Фенест. Что ж, придется ехать ко Двору, поглядеть, как там продвинулось это дело; ежели я и тут упустил, надо будет выбирать из двух одно — либо наниматься в "тысячеливровые прихлебаи"1, либо в шпионы; мне известны среди них такие, что продают свое шпионство весьма недешево.
Эне. О, на многое не рассчитывайте, вступив на эту дорожку; могу смело предсказать вам, чем окончится первая же ваша экспедиция в наши края: боюсь, не оказалась бы она столь же смехотворною, как путешествие одного графа из Манля2.
Фенест. Кто таков этот граф?
Эне. Регистратор тамошнего суда. По смерти отца унаследовал он десять тысяч ливров, из коих восемь тут же спустил, загуляв в компании мошенников, на оставшиеся же две тысячи нанял свиту из тех же мошенников, приятелей своих по кутежам. Старшим из них был господин Леметр, дворецкий; второй — сеньор Франческо, конюший, изъяснявшийся с итальянским акцентом; третий — секретарь; ну а четвертый — лакей графа. Секретарь затеял процесс от имени своего хозяина против графини де Мор3 и семейства Комон4 по поводу раздела наследства; он приехал в Париж, снял квартиру в одном доме на улице Тампль5, а вслед за ним прибыл на почтовых и его господин. Секретарь встретил его и повел в дом, где были уже приготовлены зала и две комнаты, увешанные коврами; для свиты же его, еще не прибывшей, а также кухни и пажей снято было рядом, после переговоров с хозяйкою, особое помещение. Господин граф с печалью принял известие о смерти любовницы своей и вынужден был улечься в постель один, но на следующий же день, не теряя времени даром, стал изображать пылкую любовь к, мадемуазель Авуа, единственной дочери владельца дома, прослышав, что ее ждет наследство в сорок тысяч экю, не считая движимого имущества. Мать и дочь быстро свыклись со своим жильцом, которого и слуги его горячо расхваливали на все лады, особливо за то, что он так скромен для знатного сеньора. Секретарь частенько сиживал вместе с обеими дамами в комнате, где сквозь щели в перегородке слышно было все, что говорилось в спальне его господина. И вот однажды довелось им подслушать спор, что вели меж собою у постели графа дворецкий и конюший. "Как! — говорил сеньор Франческо. — Неужто вы осмелились бы представить монсеньорам де Люд6, де Бурдей7, де Рюффек8 и де Кар9 какую-то парижаночку как свою супругу, а этих купчишек да буржуа — как свойственников?!" — "Ну-ну, Франческо, — увещевал его дворецкий, — наш хозяин спалил все доводы разума в пламени своей любви, от коей ни тебе, ни мне его не исцелить. Так что придержи свои советы и давай-ка лучше служить нашему господину; он достаточно знатен, чтобы возвысить до себя женщину, чьи дети будут носить не ее, а его имя". Но конюший стоял на своем: "Это ты его настропалил; вот погоди, вернемся домой, тамошние сеньоры велят тебя повесить!" — "Молчи, болван! — отвечал тот. — Попробуй скажи им обо мне хоть слово, и я тебя заставлю шпагу проглотить!" Граф же унимал их, говоря с тяжким вздохом: "Ах, Франческо, сколь несправедливо судишь ты мои поступки!" А мать с дочерью тем временем шептали друг дружке на ухо: "Ох, Господи, от этих наглых итальяшек одни только напасти!" Коротко говоря, господин граф соблаговолил-таки жениться на мадемуазель Авуа, после чего первым делом прогнал от себя Франческо, наградив его сотнею экю и наобещав с три короба впридачу; секретарю досталось столько же, вместе с советом поскорее убраться домой, к своим секретарским делам, и больше сюда носа не казать. Тестя своего господин граф попросил не стесняться и располагать им вполне для устройства торговых дел в Германии, заявив, что почтет за удовольствие состоять при нем и услужать, чем возможно; нарочным же, мол, будет его дворецкий. И все бы хорошо, да только месяц спустя один крестьянин из Манля, сущий голодранец, проходил мимо дома Авуа как раз в тот миг, когда граф собирался туда войти; он кинулся за ним по улице, вопя на всю округу: "Ах, мэтр Гийом, надули вы меня, бедного-несчастного, как есть облапошили! Черт подери, до чего ж вы пышно расфуфырились-то; верно, неплохо живете-поживаете! А я видал намедни мэтра Франсуа Тибодеа (так звали дворецкого графа), которому вы задолжали восемьдесят франков, сами, небось, знаете за что!" Ясное дело, в доме поднялся переполох, мать с дочерью, услыхав такое, ударились в слезы. Отец же, который сперва был против этого брака, уняв их и взяв за руки, сказал: "Ну, довольно убиваться; рассчитывали мы заполучить в зятья знатного сеньора, а заполучили знатного ловкача, — делать нечего, надобно смириться; что же до меня, так я ловкость не меньше знатности уважаю!".
Фенест. Башка святого Арнольда! Ай да молодчина! Жаль, мне такой случай не подвернулся, не то и я удрал бы штуку... Но вернемся к моему делу; куда же мне теперь податься — в прихлебаи или в шпионы?