. Известный ученый и сторонник Реформации Ф. Меланхтон посвятил его памяти греческие стихи. До Реформации Бебель не дожил, и неизвестно, как бы он к ней отнесся.

Фацетии Г. Бебеля, как жанр гуманистической прозы, связаны с национальной литературной традицией и с итальянской литературой того времени.

В Германии фацетиям предшествовали очень распространенные в бюргерской среде прозаические и стихотворные шванки. Появились они еще в XIII в. (Штрикер, Конрад Вюрцбургский, Нейдгардт), но особенно популярны стали в XV— XVI вв. Содержанием шванков были «низкие» стороны жизни. В небольших забавных рассказиках прославлялась практическая сметка, удача, давались картины быта и нравов разных сословий, нередко все это было очень грубо и откровенно. Некоторые шванки напоминают французские фабльо, многие же восходят к немецкому фольклору.

Оказали влияние на фацетии и назидательные проповеднические примеры — exempla. В Средние века всякий рассказ, который использовался с дидактической целью, называли exemplum. Для пастырей существовали даже специальные пособия, в которых говорилось, когда именно лучше привести тот или иной пример, чтобы добиться в проповеди наибольшего эффекта. Со временем содержание назидательных примеров в проповедях все больше и больше отходило от серьезных религиозных тем. Паства часто мало интересовалась моралью, вытекавшей из тех историй, которые рассказывались во время проповеди. Привлекали сами примеры, в особенности, если они были анекдотические, веселые. Сюжеты таких примеров чаще всего брались из жизни, из житий святых, у античных авторов. Одной из частей средневековой пасхальной службы был «пасхальный смех» («risus paschalis»). Объясняли это тем, что на пасху следует радоваться воскресению Христа. Поэтому священник в это время должен был рассказывать всякие забавные истории, чтобы всем было весело. Истории эти по своему замыслу должны были быть аллегоричны, но нередко аллегория была так туманна, что слушатели ее вовсе не воспринимали, и со временем она совсем исчезла из этих смешных рассказов. Недаром Эразм Роттердамский возмущался тем, что в храме на пасху можно услышать такое, что пристало слушать только за столом в разудалой компании. К XV—XVI в. exempla уже стали просто проповедническими повестушками.

Близок к жанру церковных проповеднических примеров был жанр университетских «Disputationes de quodlibet» — «Рассуждений о чем угодно» или «Quaestiones de quodlibet» — «Вопросов о чем угодно». В таких «рассуждениях» побеждал тот студент, который в своих ответах был находчивей, виртуозней других. Вопросы и ответы были смешны, пародийны, ироничны, лишены какого бы то ни было академизма, сухости и наставительности. Во время таких диспутов студенты делали доклады, произносили целые речи на всякие забавные темы. Так как диспуты эти проходили в среде более или менее образованных людей, то «рассуждения» больше, чем шванки и проповеднические повестушки, были связаны с письменной литературой. Студенты произносили свои речи на латинском языке, но в них попадались чуть ли не целые страницы на немецком языке, а иногда забавы ради латинский и немецкий язык смешивались в одной фразе.

В литературе фацетия, как жанр, впервые появилась у флорентинца, писца, а позднее секретаря апостольской канцелярии — Поджо Браччолини (1380—1459). Он прекрасно знал все, что происходило в папской курии, и в своих фацетиях рассказывал забавные истории на злобу дня. Поэтому его сборник «Фацетии», написанный между 1438 и 1452 гг., по существу, был первым литературным собранием.

Как в новеллах и шванках, в «Фацетиях» Поджо прославлялась удача. Удача, которая достигалась обманом, изворотливостью — чем угодно. Изображал он главным образом своих современников: горожан, крестьян, пап, тиранов, ученых-гуманистов. При этом смеялся надо всеми: над простыми священниками, над монахами всех орденов, над епископами и кардиналами, над крестьянами, над папой Евгением IV, при котором сумасшедшие и дураки становились кардиналами, над экс-папой Урбаном V, у которого «дурная голова», над богом, у которого «мало друзей». Каждая отдельная фацетия была очень коротка. Автору важен был только сюжет и возможность хорошо рассказать все это на латинском языке. Поджо писал, что хочет приспособить латынь для выражения нового, «низкого» содержания. Латынь к тому же делала фацетии Поджо интернациональными. Они были известны во всех европейских странах. Знал их, конечно, и Бебель. Более поздние фацетии итальянца Анджело Полициано — друга Лоренцо Медичи и Боттичелли — в Германии в начале XVI в. известны не были. Но Бебелю, конечно, были знакомы фацетии его современников и соотечественников — поэтов Генриха Штейнгевеля (1412—1482) и Себастиана Бранта (1457 — 1521). Штейнгевель перевел с греческого языка басни Эзопа, которые сам пояснил примерами из жизни Германии. К сборнику басен Эзопа он прибавил еще перевод нескольких легкомысленных фацетий Поджо. Книгу он задумал как назидательную и писал, что читатель его должен уподобиться пчеле, которой нужна не окраска цветка, к которому она подлетела, а важно, чтобы потом мог появиться мед. Себастиан Брант в 1486 г. опубликовал переводы тридцати фацетий Поджо в книге басен и рассказов для своего сына. И для Бранта тоже существенней, важней всего была мораль. Поэтому, совсем не поняв духа Поджо, он легкие, изящные его фацетии снабдил своими серьезными, тяжеловесными сен­тенциями.

Штейнгевель и Брант фацетии переводили. У Августа Тюнгера фацетия впервые в Германии стала самостоятельным жанром. Тюнгер перевел свои фацетии на немецкий язык. От Штейнгевеля и Бранта Тюнгер отличался тем, что основой его фацетий была жизнь Германии того времени. Это и сближает их с более поздними фацетиями Бебеля. По форме у Тюнгера настоящая фацетия: главное в ней — событие, острота, шутка. Но шутки свои Тюнгер потом по немецкой традиции так длинно и нудно объяснял, что впечатление шутливости, и тем более легкости, исчезало. Получался разрыв между формой и назначением Одно явно не уживалось с другим.

Автором лучших фацетий в Германии был Бебель. Сборники фацетий, появившиеся до Бебеля (Тюнгер) и после Бебеля (Нахтигаль, Гаст, Камерарий, Фришлин), уступают его книгам. Сюже­ты фацетий Бебеля были знакомы авторам наиболее значительных сборников шванков — Викраму, Фрею, Кирхгофу. Оказали они влияние и на более позднюю немецкую литературу. Их знали, любили и использовали в своих сочинениях Ганс Сакс, Лютер, Фишарт и другие писатели XVI—XVII  вв.

