загрузка...
 
Книга седьмая. Суд. Часть четвертая
Повернутись до змісту

Книга седьмая. Суд. Часть четвертая

Исчезли небеса, земля былая скрылась,

Все бренное ушло, в пространстве растворилось,

Потоки высохли, уже и моря нет,

Пришла пора земле сменить покров и цвет.

Вы, горы, корчитесь, как в схватках роженица,

Вы, первовещества, готовы испариться,

Весь бренный мир бежит от Божьего лица,

Не в силах вынести и голоса Творца.

Он скрыт от наших глаз простертой черной тучей,

А рядом в пламени небесный страж могучий,

Там, в новых небесах хвалы возносит хор,

Летают ангелы, и весь в лучах простор,

Весь воздух солнцем стал, и ангельские очи

Горят его огнем, чернее темной ночи,

Сжигая все дотла, слепящий сея свет

Из глубины зрачков, где больше мрака нет.

Архангел вострубил и всех сзывает рогом:

«Грядите, племена, держать ответ пред Богом!

Скорей на Божий суд!» И вот, придя на зов,

Садятся души в круг на своде облаков,

А посреди престол возводят херувимы,

Являющий красу и блеск неповторимый,

Вот чудо из чудес, слепящий образ дня,

Где солнце соткано из чистого огня.

Собранье замерло в небесной сей палате,

Кто благодати ждет, а кто готов к расплате.

На души праведных нисходит Дух Святой,

Весельем осенив, улыбкой, добротой,

Дарует им Господь за многие мученья

Одежды белые и вечное прощенье.

Иуды славный род29, сядь справа, а потом

Вы слева сядете, Моав, и ты, Эдом30!

Тираны бледные судьбе своей не рады,

Им кара предстоит за грешные услады,

Их гордый лик поблек, надменный взор исчез,

Робеют, наглецы, перед Царем Небес,

Кому они чело когда-то заклеймили,

Кого изранили и обрекли могиле,

Пред ними связанный стоял он, как злодей,

А ныне Судия глядит из-под бровей,

Смиренья больше нет в суровом властелине,

Не тростниковый жезл31, а меч он держит ныне,

Не терние — лучи венчают Божий лик,

Как знаменье суда на небе крест возник,

И осужденные в унынье и печали

К стопам их пленника давнишнего припали.

Пред ними грозный лик вершителя суда,

Герольда гибели, бессрочной, навсегда.

Кто может убежать под недреманным оком?

Где скрыться Каинам? В каком краю далеком?

Когда б вам, беглецы, рассвет ссудил крыла,

Когда бы мощь ветров под мышки подняла,

Когда бы горы вас в своих укрыли безднах,

Когда б вам дал приют покров ночей беззвездных

И глубина морей, и черных туч шатер,

Настигнет все равно Господень перст и взор.

Вот яростные львы, рычащие на пламя,

Медведи на цепи с притихшими волками.

Всё встало против них: природа, даже та,

Отвергла злобу их, вселенной красота

Не хочет их терпеть, идет на них войною.

«Что вы, — гудит огонь, — содеяли со мною,

Который создан греть, мерцать лучом свечи?

Зачем же вы меня избрали в палачи?»

И воздух возмущен и восклицает снова,

Что должен суд святой их покарать сурово.

Он молвит: «Изверги! Во мне вы почему

Миазмы сеяли и развели чуму?»

И вторит голос вод: «Зачем, о сброд жестокий,

Ты в кровь преобразил хрустальные потоки?»

И горы хмурятся: «Зачем старались вы

Теснины превратить в губительные рвы?»

Деревья говорят: «Зачем из нас тесали

Столбы для виселиц и множили печали?»

Природа светлая, чья вечна красота,

Свой омраченный лик явила неспроста

Сынам Италии32, а после прочим странам,

Искавшим первенства в искусстве окаянном

Отраву добавлять в еду, а заодно

Чтоб горечь заглушить, подмешивать в вино,

На должность кравчего погибель звать к застолью,

Земные радости почтив такою ролью.

Земля (еще в цвету) возносит скорбный плач:

«Зачем детей моих в меня вернул палач,

Зарытых заживо в моем оставил теле,

Мученья испытать заставил в колыбели?»

