загрузка...
 
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. Мнения, высказанные членами совещания. Принятое решение
Повернутись до змісту

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. Мнения, высказанные членами совещания. Принятое решение

Кто-то из присутствующих повторил высказывание покойного Сегюра1 о том, что в Турции на сумасшедших всегда смотрели как на пророков, отчего турецкая империя и процветала; таким образом, дела во Франции пошли бы намного лучше, коли бы пророчествам Брокара2 давали больше веры. Засим помянули Ренардьера3 и под конец сошлись на том, что знатному дворянину не уделяется должного почтения и что все несчастья Франции происходят от Бретонских анналов4. Вспомнили о той книжице, в коей предлагалось набрать сто двадцать тысяч надзирателей, дабы привести к повиновению офицеров, взявших слишком много вольности. Губернатор провинции, тут же присутствовавший, утверждал, что, будь он канцлером, страна не пришла бы в такой упадок. Один шут гороховый, по имени Фошри, которого даже не допустили сесть за общий стол, кричал из-за спин обедавших, что ему довелось прочесть у Бодена5, будто государства приходили в упадок по причине небрежения танцами, и грозился отныне плясать только за деньги, добавляя, что в конце концов Франция его потеряет. Доводы его были решительно отвергнуты, ибо среди членов сего собрания не нашлось любителей выделывать антраша. Тут и сам барон де Калопс вступил в общую беседу, пожелав узнать мнение мадемуазель Севен6, — пусть скажет, не гибнет ли мир по недостатку паломничеств7; в то же время Грандри8, что из-под Мелля9, кричал во все горло о том, что ежели мир и погибнет, так это, напротив, из-за того, что чересчур много развелось духовенства. Слова его были опровергнуты госпожою де Бонневаль10, также принимавшей участие в совете; она, помянув о процветании Англии в царствовании королевы Елизаветы11, заявила, что и во Франции следует установить женократию. Барона разгневали эти речи. "Боже ты мой! — вскричал он. — Да это все равно, что установить шлюхократию на манер Принца-Недотепы из Ларошели!"12. Столь же мудрым оказалось мнение некоего почтенного господина из Клиссона13, утверждавшего, будто все гибнет из-за того, что ныне перестали употреблять синеголовник14. "Сюда же добавил бы я и буквицу15, — сказал он, — ибо эти две травы отлично прочищают мозги, а подданными с прочищенными мозгами и управлять легче". Гариг, автор "Краткого альманаха"16, напечатанного на тридцати четырех дестях бумаги, также вознамерился вставить слово, но был прерван Константеном17, который объявил следующее: "Поверьте, господа, что все ваши речи скорее побудили бы меня согласиться с мнением мэтра Жерве, философа из Манье"18.

Фенест. Мне рассказывали, что маршал де Бирон19, человек весьма достойный, любил его и содержал на свои средства, хотя и поколачивал, когда тот ему противоречил; он признавался сыну маршала, что отец его приходит в ярость по десяти раз за вечер. Этот самый Жерве однажды получил от некоего дворянина пинок в зад, сопровожденный насмешкою: "Эй вы, философ дурацкий!" — каковую, не раздумывая, парировал так: "А вы, стало быть, дурацкий обидчик!"

Эне. Да, сударь, это он самый. Но не будемте отвлекаться в сторону и забывать о совете, мы ведь еще не выслушали все мнения до конца. Итак, сей мудрец выдвинул тезис о том, что мир гибнет от пренебрежения к грамматике, ибо само это слово "грамматика" происходит от "grandis mater"*, a значит, наука сия способна даровать своим детям благополучие и процветание, когда бы они относились к ней с должным почтением.

Ведь именно благодаря ей мы можем понимать друг друга. Небрежение же грамматикой ведет ко взаимному непониманию, а непонимание чревато раздорами, войнами, разорением целой страны, ergo*, причина всему — недостаточное изучение оной науки. «Но притом я желал бы, — продолжал мэтр Жерве, — чтобы грамматика наша была избавлена от великого множества лишних наречий, как-то: "чувственно", "телесно", "реально", "сакраментально", "пресуществленчески"; а вкупе с ними еще и от следующих: "способненько", "удобненько", "фигурально", "спириту-ально"; и еще от нескольких, особо любимых придворными кавалерами, именно: "крайне", "навечно", "ужасно". Так, например, ныне говорят: "Я вам крайне признателен, я вам обязан навечно, он ужасно как умен, ужасно как добр". Некоторые из помянутых наречий непрестанно звучали в университетах; одни заставили греметь пушки, другие не сходят с языка самых приближенных к трону и самых безмозглых куртизанов. Возьмите это словцо "удобненько" — им охотно пользуются всякие негодяи и вымогатели, "удобненько" ощипывающие свою жертву, либо палач, "удобненько" прилаживающий петлю на шею "пациенту". Так же не к месту употребляются при дворе и прочие наречия; возьмите хоть «Я вас "ужасно" люблю!» или «Он "сильно" маленького роста"». При этих словах барон де Калопс изменился в лице, побагровел и, не в силах более сдерживаться, швырнул об пол свою скуфейку, крича Константену: "А я вам говорю, что ваши речи крайне наглы, неприличны и, как говорил Кутон20, начисто лишены смысла!" И он Rem acu tangere**: «Все непорядки происходят от того, что разная мелкая сошка не почитает знатных сеньоров вроде меня. Мне тошно, когда я, будучи при дворе, слышу: "А, виконт! Эй, маркиз! Пойдем, что ли, перекинемся в картишки!" Вот где таится "sursum atque deorsum"*** всего зла, а те, кто думает иначе, просто голодранцы, дурни неотесанные и жулье! И довольно нам копаться в сем предмете, словно лекарь в кишках у больного; прибегнем лучше к терапии, для чего я предлагаю почтенному собранию свершить путешествие, о коем и потомство наше будет помнить; я желал бы получить на то ваше согласие, item****, чтобы вы сопроводили его молитвами и благословениями вашими; заботу же о подготовке к сему путешествию оставьте за мною одним». Ярость, недвусмысленно написанная на лице почтенного сеньора, понудила всех присутствующих одобрить проект, если не словами, то, по крайней мере, молчанием, и назавтра же все потребное для путешествия, равно как и сами путешественники, было готово.

*Великая мать (лат.).

**Значит (лат.).

***Здесь: решительно заключил (лат.). Здесь: изнанка (лат.).

****А именно (лат.).

 



загрузка...