К своим фацетиям Бебель пришел не от переводов чужих фацетий, а от работы над сборником пословиц. В 1508 г. вслед за известнейшими «Adagia» Эразма, Бебель издал 600 немецких пословиц в переводе на латинский язык. Чуть ли не каждая пословица из сборника Бебеля, если ее разъяснить, расширить, наполнить изложением того события, из которого она родилась, дала бы ту же фацетию. Бебель и сам, по-видимому, чувствовал жанровую нечеткость многих пословиц из своего сборника. Приводя выражение: «Человек мерзнет из-за того, что он плохо одет», он так это развивал: «В холодную пору один богач очень замерз, хотя на нем было шерстяное платье. Навстречу ему попался оборванный человек, но бодрый, веселый, и мороз ему был нипочем. Богач спросил его: „Как это тебе не холодно в лохмотьях — можно подумать, что ты очень тепло одет!" Бедняк ему ответил: ,,Мне не холодно, потому что на мне все, что только у меня есть, а ты мерзнешь потому, что надеешься на более теплое платье"». И это все в сборнике пословиц. Подобные рассказики часто встречаются и в книгах фацетий. Будет попадаться в фацетиях и краткая форма вопросов и ответов, забавных перечислений, которые Бебель приводил и в книге пословиц.

В XVI в. фацетии Бебеля называли «Geschwank Bebelii», т. е., вероятно, в то время не чувствовали большой разницы между фацетией и шванком. Однако фацетии отличались от шванков прежде всего тем, что написаны они были на латинском языке и в них гораздо больше внимания уделялось форме повествования, четкости изложения. (Конечно, здесь имело значение то, что фацетия предназначалась для образованных людей, а шванки распространялись в несравненно более широкой среде). Шванк был длиннее, чем фацетия, он давал гораздо больше деталей, вводил большое количество действующих лиц, осложнял основной сюжет. Фацетию занимала только сама ситуация или остроумный ответ, потому что подлинным героем фацетии был не человек, а отдельная его проделка или удачное выражение. Этим фацетия отличалась и от новеллы. Многие фацетии Бебеля были написаны на тот же сюжет, что и новеллы Боккаччо. Но у Боккаччо забавная выходка или острота поддерживалась, вводилась и заключалась большим повествованием. При сравнении любой фацетии Бебеля с новеллой Боккаччо эта разница видна сразу. У Бебеля 65-я фацетия в кн. I, у Боккаччо десятая новелла шестого дня; тема одна и та же — обман, творимый монахами. Фацетия занимает полстраницы, а в новелле больше пяти страниц. В новелле несколько действующих лиц, все названы по именам, приведены даже их прозвища, обо всех что-то рассказано. У Бебеля есть только основа и авторская концовка: «Бесстыдство этих людей столь велико, что они не боятся выдумывать невесть что». У Боккаччо никакой морали в конце нет — все понятно и без нее.

Сопоставление фацетии Бебеля с ранней шванковой литературой, с «Попом из Каленберга», с Гуго Тримбергским, «Фацетиями» Поджо, Тюнгера, конечно правомерно. Можно сравнивать их и с книгами «Margarita facetiarum» и «Mensa philosophica», которые вышли почти тогда же, в 1508 г. Но фацетии Бебеля по существу своему не подражательны. Они самым тесным образом связаны с немецким и даже уже — с швабским фольклором. Настоящим источником большей части фацетий Бебеля была немецкая деревня. Влияние Поджо сказалось в необходимом внимании к форме, к стилистическим возможностям латинского языка. В книге Бебеля видно то взаимодействие двух языков — латинского и национального, которое вообще чрезвычайно характерно для литературы эпохи Возрождения. Взаимодействие это сказывалось не только в том, что Бебель — ревностный поборник Цицероновской латыни — допускал некоторые существенные отклонения от классического языка или употреблял слова, которых не было в классической латыни (у Ёебеля они относятся не только к церковной сфере, но нужны ему также для описания немецкого быта). Гуманистическая латынь была в большой степени подражательной, а содержание фацетий Бебеля народно. Во времена Бебеля латынь уже давно перестала быть живым народным разговорным языком, а на языке, с которым связано представление об его ученом, книжном, официальном назначении, очень трудно было рассказывать чисто народные немецкие анекдоты. Поэтому в языке Бебеля встречались и отдельные германизмы, и целые выражения на немецком языке, которые писатель тут же потом объяснял по-латыни. Латынь нужна была ему и из просветительских соображений: Бебелю очень важно было познакомить всю культурную Европу с немецкой жизнью, немецким народным творчеством. В своих письмах-посвящениях он, защищаясь от всяких нападок на содержание своих фацетий, говорил, что пишет исключительно из желания показать неприкрашенную действительность. Здесь же он оправдывался и в том, что некоторые его фацетии непристойны, ссылался на античных авторов, даже на Библию, говорил, что до него описывались куда более непристойные вещи, что он-де не непристоен, а всего лишь правдив. Разумеется, не все непристойности в фацетиях Бебеля можно отнести за счет его правдивости, но ведь и в античности, и в Средние века, и в эпоху Возрождения к непристойности относились не так, как сейчас, да и в разное время в разных кругах общества разное считается непристойным.

Около ста фацетий Бебеля посвящены обличению недостатков и пороков священников и римской церкви. Во многих из них не юмор, а прямая сатира. Еще до. фацетий и до сборника пословиц, в 1502 г., Бебель написал свою сатиру на духовенство — поэму в гекзаметрах «Триумф Венеры»5. Толпами проходили перед богиней люди — молодые и старые, разных сословий и профессий, чтобы доказать ей свою преданность. Впереди всех шествовало духовенство во главе с папой, за ними миряне во главе с королем. Все старались поклониться богине, оказаться первыми в ее свите, но никто не мог оттеснить от Венеры самых близких ее приверженцев — нищенствующих монахов. Пыталась было выставить против Венеры своих последователей Добродетель, но и у нее ничего не получилось, пртому что вокруг нее собрались лишь немногие, да и они при первом столкновении с Венерой отступили от Добродетели. В художественном отношении «Триумф Венеры» была слабая вещь, но и здесь сатира направлялась главным образом на католический клир.

Поджо в своих анекдотах о попах, епископах, монахах рассказывал отдельные более или менее забавные историйки. Бебель же, как правило, конкретно указывал, где и с кем произошло то или иное событие, сообщал, от кого он узнал о случившемся. Иногда же, наоборот, он расска­зывал только о самом факте, ничего не уточняя, и этим подчеркивал типичность, повторяемость описываемых им событий.

В фацетиях Бебеля священники и монахи безымянны, потому что все они одинаковы. Они корыстолюбивы, продажны, обманывают и святых, и самого господа бога, а о простых смертных уж нечего и говорить. Когда скупому священнику напомнили, что Христос призывал бросить все богатства и следовать за ним, что богатство — величайшее препятствие к достижению святости, то этот священник возразил: «Христу легко было презирать богатство — он ни в чем не нуждался». Монахи у Бебеля прекрасно знают, что те священные предметы, которые они носят для продажи и поклонения — сплошное надувательство и обман. Крестьяне это тоже знают, издеваются над такими «реликвиями»; однажды они заменили «реликвию» охапкой сена, а монах, обнаружив это, быстро сообразил, как выйти из положения, и сказал им, что это — то самое сено, на котором покоился Спаситель в день рождества своего. Священники грубы, на редкость непочтительны даже по отношению к богу, постоянно всех обманывают. В одной фацетии священник говорит: «Добрые сестрицы, вы должны были уже знать, что ни одному моему слову верить нельзя». Страсть к наживе захватила всю церковь от самых низов до высших церковных чинов. Многие фацетии Бебель посвятил обличению этой продажности. Продажность так его возмущала, что в негодовании своем он забывал о том, что писал забавные фацетии, и появлялись рассказики, основным пафосом которых был гнев. Такие фацетии, выходящие за пределы жанра, уже не фацетии, а какие-то обличительные послания.

