загрузка...
 
Книга первая. Беды. Часть вторая
Повернутись до змісту

Книга первая. Беды. Часть вторая

Когда передо мной встают картины зла,

Дела постыдные, кровавые тела,

Когда готовится трагическое действо,

Где кто-то ищет смерть, где всякие злодейства,

Тогда является еще моим глазам

Кичливый исполин, грозящий небесам,

Он знает, сей храбрец, сей баловень двуликий,

Что супротив него не соберут улики,

Что смелых не найти, что никому вокруг

Не сладить с хваткою его огромных рук,

Тогда в нем жар крови вступает с флегмой в схватку,

Желчь с меланхолией, и этим к беспорядку

Приводит кровоток. Всегда готов народ

Свалить закон владык, низвергнуть власть господ;

От меланхолии громада ослабела,

От хворей всяческих дряхлеет это тело,

Водянкой вздутое; добро, что сей колосс,

Который в ярости обиды ближним нес,

Столь слаб, сколь и велик, и то лишь брюхом грузным,

Способным все вокруг вместить, а после гузном

Исторгнуть, выпростать, а значит, сей урод

В сраженье свежих сил к пределам не пошлет:

Усохший мозг в костях, как соки в корневище,

Иссяк и голове не даст, как должно, пищи,

И переваренный утробой сок таков,

Что в мозг возносит яд испорченных грибов.

Сей мерзкий исполин, сей зверь, рожденный скверной,

С головкой крохотной на туше непомерной

Не в силах защитить и напитать свой тук

При помощи таких иссохших, вялых рук,

И ноги хилые — ничтожная подстава,

И надо сеять ложь налево и направо.

Судейский и торгаш, вершители судеб,

Вы голод множите, вы отобрали хлеб

У бедных пахарей, чьи слезы злак взрастили,

Увечных ратников вы по миру пустили,

Вы чрево Франции, столь мощны, сколь пусты,

Томленье духа в вас и ветер суеты,

Умерьте вашу прыть, трагедия пред вами,

Но вы не зрители, вы на подмостках сами.

Погибель корабля увидите с земли:

Бессильные помочь взывающим вдали,

Вы будете глядеть, как судно тонет в море,

И к небу обратясь с отчаяньем во взоре,

Свое бессилие оплакивать навзрыд,

Но если вам самим на корабле грозит

Бушующая хлябь и ярость урагана,

Вы сами сгинете в глубинах океана.

Французский край — корабль, которому всегда

Опасны зубья скал и ветер, и вода,

К тому же два врага на нем готовы к бою,

Взял этот силой нос, тот завладел кормою,

Друг другу смерть несут, меча огонь и гром,

Обороняются то пулей, то ядром,

От злобы пьяные, взывающие к мести,

Хотят пустить на дно корабль с собою вместе.

Здесь выигравших нет, здесь гибель двух сторон,

Сразивший недруга и сам несет урон,

Встречает смерть вторым, поскольку лечь обоим,

Подобно Кадмовым, рожденным пашней воям8.

Французы именем, вандалы по делам,

Закон ваш воспитал владык, подобных вам,

Сердцами немощных, зато жестоких в силе,

Сии бунтовщики и сами бунт вкусили,

Казнит их Божий гнев, а их руками нас,

Он смертных в палачи дает нам всякий раз.

Отцы-радетели, народов государи,

Волков кровавых род, приставленных к отаре,

Бич Божий, гнев небес, живых извечный страх,

Наследники людей, погибших на кострах,

А также от меча, растлители невинных,

Влекущие в постель супруг дворян старинных,

Безвинно изгнанных, лишенных благ и прав,

Таких преследуют, богатства их прибрав,

Чтоб алчность ублажить, а также вящей грязью

Насытить низкий дух, стремясь к разнообразью.

Седые богачи трясутся над мошной,

Мужья опальные спешат во тьме ночной

Тайком свершить побег и жен подальше прячут,

Убийцы платные за ними следом скачут.

Стал волком человек среди людей-овец:

Там сына придушил во время сна отец,

Тут сын готовит гроб отцу, как супостату,

Братоубийцей стал наследующий брату.

Дабы убить верней варганят новый яд

И среди бела дня прирезать норовят,

Распутство и разгул, и тайная расправа,

И казнь публичная прикрыты званьем права.

Вооруженный сброд имеет всюду власть

И наши города бесстыдно грабит всласть,

Встарь бургиньонский крест и королевский тоже

Отцов бросали в дрожь, а материнской дрожи

Немало малыши всосали с молоком

Под барабанный бой, под постоянный гром

В срединных городах и в приграничной дали,

Где рати пришлые биваки разбивали:

Селенья — крепости, в осаде каждый двор

И всякий человек, готовый дать отпор.

Бывало, оробев, почтенный смотрит житель,

Как дочь или жену берет силком грабитель,

И все в руках того, кто, днесь творя разбой,

Вчера еще ходил с протянутой рукой.

Судью влекут казнить и правит суд неправый

С большой дороги тать и душегуб кровавый;

Бесправье здесь закон, как в царстве Сатаны;

Отцов согбенных бьют беспутные сыны;

Кто мирною порой, страшась властей и кары,

Тайком разбойничал, теперь во все фанфары

О подвигах своих на торжищах трубит,

Добычей хвастаясь, дабы найти ей сбыт,

Подобных извергов колесовать бы надо,

А им присуждена не плаха, а награда.

Тех, кто не стал вникать в усобицы вельмож,

Бессонной полночью трясет на ложе дрожь,

Когда на улицах все ближе бой, и в страхе

Они пытаются спастись в одной рубахе.

