загрузка...
 
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. История с Потро и с дамою из Ноайе
Повернутись до змісту

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. История с Потро и с дамою из Ноайе

Фенест. Нет, дозвольте-ка сперва мне! Однажды на Новом рынке у меня приключилась ссора и дуэль с господином Монру1; дело, правда, обошлось почти одними словами, если не считать того, что он разорвал мне шпагою воротник. Идем мы обратно по улице Сены2, а кетэн Фриске3 мне и говорит: "Барон, надо бы вам с Монру надраться". Я ответил, что предпочел бы обойтись, но он и слушать не захотел, а потащил меня за собою по улицам Марэ4, которое мы меж собою называем Женевскою Лужицей5. Гляжу, заворачивает он на Пре-о-Клер6, и спрашиваю: "В какую же это таверну ведете вы меня надраться?" — "Да в ту, где принято драться, сударь!" — отвечает Фриско. "Ну нет, — говорю я, — вы меня звали надраться, а вовсе не драться; нечего надо мною тешиться, я себя за нос водить не позволю!" — и повернул было назад. "А как же честь?" — кричит он мне вслед. "Ставлю сотню пистолей тому, — отвечаю я, — кто заставит меня драться с этим галантным господином, но только честным путем, а не обманом". И я удаляюсь, полный ужасной решимости, ибо должен вам сказать, что, когда Фриске пригласил меня в компанию с Монру, мне явственно послышалось "надраться" вместо "подраться"; черт бы подрал эту французскую тарабарщину!

Эне. Ладно, оставимте вашу "ужасную" решимость. Теперь мой черед рассказывать. В Пуату водится такой обычай: самые знатные люди снимают комнаты в Ниоре и Фонтенэ, чтобы останавливаться там во время ярмарок, которые устраивают в этих двух городах. Вот и некая госпожа де Ноайе7 по ярмарочным дням снимала на постоялом дворе у Барбери8 маленькую комнатку в верхнем этаже. Поскольку на первый день ярмарки она не приехала, в каморке этой хозяин поселил сьёра Сен-Желе де Потро9. На следующий день, в два часа пополудни, прибыла и означенная дама. Пока она обменивалась приветствиями с хозяином, ее горничная Изабо, весьма застенчивая девица... (тут я прервусь и объясню вам попутно, что когда один плотник, по прозвищу Струнать, передал через нее письмо для госпожи, то горничная ни за какие коврижки не соглашалась произнести вслух его прозвище, а когда ее стали к тому принуждать, объявила, что скорее даст перерезать себе горло ножом, нежели выговорит столь скверное слово; наконец хозяйка, которой невтерпеж было узнать, кто же ей написал, не добившись от служанки нужного слова ни лаской, ни таской, велит ей объясниться обиняками. "Вот это дело другое! — обрадовалась Изабо. — Он зовется так же, как звали бы любого, кто вас..." — тут-то она и вымолвила самое что ни на есть непристойное словцо). Итак, эта самая девица, поднявшись в комнату, находит на столе красный сундучок, который она, нимало не раздумывая, поддевает под веревки и вышвыривает в окно. Сундук падает на плечо Мартену, слуге Потро. Пока Мартен размышлял над тем, что больше пострадало — его собственное плечо или хозяйский сундук, — подоспел его господин и велел тащить сундук обратно наверх, в комнату, где и столкнулись они с дамою. Тут завязался у них спор, поначалу мирный; наконец понадобилось прийти все же к какому-нибудь решению — ибо, как вам хорошо известно, не все они приводят к дуэли.

Фенест. Да... верно... Все зависит от того, как взяться за дело.

Эне. Вот они и взялись за него, каждый по-своему. Она кричит: "Я не потерплю такого оскорбления!" А он: "Я не потерплю, чтобы мои сундуки выкидывали из окна!" Она: "У меня здесь, на ярмарке, пятьдесят дворян знакомых и родственников, уж они за меня постоят, да и оба зятя моих вам хорошо известны!" Эти слова до того разозлили Потро, что он заявил: "Мадам, ежели ваши зятья так же охотно примут от вас этакий подарочек — вызов на дуэль, — как вы его им предлагаете, то я сумею дать им хороший отпор, благо не могу обещать вам самой хороший напор, ввиду почтенного возраста вашего и всего, что из оного проистекает". Такое замечание донельзя уязвило нашу даму: впервые довелось ей услышать о почтении к своему возрасту, тогда как сама она отнюдь не чувствовала себя женщиною в летах и не собиралась "навешивать запор". Итак, ослепленная гневом, она продолжает препираться. "Вот моя кровать, — восклицает она, — в ней я привыкла спать и именно здесь проведу нынешнюю ночь!" На что Потро возражает следующее: "Вот кровать, в которой провел я минувшую ночь и именно здесь намерен провести нынешнюю!" — "А я говорю, что сама тут лягу!" — кричит дама. Потро: "И я тоже!" Дама: "А я и не говорю, что вы не будете в ней спать, я лишь утверждаю, что я в ней спать буду!"10 Потро: "А я не говорю, что вам в ней не спать, зато уверен, что уж я-то непременно в нее лягу". Дама: "Ну так я докажу вам мою решимость и улягусь в постель тотчас же!" (Тут Фенест, испустив тяжкий вздох, прошептал: "О решимость, дорого же ты мне стоила!") Эне продолжал: Потро заявил, что поступит так же, как дама, которая уже призвала Изабо, приказав ей раздеть себя. Он кликнул Мартена, чтобы тот помог ему снять сапоги. Вот когда решимость определялась проворством каждого из спорящих. Дама выиграла, скинув платье первой, и Потро достался лишь самый краешек постели. Изабо, задрав нос, говорит Мартену: "Ага, болван, сказали же мы, что будем спать здесь!" — "А мы нешто не будем!" — откликается Мартен. Ну, короче сказать, эти двое последовали примеру своих господ, сперва на словах, только не так долго препираясь, а затем и на деле, то есть в постели; однако, поскольку Мартену пришлось запирать дверь (да он еще и этот пункт оспаривал!), ему досталось местечко на самом краешке. Легко можно догадаться, что было дальше: все четверо, коли уж выпал такой случай, не преминули воспользоваться обстоятельствами. Дама впоследствии оправдывалась перед теми, кто зубоскалил по этому поводу, что ею руководила вовсе не любовь, но желание доказать, что она еще в силах выдержать любой напор и, тем самым, заткнуть рот хулителям ее прелестей.

 



загрузка...