Священники и монахи у него блудливы. В боль­шей части непристойных фацетий рассказывается как раз о похождениях священников и монахов. В одной из них Бебель говорит, что ему стыдно писать столько непристойного о священниках, но ведь им не стыдно так поступать. Они пьянствуют, в пьяном виде не стесняются заявиться к умирающему. Ни о каком их смирении не может быть и речи. Они чванливы, тщеславны. Бебель замечает, что он как-то слышал, будто у монахов и священников под одеждой скрывается чванство и скупость, и говорит, что его нисколько не удивляет, если у волка под шкурой скрыты кровожадность и разбой. Такие высказывания у Бебеля вовсе не «антирелигиозная пропаганда», а возмущение верующего.

Исследователь и переводчик фацетий Бебеля на немецкий язык А. Весельский отмечал, что человек, с такой силой обрушившийся на духовенство, в глубине души сам был верующим и набожным6. Но в этом нет ничего удивительного. Бебель ведь нигде не выступает против веры вообще или против католицизма. Он — человек верующий и естественно, что он против осквернения веры, против ее искажения. Он борется не с католицизмом — такой цели, вероятнее всего, перед ним даже и не было. Он за моральность, за порядочность, за чистую веру. Он не против священников вообще, а против негодных священников, против таких, которые не достойны своего звания. Безнравственность Бебель осуждал с точки зрения христианской морали. И в этом снова его близость к проповедническим примерам. В «Декамероне» такой твердой нравственной оценки не было, так как возросший, расширившийся индивидуализм расширял поначалу и нормы нравственности.

После 167-й фацетии в III книге Бебель пишет: «Дальше следуют фацетии о грубости и невежестве священников». Примеров такого невежества он приводит очень много. Эти примеры вполне можно было поставить в один ряд с теми перлами, которыми изобилуют «Письма темных людей». Иногда же рассуждения о том, как надо сказать «magister nostrandus» или «noster magistrandus», меркли перед тем, что рассказывал Бебель. Но в «Письмах темных людей» над этим потешались, а Бебеля все это возмущало. Священники из его фацетий не умеют венчать, не умеют крестить младенцев, не знают, когда ка­кую службу надо служить в церкви. Несмотря на это, они берутся толковать Писание, и получает­ся, что Адам вкусил не запретного плода, а во­нючего (священник перепутал латинские слова «vetitum» и «foetidum»). Пишут письма на латинском языке, неимоверно его перевирая, монахи-францисканцы не знают, кто такой был св. Франциск — основатель их ордена. Небесную иерархию, библейские сказания они представляют себе наподобие земной. Если аббат из Цвифальтена посмеиваясь иронизирует над тем, почему был распят Иисус Христос, то и простой крестьянин может сказать св. Николаю, что тот «несговорчивый барышник». Чем невежественней священники, тем легче им заручиться благосклонностью своего высшего церковного начальства. В церкви все настолько извращено и испорчено, что самому Иисусу уже невозможно стало все это терпеть, и он прощается с богоматерью, вновь отправляясь на Голгофу.

Когда какой-то священник пьет сверх меры и не в состоянии добраться до дому, может, это и смешно. Но один смешон, потому что от чрезмерного винопития теряет последний разум, другой из-за своих любовных похождений, третий, потому что страшно необразован, четвертый — так как нисколько не верит сам в то, что проповедует, пятый, шестой, седьмой — получается, что нет им конца.

Отзвуки борьбы с недостатками католической церкви встречались во всей немецкой литературе

XVI  в., и Генрих Бебель своими фацетиями на эту тему занял в этой борьбе далеко не последнее место, объективно помогая таким образом делу грядущей Реформации.

К фацетиям о духовенстве примыкают фацетии, в которых Бебель говорил о князьях. В одной из них он прямо писал, что князья не уступают монахам, и непонятно, кто лучше, потому что князь может надеяться попасть в царство небесное, только если он умрет в колыбели. Как и церковники, князья распределяют должности произвольно, по благосклонности. Как и церковники, князья и рыцари невежественны, грубы. Они проматывают богатство, которое нажили их отцы, сами делать ничего не умеют и грабят купцов да иноземных послов. Один дворянин, видя, как венецианский посол едет безбоязненно по немецкому городу, сокрушается о том, что никто на него не нападает. Ни у Поджо, ни у немецких предшественников Бебеля антидворянских фацетий не было вовсе. Сословная типизация, вообще, очень отличает фацетии Бебеля. Эту типизацию подсказывала сама жизнь Германии того времени. У Боккаччо, у Поджо, в шванках в круговорот страстей — мелких или крупных — попадали все, независимо от того, к какому сословию они принадлежали.

Очень тесно связанный с крестьянством, сам сын крестьянина, Бебель относился к крестьянам без тени того пренебрежения и ненависти, кото рые так часто встречались в городской литературе и в немецких фастнахтшпилях. В бюргерском шванке, в фастнахтшпиле XV—XVI вв. крестьяне были тупы, невежественны, пьяны, сластолюбивы, они дрались, объедались, неловко подражали богатым горожанам. У Бебеля в большинстве фацетий они не таковы. В фацетиях о священниках крестьяне всегда умнее, сообразительнее, остроумнее, чем священники. Они находчивы, трудолюбивы. Бебель сочувствовал бедным крестьянам, презирал тех, кто, «выбившись в люди», становился чванным и высокомерным. Ему очень близки были всякие хозяйственные нужды крестьян, уклад их жизни, их повседневные дела. (Поэтому, вероятно, его и привлекал древнегреческий поэт Гесиод. Ни в «Фацетиях», ни в сборнике пословиц он не упоминал его «Теогонии», а говорил о дидактической поэме «Труды и дни», где Бебеля интересовали всякие хозяйственные советы и наставления.)