Вольготней воину, он знает, что почем,

И вправе продавать добытое мечом.

Испанцы выкупы старались взять поболе

За тех, кого живьем на бранном брали поле,

Таких обычаев у нас, французов, нет,

И знатным выкупом здесь не спастись от бед.

Вам, горожане, рай за крепостной стеною,

Куете вы мечи, тайком готовясь к бою,

Посменно спите вы, и ваш тревожный сон

Схож с лихорадкою и сладости лишен;

А вам совсем беда, селяне-земледелы,

Весь день вы льете пот и век свой гнетесь целый,

Чтоб жалкий ужин съесть, чтоб за свои труды

Обиду заслужить и бегство от беды.

Столетний сельский дед, чей волос, словно иней,

За плугом следуя, заметил на равнине

Дозорных конников, обидчиков отряд,

Чьи пальцы выдернуть со злостью норовят

Седины честные: сих сеятелей глада

При виде сел пустых слепая жжет досада.

Неужто не поймут, что вот пятнадцать лет,

Как жители из сел бегут в леса от бед9?

Гонимые найдут убежище в чащобе,

Во глубине земли, в ее родной утробе,

Бегущим от людей даруют дебри кров

В медвежьих логовах, в жилищах кабанов,

А скольким смерть сама как милость даровала

Удавку или яд, кинжал иль глубь провала.

Здесь никаких вельмож — простой крестьянский люд,

Сии сыны земли с заботой к ней идут.

Противна кровь земле и грязь ей горше муки,

Тираны всякий раз марают кровью руки

И грудь земли грязнят, а пахари в поту

Корпят, чтоб на земле оставить красоту,

Чтоб светлые ручьи текли и омывали

Луга зеленые в цветах, как из эмали,

Чтоб кроны высились лазоревых садов,

Разбитых на ряды, квадраты цветников,

Аллеи ровные, чьи отмерялись бровки

Согласно прямизне натянутой веревки.

Сии художники ковер прекрасный ткут:

Там черный виноград, златые злаки тут.

Леса тенистые, таящие свободу,

Дают прохладу в зной, укрытье в непогоду.

Земля печальная сих малых от обид

Желает оградить и, слышу, говорит:

«О дети бед моих, Господь, свершая кары,

Дабы меня сразить, наносит вам удары,

В юдоли маетесь, а ваш никчемный враг

Владеет множеством моих сладчайших благ.

До той поры, когда не станет небосклона,

Когда на вас Господь посмотрит благосклонно

И высших сладостей вкусить вам даст потом,

Покров мой вас хранит, в моих лесах ваш дом,

В пучине горестей в сию годину гнева

Вы, горемычные, в мое вернулись чрево.

Сжигают лодыри трудом добытый плод,

А вас терзает глад и увлажняет пот.

Кореньям сладость дам, чтоб вам смягчили горе,

Служили пищею и снадобьем от хвори,

Однако моего благословенья нет

Кровопускателям и сеятелям бед,

Вкушать им горький плод и днем, и ночью тоже,

Их не насытит стол, не упокоит ложе!»

В дни истребления нечеловечий лик

Являет человек, уже он приобык

Щипать траву и мох и падаль есть сырую,

У зверя, у скота постыдно корм воруя,

Случайный корешок, и тот сойдет как снедь,

Коль в силах ты его зубами одолеть,

Заставит голод грызть и этот корень грубый

И объедать кору с деревьев учит зубы.

Стыдливо прячет лик безвидная земля,

Нет рук рачительных, чтоб оживить поля,

Исчезли жители, вокруг безлюдны села,

Врата повалены, дома пусты, все голо,

Ужасен вид жилья, беды недавней след

Оно являет нам, как мертвые скелет,

Следы волков и лис ведут на пепелище,

В пустых домах людей зверье нашло жилище,

И это здесь, где труд плоды свои сбирал,

Где был когда-то ток, овин и сеновал.

А ежели тайком уволокут крестьяне

Свой нищий урожай, припрятанный заране,

С надеждой тщетною, что дни беды пройдут,

Тогда мы видим вновь, как принялась за труд

Ватага пахарей, чтоб вновь засеять злаком

Поля, чтоб хлеб взрастить опять на корм воякам.

Еще минует год, и пасынки судьбы,

Чьи очи пот разъел, злосчастные рабы,

Которых, как волов, впрягли в работу нагло,

Попарно под ярмом шагающее тягло,

Увидят, как простер грабитель пришлый пясть,

Дабы надежды их, зерно и жизнь украсть.

И вновь они в слезах уходят в лес дремучий,

В горах спасаются над каменною кручей,

Где муки голода их ждут, но даже с ним

Глумлений, разных зверств и пыток не сравним,

Всего, что дома ждет, в жилищах зла и смерти,

Где постояльцами в людском обличье черти,

Где вешают за перст, где в ямине гноят,

Где вяжут к дереву и, воплощая ад,

Кладут на уголья, вытапливают сало,

Нагое тело рвут клещами одичало,

Детишек, от сосцов иссохших оторвав,

За ножки вешают вершители расправ.

В дому ни хлеба нет, ни зернышка, однако,

Кромсает жителей рассерженный вояка,

Лишь злость он утолил, но не насытил глад,

Убив отца и мать беспомощных ребят,

Сих малых узников, которым в колыбели

Без пищи умирать, пока душа отселе

Не воспарит в простор небесный, чтоб в раю

У трона Божьего оплакать боль свою.



загрузка...