ГЛАВА ПЕРВАЯ. О послеобеденной латинской молитве и о том, как следует ее толковать
Фенест. Еt beata viscera Mariae quae portaverunt aeterni Patris Filium. Вот так я читаю послеобеденную молитву, каково?
Эне. Надеюсь, что вы сами понимаете ее смысл.
Фенест. Ну, еще бы; я ведь штудировал риторику в Гиенском коллеже2, а философию в Пуатье3. За школяров-то мы сходили, да только на лекции не ходили, все больше погуливали... Я тогда еще совсем молокососом был. Помнится, однажды в зале для игры в мяч4, что в предместье Сен-Жак, где играли комедию, я взялся переводить с итальянского одному дурню неотесанному по имени Скали-гер5; вот только никак я не мог понять, с чего это так веселились господа де Сент-Март6, там же находившиеся... Надобно вам сказать, что мы в ту пору ужасно как высоко ставили свою честь, вроде благородного Кастель-Байяра7 — уж этот насмешек не спустил бы никому. По части храбрости любому сто очков вперед даст!.. В Пуатье был проездом один придворный кавалер, и чего-то они с Кастель-Байяром не поделили, он и шепнул ему на ухо: "Встретимся, мол, у ворот Ла Транше!"8 И что же наш ему в ответ? — "Я-то с вами встречусь, да вы-то с нами навек расстанетесь!" Но я позабыл растолковать вам мою молитву; стало быть, так: "И благословенно чрево Марии, породившее сына от Отца Небесного..."
Эне. Как, вы начинаете молитву с "И"?
Фенест. Да нет, там ведь впереди стоят такие слова: "Laus Deo, pax vivis, requies defunctis. Tu autem, Domine, miserere nobis", и только после этого идет "еt beata". Но я никогда с начала не читаю, уж больно долго оно выходит, а потом, не стану от вас скрывать: там есть одно чертово слово, от которого у меня с души воротит, — вот этот самый "defunctis"9. Он, скажу я вам, подстроил мне однажды преподлейшую штуку. Как-то мы с младшим Поластроном10 решили наведаться к Дюмуленше; вошли к ней без стука и наткнулись на доминиканца из Сен-Марри, который, завидя нас, вздумал спрятаться; тогда мы отняли у него рясу и прочее разное добро, а эта шлюха возьми да и донеси на нас. Выходим мы из ее дома и у самого порога видим человека, который держит другого за шиворот, а тот отбивается что есть мочи. Первый нам кричит: "Эй, господа, помогите-ка мне дотащить этого висельника до тюрьмы, что на Малом мосту11, и я вам отсчитаю сотню экю!" — "Башка господня! — говорю я. — Сто экю на дороге не валяются". И мы ему пособили, даром что тот мерзавец лягался и пинал нас по икрам, как бешеный. Ну-с, втащили мы его внутрь, и тут нас самих — хвать и за решетку! Это Дефунктис и впрямь отсчитал нам сотню, да только не экю; как оказалось, тот, второй, был его же лучником, а привел он с собою лишь его одного затем, что дело следовало держать в секрете, дабы не ославить доминиканца; вот нам и всыпали сотню горяченьких без лишнего шума... Но я опять заболтался... О чем-бишь я начал-то?
Эне. Об этом "и", а также о том, что стоит перед ним.
Фенест. Что же, придется, видно, сказать вам всю молитву по-французски. "Хвала Господу, мир живущим, а мертвым упокоение, но ты, Отец небесный, смилуйся над нами и благословенное чрево..."
Эне. Погодите, так кто же должен над нами смилостивиться — Господь или чрево?
Фенест. Да кто же эдак-то разбирает молитву? Нашей теологии с грамматикой не по дороге, вот возьмите хоть это "но", которое вроде бы должно противоречить началу молитвы — ан-нет, не противоречит. Вот как надобно читать: после "defunctis" (тьфу, проклятое слово!) следует помолчать, и после "nobis" тоже; во время первой паузы вы мысленно говорите что-нибудь обратное сказанному вслух, а уж после произносите: "Но ты, Отец Небесный...", а во время этой второй паузы думаете о том, что Господь, мол, блажен и также это самое чрево.
Эне. Я укажу вам способ избавиться от этого ненавистного "defunctis". Молитесь так: "Мир живущим (иными словами, да будет мир меж вами и лучниками, или же просто разумейте под этим мирное житье), а затем "recuies Defunctis" — да почиет Дефунктис". В Бастилии сыщется не менее пяти или шести человек, которые с превеликой радостью воскликнут "аминь" после такого пожелания. Вот эдак и обходитесь с вашей молитвою. Но вернемся все же к и .
Фенест. Да разве вам неизвестно, что и месса начинается с "и"; один говорит: "И войду я в Царствие Небесное", а другой подхватывает: "к Господу, что осияет юность мою...". Как подумаешь, не больно-то складно выходит, вот от чего столько чудес... Среди богословов нового толка есть такие, что готовы переиначить и Входную молитву12; однако, по моему мнению, этого следует остерегаться, иначе вы, гугеноты, мигом крик подымете: католики, мол, впали в ересь.
Эне. Да, немало есть молитв такого рода; желал бы я знать причину сей несуразицы.
Фенест. Так ведь то молитвы — язык возвышенный, не обыкновенный. Даже в заклинаниях вы отыщете множество отрывков из псалмов; взять хоть такой пример: кто хочет поймать змею, должен сказать: "Еt conculcavis13 1еоnem еt draconem". Я это не к тому, что имел в виду господин Маршал14, когда он обвинил отца Кутона15 в колдовстве, — тот якобы славил Господа в слишком развязных выражениях; Боже меня упаси судить об этом, я слишком добрый католик... Однако существует же божественная магия, как говорит отец Сегиран16; да вот и Шарон17 в одном из своих трактатов — я сам читал! — сравнивает мессу и Пресуществление с действами колдунов и магов, которые подмешивают кровь в любовные зелья. Там он уверяет, что во время мессы нас причащают кровью и телом Господним именно затем, чтобы преисполнить любви... а дальше и выговорить-то боязно. Помнится, Казобон18, в чьем кабинете разбирали мы это сочинение, отобрал у нас книгу, сказавши, что нечего, мол, и знать подобную ересь.
Эне. Я читал этот отрывок; он начинается словами: "О любовь, ты вершишь все!" Весьма похвально, что вы не стали толковать их; однако следовало бы лучше признать это пресловутое "и" грамматической ошибкою, нежели объяснять его всяческими богохульствами.