Бебель был очень горд тем, что он немец, и считал, что нет никакой нужды придумывать или выискивать себе почтенных исторических предков, как делали это некоторые его современники. Среди немцев первые для него — швабы. Патриотизм «Фацетий» Бебеля виден во всем их содержании и даже в самом факте их написания. Но, будучи столь ревностным патриотом своей страны, в выказываниях о других народах он был не всегда справедлив. Так, Бебель не любил французов. И в этом он тогда не был одинок. Без симпатии относились к ним и Себастиан Брант, и Якоб Вимпфелинг, и другие немецкие гуманисты. Это было связано с тем, что в то время в борьбе за объединение Германии существовало два разных направления. Одни считали, что в объединенной стране власть должна принадлежать немецкому императору, другие, наоборот, полагали, что неполадки в стране настолько серьезны, что своими средствами, силами одних только немцев ничего невозможно уже сделать и что остается рассчитывать на помощь другого народа, хотя бы французов. Между тем Бебель писал: «Это народ лживый и хитрый», «на французской земле были и есть воры и разбойники... их предки не франки, а разбойники», сердился на французских хронистов за то, что они якобы приукрасили подлинную историю битвы при Теруане, во время которой французы перебили слабых и безоружных (фацетия 94 в кн. И). И все это потому, что Бебель без всякого сочувствия относился к профранцузской партии. Из неприязненного отношения к французам вообще проистекало у него и отрицательное отношение к прославлению императора Максимилиана (1493—1519), на которого возлагались надежды по объединению Германии. (Многие гуманисты придавали личности Максимилиана романтический ореол и объясняли его неудачи лишь непостоянством его характера).

Грубы и невежественны у Бебеля швейцарцы, но не менее осуждал он грубость и невежертво своих соотечественников. Недолюбливал он и простова­тых баварцев, однако, с удовольствием рассказы­вал об удачном выражении Людвига, герцога баварского, который, нанимая себе телохранителей, отметил тех, у кого было много шрамов и рубцов, но сказал, что он «охотней посмотрел бы на тех, кто нанес им столько ран». Удовольствие от удачного выражения у Бебеля было сильнее неприязни к баварцам. Это же можно сказать и об отношении Бебеля к евреям, хотя, конечно, евреи были истовому христианину — Бебелю — неприятны как иноверцы (тем более, что Бебель не отличался широтой воззрений и терпимостью, свойственными Эразму Роттердамскому).

Несмотря на весь свой немецкий патриотизм, Бебель видел недостатки своих современников: за­знайство, презрение к наукам и искусствам, льсти­вость, угодничество, попрошайничество. Сколь на­болевшим вопросом в Германии того времени было попрошайничество, можно судить по тому, что в начале XVI в. там издавались даже спе­циальные указы о нищих. В некоторых случаях закон разрешал просить милостыню. «Законно» попрошайничали повивальные бабки; студенты могли собирать подаяние, если у них были хоро­шие рекомендации от профессоров. Попрошайни­чество и бродяжничество были тогда характерны и не только для Германии. Недаром в XVI —

XVII вв. в испанской литературе был так распро­странен тип бродяги-авантюриста пикаро.

Интересны лживые истории, рассказанные Бебелем в «Фацетиях». Интересны они тем, что в них Бебель дает не ложное или ошибочное представление о действительности, а нарочитый, специальный смешной обман. Лживые рассказы он нередко вносит в правдоподобную, реальную ситуацию. В лживых историях Бебеля впервые в литературе появился специальный герой-враль — Кузнец из Каннштадта, место которого позднее, в XVIII в., занял знаменитый барон Мюнхгаузен (в словаре пословиц Вандера выражения «LOgenschmied» и «eine LOge schmieden» взяты у Бебеля). Кузнец из Каннштадта сам совершал мюнхгаузеновские подвиги или рассказывал о доблестях своих знакомых. С Кузнецом из Каннштадта у Бебеля соревновались во лжи священники и монахи, но они выдавали за чудо то, что у Кузнеца было намеренной ложью.

Составной частью немецкой литературы о дураках (Narrenliteratur) были фацетии Бебеля на эту тему. Его рассказы о глупых, простоватых мундингенских крестьянах стоят в одном ряду с более поздней народной книгой о шильдбюргерах (1598). Швабская Шильда — это Муидинген, особого рода город Глупов. Глупцы из Мундингена, как герои книги о шильдбюргерах, были уверены, что обладают здравым смыслом, превыше всего ставили свои обычаи, блюли свой очаг и пр. Поэтому фацетии о мундингенцах воспринимаются и как сатира на немецкое мещанство, и вообще как осуждение того «здравого смысла», глупость которого заметил еще Эразм Роттердамский.

Многие остроумные ответы (facete dictum) и смешные положения, в которые попадают герои фацетий (facete factum) и в наше время кажутся смешными. Но есть и такие фацетии, юмор которых до нас не доходит, и мы не понимаем, почему то или иное положение или высказывание могли показаться Бебелю забавными или достойными осмеяния. Конечно важно, что фацетии часто строились на современном конкретном материале, и некоторые намеки, вышучивания могут нам быть просто недоступными из-за того, что мы «не в курсе дела», но, кроме этого, юмор фацетий Бебеля, как и юмор шванков, в XX в. может иногда показаться слишком плоским, чтобы кого-нибудь развеселить.

Фацетии должны были быть смешными. В основе фацетии лежало то же содержание, что и в шванках, та же стихия смеха, что и в фастнахтшпилях, в которых жизнь воспринималась, как хохот, как праздник. В этом было некоторое сходство с миром гомеровских богов, с их неизменным гомерическим смехом. Недаром говорят, что у Гомера часто виден стиль шванка. Но у Гомера все время смеются не люди, а боги. Людям трудно смеяться все время — не такое веселое у них житье. Фастнахтшпили, шванки — это жанры средневековые. В Средние века строго размеренная повседневная жизнь с сознанием непреложной иерархии, догматизма и пристойности сменялась чем-то совершенно противоположным во время праздников. Сменялась полным смешением, смещением, снижением привычных понятий, даже кощунством, грубым зубоскальством и непристойностью (вот он пасхальный смех, который не нравился Эразму Роттердамскому). В праздник было весело, все летело кувырком, в праздник не было никаких абсолютов, рассказывали смешные глупости, потешались над разумом (вот она «литература о дураках»), в праздник все было эксцентрично, все нарушено (вот откуда истории о лгунах, о грубых крестьянах, грубых священниках и монахах). В будни одно, а в праздник другое.

У Бебеля связь с народными жанрами проявля­лась и в том, что в его рассказиках все очень ча­сто происходило в трактире, в бане, в церкви, на корабле и пр. Все было как бы рассчитано на все­общее обозрение. Но Бебель иногда, даже если он сам участвовал в том веселом событии, о котором рассказывал, все же оставался сторонним на­блюдателем, просветителем, ценителем. Жанр, который он избрал, у него не всегда целостен. Он карнавальный и веселый, но лишь частично, потому что у Бебеля повествование распалось на два совершенно разных жанра; один — смешной, разудалый, другой — разумно-назидательный. Все это немецкий гуманист изложил на латинском языке и назвал фацетией. Во время серьегных, степенных будней не до смеха, и Бебель стыдил, поучал, убеждал, обличал на примере какой-нибудь вполне праздничной, смешной сцены, о которой он только что перед тем рассказал. Стиль литературного произведения вообще не часто бывает единым, и у Бебеля стиль веселый, карнавальный тоже переходил в стиль дидактический, в стиль публицистический. Не последнюю роль в распаде одного стиля и создании нового — сыграло и то, что народное, часто площадное содержание Бебель излагал на латинском языке, и тем самым заведомо предназначал это содержание не для площади, а для неширокого круга образованных людей. Перед гуманистом-Бебелем стояли задачи просветительские, стилистические, переводческие, политические, религиозные, и он хотел соединить их все с народностью шванка, написав свои фацетии. Фацетии же у него получались хуже, чем у Поджо. Хуже из-за того, что Бебель во многих случаях ставил перед собой взаимоисключающие задачи. Однако, продолжая дело Тюнгера, он создал, конечно, интересное произведение немецкой литературы эпохи гуманизма. Его фацетии с радостью читали многие поколения не долько в Германии, но и в других странах.

В первый раз первые две книги были изданы вместе с пословицами в 1508 г. под таким заголовком: «In hoc libro continentur Haec Bebeliana opuscula noua. Epistola ad cancellarium de laudibus & philosophia veterum Germanorum Epistola ad Petrum Jacobi Arlunensem de laudibus & auctoribus facetiarum. Libri facetiarum iucundissimi: atque fabulae admodum ridendae. Proverbia Germanica in latinitatem reducta. Mithologia hoc est fabula contra hostem poetarum. Elegia in obitum doctoris Henrici Starrenvuadel praeteritorum vaticinatoris. Elegia hecatosticha de institutione vitae Bebelij dum pestis Tubinge grassaretur. MDII. Elegia ad Appoloniam puellam pulcherrimam de meditatione venturae mortis & senectutis. Ad Thomam Vuolphium iuniorem de laude doctorum et poeticae. Egloga contra vituperatores poetarum. Epitaphium Cytharedi ad Joannem Streler Ulmensem. Cantio vernacula. Laus musicae Apologia poetae de stirpe sua. Elegia Cimonis stulti qui amore factus est prudentissimus».

В конце стояло имя издателя и дата: Argentoraci Joannes Grtininger imprimebat. Anno MDVIII.

При жизни Бебеля его фацетии вместе с другими сочинениями издавали шесть раз: в Страсбурге в 1508 году, там же дважды в 1509, потом в 1512 г. издали третью книгу фацетий вместе с юношескими сочинениями, в 1514 г. последовало новое издание; в 1516 г. в Париже была повторена страсбургская публикация 1512 г. После смерти автора фацетии издавались многократно: в 1541 г. в Амстердаме, с 1542 г. несколько раз в Тюбингене, в 1555 г. в Берне, в 1590 г. во Франкфурте. Позднее их объединяли со шванками Фришлина (в 1600 г. в Лейпциге и в 1603 г. в Страсбурге и др.). Многие фацетии Бебеля были переведены на итальянский и французский языки. В 1558 г. вышли они впервые и на немецком языке. Потом это издание было повторено в 1568, 1589, 1606 и 1612 гг. А. Весельский их издал в переводе на немецкий язык в 1907 г.11 В СССР творчеством

A. W е s s е 1 s k i. Н. Bebels Schwanke. Miinchen und Leipzig, 1907; переводу предпослано введение, в котором говорится о жизни и деятельности Бебеля; в обоих томах есть очень хороший историко-литературный комментарий, соотносящий фацетии Бебеля с литературой его эпохи. Перевод был сделан с текста, изданного в 1514 . и проверенного самим автором.

 

КОММЕНТАРИИ

1. Перевод сделан с издания «Heinrich Bebels Facetien drei Bucher». Historisch-Kritische Ausgabe von Gustav Bebermeyer. Leipzig, 1931.

2. Географические названия, латинские у Бебеля, в переводе даются в том виде, который они имели в Германии. Например, не «Энипонт», а «Инсбрук», не «Колония Агриппина», а «Кельн».

3. Ваганты — странствующие ученики монастырских школ, студенты средневековых университетов, клирики, не имеющие ни постоянных занятий, ни постоянного места жительства, беглые монахи, которые в поисках заработка переезжали из одного города в другой. Легкомысленные, не связанные ни с какими устоями, они зачастую проявляли свободу в религиозных и моральных вопросах, нередко злоупотребляя при этом легковерием окружающих. Среди вагантов было много поэтов. Поэзия их черпала свое содержание из самых разных источников. Одни стихи были родственны фабльо и шванкам, другие пересказывали античные сюжеты. Во многих песнях вагантов преобладало религиозное содержание, но чаще всего они были насмешливы и пародийны. Творчество поэтов вагантов предвосхитило лирику трубадуров и миннезингеров и оказало воздействие на рыцарскую и бюргерскую литературу.

4. Маг — в средние века, особенно в Германии, было много людей, слывших магами и чернокнижниками. Нередко это были очень образованные и во всех смыслах выдающиеся личности (например, аббат Иоганн Тритемий (1462—1516), Агриппа Неттесхеймский (1486— 1535), Теофраст Парацельс (1493—1541) — двух последних современники подозревали в сношениях с дьяволом). Черная магия (колдовство, гадание, заговаривание погоды и пр.) переплеталась с магией «естественной», проникающей в тайны природы. В некоторых университетах (в Кракове, в Саламанке, в Толедо) читались лекции по «естественной» магии. Разумеется, при всем этом часто бывало, что некоторые маги просто дурачили легковерных.

Великая среда — день строжайшего поста, среда на страстной   

5. Четыредесятница — великий пост перед пасхой; был отменен в протестантской религии.

6.Проповеди Грича, проповеди Ученика, проповеди «Спи спокойно» — книги, входящие в гомилетическую, проповедническую, литературу, которая в XV в. очень обогатилась.

7. Иоганн Грич — составитель сборника «Quadragesimale». Эта книга с 1440 г. в течение ста лет переиздавалась 26 раз. Интересно, что в ней Грич пересказывал «Метаморфозы» Овидия, давая им рационалистическое объяснение. «Проповеди Ученика» (1435—1440) — «Sermones discipuli» — автор сборника — доминиканец Иоганн Герольт из Базеля. За сто лет эта книга была издана 36 раз. В ней имелась некоторая практическая направленность, так как с точки зрения церкви освещалась тогдашняя бюргерская жизнь. Проповеди «Спи спокойно» («Sermones Dormi secure») кельнского монаха — минорита Иоганна Вердена содержала воскресные и праздничные проповеди. Была издана 25 раз. Называлась так потому, что священнику, обладателю этой книги, можно было не заботиться

о    составлении проповедей.

8. Леонгард племенс из Ульма — священник в Цвифальтене. В 1505 г. получил звание магистра. Бебель очень ценил его стихи.

9. Requiem — начало католической заупокойной молитвы.

10. М. М. Бахтин в книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса». М., 1965, с. 205, по этому поводу пишет: «Клялись и божились главным образом различными священными предметами: „телом господним, „кровью господней, праздниками, святыми и их реликвиями и т. п... Клятвы были неофициальным элементом речи. Они даже прямо были под запретом. Борьба с ними велась с двух сторон: со стороны церкви и государства и,со стороны кабинетных гуманистов. Эти последние видели в них ненужные паразитические элементы речи, только замутняющие ее чистоту... Эти осуждения и запреты только закрепили за клятвами их неофициальный характер... Клятвы стали восприниматься как известное нарушение официальной системы мировоззрения, как известная степень речевого протеста против нее».

10. Георг Эхингенский (1428—1508) —рыцарь, автор книги «Путешествие за подвигами» («Reisen nach der Ritterschaft»).

11. Святой Петр — апостол, один из ближайших учеников Христа. Он первый признал Христа сыном бога живого и был назван Петром, т. е. «камнем», на котором стоит церковь (Евангелие от Матфея, XVI, 17—19). Св. Петр отрекся от Учителя, но покаялся и был прощен. По легенде св. Петр 25 лет был епископом в Риме и передал главенство в христианской церкви папам римским.

12. Максимилиан—(1459—1519) в 1493 г. стал германским императором священной Римской империи, сын и преемник императора Фридриха III. Расширил свои владения после брака с Марией Бургундской, вернул области, отнятые венгерским королем, воевал с Францией. Швейцарией, Венецией, покровительствовал наукам и искусствам.

13. Бревиарий — молитвенник католического священника, содержащий краткие отрывки из Священного писания, сочинений отцов церкви, молитвы, гимны и т. п. По бревиарию совершаются богослужения.

14. Лоллард — «бедный брат», член немецкой религиозной секты.

15. Гистрион — здесь актер, лицедей.

16. Эберхардт Бородатый (1445—1496)— князь Вюртембергский, основатель Тюбингенского университета.

17. Бегутта — монахиня.

18. Вильгельм Стадионский жил в начале XVI века, происхождение его неизвестно. В 1468 г. он в числе 24 дворян сопровождал графа Эберхардта в Святую землю. Оставался другом Эберхардта до конца его жизни.

19. «В день обрезания богородицы» — в словаре пословиц Вандера это — пословица, близкая к русской: «После дождичка в четверг» (Вандер, т. I, стр. 986).

20. Бенефиции — в Средние века — 1) земельные наделы, которые раздавали король или церковь; 2) церковное имущество, подаренное церкви; 3) церковные должности, предоставляющие право на недвижимое имущество и на доход с него. Эти должности были епископскими и священническими. Бенефиции, связанные с духовным попечением о пастве, назывались beneficia curata, если без попечения — sinecura. У одного человека могло быть несколько бенефициев.

21... во время чумы...— Чума свирепствовала в Европе в конце 1501 — начале 1502 г. Только в одном Штутгарте погибло 4000 человек.

22. Стационарий — странствующий монах, продающий реликвии.

23. Фридрих III — германский император (1440—1492), отличался остроумием, однако не сумел укрепить ни внутреннее, ни внешнее положение Германии. При нем страна потеряла Шлезвиг-Голыптинию, Пруссию, Богемию, участились набеги турок. В самой Германии власть князей сравнялась с императорской властью п выступала против нее, увеличились народные волнения, предвосхитившие крестьянскую революцию следующего столетия.

24. Паренталии — религиозный праздник поминовения усопших родителей.

25. Святой Георгий — победоносец. При Диоклетиане во время гонений на христиан (приблизительно в 303 г.) был обезглавлен, канонизирован в конце V века. Существует множество сказаний о жизни, подвигах и чудесах Св. Георгия. Одно из самых известных — чудо Георгия о змие и девице. Оружием укротил Георгий дракона-змия и освободил от него девицу. После этого отец девицы — царь вместе со своими подданными принял крещение.

26. Ганс Шпет, как и Вильгельм Стадионский (кн. I, фац. 57), был в числе 24 дворян, сопровождавших графа Эберхардта в Святую землю. Позднее за какой-то проступок против своего господина был заключен в тюрьму.

27. Педель — в Средние века судейский служащий.

28. Григорий — возможно, Григорий-чудотворец (III в.), который рос в языческой семье и крестился после встречи с отцом церкви Ори- геном. Позднее был епископом в своем родном городе Неокесарии. Автор «Символа веры», «Перифраз из Экклезиаста» и «Похвального слова Оригену».

29. Индульгенции — папские грамоты, дающие отпущение грехов, совершенных и возможных, и освобождающие от наказания за них в загробной жизни.

30. Присциан — знаменитый римский грамматик VI в., автор труда «Institutiones grammatiсае» в 18 книгах. В Средние века этот учебник был очень популярен.

31...доктора нашего Мартина... Мартин Планш учился в Тюбингенском университете. В 1488/ /89 г. был деканом артистического факультета, в 1489/90 ректором. Блестящий проповедник, в 1523 г. принимал участие в религиозном диспуте с Цвингли. Умер в 1533 г.

32. Цвифалътенский аббат — Георг Фишер. Аббатом стал в 1475 г., при нем увеличилась монастырская библиотека. Бебель очень ценил его как гуманиста и посвящал ему стихи.

33. Петер Лудер — филолог-гуманист, учился в Италии, в 1464 г. в Базеле преподавал красноречие.

34. Медичи Козимо (1389—1464) — один из самых ярких представителей известного флорентийского рода. Государственный деятель, ловкий политик и в то же время покровитель художников и гуманистов. Его дворец был гуманистическим центром Флоренции.

35. Диспенсация — отмена применения закона в конкретном случае, когда недозволенный поступок считается дозволенным. Диспенсивная власть прежде принадлежала одному папе. Чрезмерное дарование диспенсаций сделалось одной из доходных статей и вызывало протесты против римской курии. Дарованная диспенсация облекалась в форму письменного документа, грамоты-диспенса.

36. Альберт Великий Швабский (граф Альберт фон Болыптедт, 1193—1280) — сторонник философии Аристотеля. Учился в Италии, сам был учителем Фомы Аквинского, преподавал в доминиканском Кельнском университете. Имел почетное звание «doctor universalis». Альберт Великий отделял науку от теологии, считал, что познание — это единый процесс, в котором чувственное восприятие и мышление неразрывно связаны, поэтому невозможно резко противопоставлять душу и тело. Альберт Великийи был также автором работ по естествознанию.

37. Филезий (Маттиас Рингман, 1482—1511) — ученик Вимпфелинга, одного и а гумаиистов- реформаторов немецкого народного образования. В 1504 г. открыл школу в Страсбурге.

38. По евангельской легенде воду в вино Христос обратил на свадебном пиру в Кане Галилейской (Евангелие от Иоанна, И, 7—11).

38. Симония — здесь: бесчестность, продажность.

39. Гистрион — актер, лицедей.

40. Гуго Тримбергский (ок. 1235—1313) — автор многословной дидактической поэмы «Скакун» (Der Renner, ок 1300 г.), в семи частях которой он обличал недостойную жизнь всех сословий (частей было семь    по   числу смертных грехов). В XIV—XVI вв. эта поэма была очень популярна. В поэме много басен, распространенных повсеместно, есть притчи, сатирические шванки. Основу данной фацетии Бебель взял из поэмы «Скакун», ст. 3509 сл.

41...«найти Господа во гробе...» — имеется в виду евангельское событие. (Евангелие от Матфея 28, 1—6; евангелие от Марка 16, 1—6; евангелие от Луки 24, 1—6; евангелие от Иоанна 20, 1-7).

42. Людвиг, герцог Баварский,— Людвиг VII (1365-1447) или Людвиг IX (1417—1479).

43. Священник из Каленберга — похожий на Тиля Эйленшпигеля герой обличительно-комической немецкой народной книги (ок. 1473г.).

44. Альбрехт Рехбергенский — ум. в 1502 г. В 1461 г.— пробст Эльвангенского монастыря. Учился во Фрейбургском и Тюбингенском университетах. В 1488 г. был членом Вюртембергского Совета.

45. Мехтилъда, герцогиня Австрийская — ум. в 1482 г., дочь пфальцграфа Людвига Бородатого, мать Эберхардта Бородатого — герцога Вюртембергского. Любила поэзию, собрала хорошую библиотеку средневековых авторов, способствовала созданию Тюбингенского университета.

46.Эрцгерцог Сигизмунд Австрийский (1427— 1496) в 1487 г. заложил несколько областей баварским герцогам Альбрехту и Георгу. В их владении они были до 1492 г., когда Максимилиан эти земли вернул.

47. Долина Иосафата — долина в окрестностях Иерусалима. Считалось, что там в конце мира будет происходить страшный суд (Библия, Кн. пророка Иоиля, III, 2, 12).

48. О великом годе Платона... Намек на то, что говорил Платон в диалоге «Тимей», посвященном вопросам космогонии. Этот диалог во времена Бебеля был известен в изложении Цицерона. При движении звёзды через определенное время возвращаются в то положение, которое они занимали при сотворении мира. Наиболее отдаленная от Земли планета Сатурн завершает свой круг в тридцать лет (Платон. Тимей 8 сл.; Цицерон, О природе богов, II, 20). Если человек живет достойно, то после смерти его ожидает счастливая жизнь на звезде. Если он живет плохо, то — в соответствии с пифагорейским учением — во втором рождении он превратится в животное. Такие превращения суждены человеку до тех пор, пока он не станет разумным и достойным. Средневековые астрономы великим годом называли цикл лет, после которых планеты возвращаются в исходное положение.

49. Бэан — студент, только что поступивший в университет.

50. Сивилла — у древних греков и римлян вдохновенная прорицательница. У римлян особенно известна Кумекая Сивилла, которой приписывали Сивиллины книги. Содержащиеся в них изречения и прорицания хранились в строгой тайне. Толковала их специальная коллегия жрецов.

51. Бланка Мария — ум. в 1510 г. Вторая жена императора Максимилиана, племянница Людовика Сфорца Моро.

52. Галлы, морины, сигамбры — Бебель употребляет древние названия жителей Франции, Бельгии, Германии.

53. Филипп Равенштейнский — начальник конницы в войске Максимилиана.

54. Розенский — шут — весельчак из свиты Максимилиана.

55. Робер Гаген (ум. в 1501 г.) учился в Парижском университете. Монах ордена Тринитариев. С 1473 г.— глава этого ордена. Учитель Иоганна Рейхлина, очень ценивший Эразма Роттердамского и ценимый им.

56. Куртизаны — люди, близкие к папскому престолу. Так называли и высших католических сановников и вообще духовных лиц, близких к курии. Они вели часто чрезвычайно распущенную жизнь, используя римскую курию в своих корыстных целях.

57. Экспектативные милости (экспектатива, от лат. exspectare — ожидать) — право на замещение в будущем пока еще не освободившегося прихода. Право это давала римская курия.

58. Диоцез — приход, епархия.

59. Ромул — мифический основатель Рима. При возведении города он убил своего брата-близнеца Рема. Чтобы увеличить число жителей Рима, Ромул предпринял похищение сабинянок.

60. Герсон Иоганн (Жан Шарлье, 1363— 1429). Французский философ и богослов, «Наи- христианнейший доктор» (doctor christianissi-mus), учился в Париже, в 1392 г. получил звание доктора богословия и стал канцлером университета в Брюгге. С 1419 г. поселился в монастыре неподалеку от Лиона и посвятил себя литературно-богословским занятиям, стремясь примирить различные направления средневековой философии. Автор книги «Мистическая теология», он был сторонником двойственной истины, т. е. считал, что нечто может быть истинным с философской точки зрения, но ложным с теологической. Герсон был яростным противником Яна Гуса, однако позднее и его самого тоже обвинили в ереси.

61. Минорит — монах из ордена францисканцев, основанного в 1208 г.

62. Сделал брение из плюновения...— Евангелие от Иоанна, IX, 6 («Сказав это, он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому»).

63. Венделин Штейнбах — род. в 1453 г., в юности вступил в содружество братьев общей жизни. Учился у гуманиста Габриеля Биля. В 1481 г. стал священником в Тюбингене, а дозднее духовником герцога Эберхардта Бородатого. Окончил Тюбингенский университет, преподавал на теологическом факультете. Пять лет был ректором университета.

64. Гимназиарх — ректор университета

65. Альбрехт, герцог Саксонский (1443— 1500).

66. Сырный брат —  насмешливое   прозвище нищенствующих монахов. В виде милостыни им подавали хлеб, а они просили к нему еще и сыра.

67. Брассикан Иоганн — друг Бебеля; учился в Тюбингенском университете и, окончив в 1493 г. артистический факультет, стал магистром. Преподавал латинский язык в Урахе, Тюбингене, Инголыитадте и в Вене. Учитель Филиппа Мелапхтона. Известен также своим учебником латинской грамматики («Grammatiсае institutiones»). Этот учебник за 13 лет был издан 15 раз.

68. Августин Аврелий (354—430)—один из отцов церкви. Родоначальник неоплатонизма в христианской философии. Это учение было господствующим в Западной Европе вплоть до XIII в., до того, как при Альберте Великом и Фоме Аквинском оно не было заменено христианским аристотелизмом.

69. Сарданапал — последний ассирийский царь. Имя его стало нарицательным для обозначения изнеженного человека, утопающего в роскоши.

70. Киприан — Карфагенский епископ, знаменитый проповедник христианства и писатель III в., погиб в 258 г. при гонении на христиан.

71. Возможно, при чтении фацетии о пономаре по имени Весьсвет в памяти возникал евангельский текст (Марк V, 9; Лука VIII, 30), в котором нечистый дух устами бесноватого говорит, что его имя Легион, т. е. что бесов — великое множество. У Бебеля: таких, как этот пономарь — множество.

72. Леопольд, герцог Австрийский — Леопольд III (1351-1386).

73...как сообщает Юлий Цезарь — «Разбои вне пределов собственной страны у них не считаются позорными, и они даже хвалят их как лучшее средство для упражнения молодежи и для устранения праздности». — «Записки о Галльской войне», VI, 23. «Свевы самый большой и самый воинственный народ во всей Германии». — Там же, IV, 1.

74. Брабант — область в Нидерландах.

75. Граф Кристофор фон Верденберг — последний представитель этой знатной фамилии. Умер в 1534 г.

76. Бебель считает троянского героя Энея предателем, вероятно из-за того, что вначале он не принимал участия в Троянской войне и выступил против греков только тогда, когда Ахилл напал на его стада.

77. Аббат Фульденский — Гартман фон Кирхберг (ум. в 1521 г.) друг гуманиста Муциана Руфа.

78. Кардинал Бернардино — с 1507 г. папский легат при императоре Максимилиане. Ум. в 1523 г.

79. Святой Бенедикт — (480—543) — реформатор западноевропейского монашества. В 529 г. на Монте Касино близ Неаполя создал монастырь с особым уставом. Наряду с духовными упражнениями и молитвами он требовал также физического труда и обучения юношества. 15 описаниях жизни святого Бенедикта имеется много рассказов о совершенных им чудесах. С VI в. орден бенедиктинцев стал самым многочисленным из монашеских орденов. Бенедиктинцы сохранили многие произведения классической древности.

80. Генрих VII (1262—1313), с 1308 г. германский император, признал независимость трех лесных кантонов Швейцарии, стремился восстановить значение Германской империи.

81. Святой Мартин (316—400) — был епископом в Туре и проповедовал христианство среди галлов. Основал монастырь. Очень распространенным сюжетом в средневековом искусстве была история о плаще, который св. Мартин Турский отдал нищему.

82. Глосса — толкование текста.

83. Вольфганг Рихард (1486—1544) в 1509 г. закончил Тюбингенский университет, став магистром искусств. Был врачом в Ульме, сыграл немалую роль в движении Реформации.

84. Монахи, сожженные в Берне — Доминиканцы из Берна пытались доказать, что дева Мария зачата во грехе. Один из них, Иоганн Истцер, на руках, ногах и на боку у которого были выжжены стигматы (раны, подобные ранам распятого Христа), утверждал, что ему во сне и в церкви являлись святые и дева Мария, которая сокрушалась по поводу того, что она рождена во грехе. Четыре ересиарха (в том числе и Истцер) были сожжены на костре в 1509 г.

85. Лоренцо Валла (1407—1457) — знаменитый итальянский гуманист, знаток античной литературы, комментатор Тита Ливия, Саллюстия, Квинтилиана; переводчик Гомера, Геродота, Фукидида, Эзопа. В философии был против ложного эпикуреизма своего времени. Критиковал монашество. Широко известен разоблачением подложности Константинова дара, который обосновывал притязания папы на светскую власть.

86. Святой Франциск — Франциск Ассизский (1182—1226) — основатель нищенствующего ордена. Возвел бедность в жизненный идеал, преобразовал монашество: монаха-отшсльника заменил монахом-миссионером.

87. Иоганн Науклер (1425/30—1510) — гофмейстер Эберхардта Вюртембергского. В 1474 г. преподавал в Тюбингенском университете каноническое право, был канцлером университета.

88. Иоанн Креститель — ближайший предшественник Христа. Он обличал пороки и призывал к покаянию, так как считал, что близко пришествие Мессии. Внешним знаком покаяния и духовного обновления для него было омовение в воде — крещение.

89. Пголъф Ритхеймский — сопровождал герцога Эберхардта в Палестину.

90. Буркхардт Энгельберг фон Хорнберг (1477—1512) — аугсбургский архитектор.

91. Родос — остров в Эгейском море. Более двухсот лет им владели рыцари Иерусалимского ордена св. Иоанна. В 1522 г. их изгнали оттуда турки. В 1530 г. император Карл V разрешил им поселиться на острове Мальта.

92. Антимах — греческий поэт V в. до н. э. автор длинной, напыщенной поэмы «Фиваида» и элегического стихотворения «Лида». Зачинатель ученой поэзии. Цицерон рассказывал, что, когда слушатели Антимаха плохо приняли его поэму, он продолжал чтение, сказав, что один Платон, которого он высоко чтил, стоит всех прочих слушателей.

93. Яков Генрихманн (1487—1561) — окончил Тюбингенский университет, став доктором философии и права; преподавал в этом университете латинский язык и право. Ученик Г. Бебеля, автор сочинений по латинскому языку и стихосложению. Вместе с Бебелем они издали книгу «Ars versificandi», которая с 1506 по 1520 г. выдержала 26 изданий. В «Opuscula» Генрихманн восхвалял своего учителя как «честь отечества, наше украшение и нашу славу».

94. Иероним Эмсер (род в 1477 г.) — немецкий гуманист, друг Бебеля. Учился в Тюбингене и Базеле. Преподавал во Фрейбурге и Лейпциге, где, кроме того, был секретарем Георгаг герцога Саксонского (1471—1539). В период подготовки Реформации Иероним Эмсер был в дружеских отношениях с Лютером.

95. Иоганн Курциус — о нем известно, что с 1497 г. он учился в Тюбингенском университете.

96. Иост Бородатый (lost Bart) — учился в Гейдельберге, в 1493 г. стал баккалавром. Вероятно, он был странствующим студентом, среди которых было много плутов. Бебель писал о нем в своих стихах.

97. Георг Веселин — в 1442 г. студент Тюбин генского университета.

98. Вернер Майер из Мюнстера закончил Фрейбургский университет, став магистром искусств; в 1510 г. учился в Тюбингенском университете.

99. Маттиас Крец (ум. в 1543 г.) — в 1504 г. переехал из Вены в Тюбинген, преподавал в монастырской школе, в 1519 г. закончил Ингольштадтский университет, став доктором теологии. Противник Реформации. Принимал участие в религиозном диспуте с Цвингли. Автор многих латинских стихов.

100. Иоганн Ромингий — с 1505 г. студент Тюбингенского университета.

101. Иоганн Каселъ из Ульма (ум. в 1517 г.) — друг Бебеля; с 1481 г. учился в Тюбингенском университете; позднее был священником в Гейзлингене. Бебель называл его служителем Христа и Аполлона.

102. Пауль Хуг — в 1501 г. учился в Гейдельбергском университете; монах-проповедник.

103. «Pater noster, qui es in caelis...» — молитва: «Отче наш иже еси на небесех...». Речь идет о     том, что к богу обращаются на «ты». В латинском языке нет вежливой формы обращения на «вы».

104. В 1480 г. монахи-иоанниты отразили натиск турок, штурмовавших остров Родос.

105. Себастьян Кефер в 1507 г. окончил Тюбингенский университет, став магистром искусств. Позднее был священником в Шорндорфе.

106. Леонгард Дюр (ум. в 1538 г.) — учился в Тюбингенском университете, потом был аббатом в Адельберге; гуманист. Бебель в 1512 г. посвятил ему «Histora horarum canonicarum».

107. Фридрих, граф фон Цоллерн (1450— 1505) — друг Гейлера из Кейзерсберга. В 1468 г. стал каноником в Страсбурге и в Констанце. В том же году он — ректор Фрейбургского университета. В 1477 г. он вторично был ректором этого университета.



загрузка...