Даст показанья смерть о рвенье слуг своих,

С восторгом говоря об их делах лихих,

Ад пробуждается, коварных ужас гложет,

И лжесвидетелям притворство не поможет,

Развернут свиток дел, подробный свод грехов,

Весь перечень злодейств и пустозвонных слов,

Дабы Отец явил любовь достойным чадам

И правосудье тем, кто был извергнут адом.

Веди, о Дух Святой, мои слова, мой слог,

Чтоб, страстью распалясь, я не был слишком строг,

Не искажал Закон, чем грех свершил бы тяжкий,

И чтоб, других судя, себе не дал поблажки.

Не стану я вещать, пророчествовать вслух,

Я только твой закон припомню, Божий Дух.

О том, кто всех грешней, рассказывать не буду,

Стыдился даже мир, что породил Иуду.

Антихрист виден вам, всех зол, всех бед сосуд.

О мерзкий греховод, твой непотребен блуд,

Деянья супротив натуры безобразны,

Как случки свальные и прочие соблазны,

Поборы, строки булл, где и содомский грех

Поставлен был в разряд дозволенных утех33.

На ватиканский трон порою меч возводит,

При помощи мошенств святейший верховодит,

Посредством клеветы, отравы и ножей,

Насилья над страной, убийств и грабежей.

За папские ключи вступают в торг без дрожи34,

Готовы дьявола завлечь к себе на ложе,

И что же, под крыло берет их Сатана:

Так на престол взошла распутница одна35.

Так папа проклятый, сын Люцифера старший,

Когда-то произнес, заняв свой трон монарший:

«Народ, чьи сыновья не покорятся мне,

Погибнет от чумы, поляжет на войне,

Цари с царицами придут со всей Европы

У трона падать ниц и лобызать мне стопы,

Моя бессмертна мощь и царству нет конца,

И Церковь служит мне, наместнику Творца,

Я предержащий власть в священном граде этом,

И пусть я не Господь, я правлю этим светом».

Тебя, сын гибели, запомнил Бог с тех пор,

Как низкий раб Вотре, родосский командор36,

Башмак твой целовал, не подымая лика,

Потом, восстав с колен, рек: «Отпусти, владыко».

А ты, Аполлион37, безбожно произнес

Во всеуслышанье, что вымышлен Христос.

И дал Творцу совет с бесстыдством святотатца

Делами горними на небе заниматься.

А надо ли, чтоб тать в подобной был чести,

Дабы к его стопам хвалы и лесть нести,

Хоругви и кресты, тиары, митры, званья,

Ключи поддельные, башмак для целованья?

Налево золота и серебра навал,

Уборов пышных блеск: прелат и кардинал

Сюда с награбленным идут, их дань впитала

Потоки слез людских, сиротских слез немало.

Вот митра многих пап, где слово «тайна» стер

Как богомерзкое известный миру вор

И, чтобы заменить вернее буквы эти,

На митре начертал алмазом: «Юлий Третий»38.

Направо никаких златых не встретим груд,

В отрепьях Лазаря толпится нищий люд39.

О дети суеты, пустого века чада,

Вам нищету влачить, позор и муки глада

И хриплым голосом придется в дни беды

Вотще вымаливать хоть капельку воды.

Отказывали вы, и вам откажут в малом.

Теперь предстали вы пред вышним трибуналом,

Раскрыла бездна пасть, не хочет ждать никак

Веленья Господа, когда подаст он знак,

А Бог со своего возвышенного трона,

Как любящий супруг, взирает благосклонно

Направо от себя, где радостью горят

Влюбленные глаза, встречая Божий взгляд,

Пути всех праведных сошлись к Господню трону,

Призвал их Царь Небес, чтоб даровать корону.

«О вы, кто в холода мне одеянье дал,

Кто был из-за меня гоним и пострадал,

Кто утолил мой глад и спас меня от жажды,

Мне хлеба и воды дал с радостью однажды,

Питомцы Господа, грядите в Божий сад,

Отпустит вам грехи ваш Судия и Брат,

Грядите все ко мне, счастливые по праву,

Чтоб в царствии моем изведать мир и славу».

Все после этих слов преобразилось вдруг,

И новая краса чарует Божьих слуг.

О как им сладостно! Какой прекрасной, Боже,

Им видится земля и свод небесный тоже!

Но медлит Бог-Отец, не обратил пока

Налево гневный взор и речь, острей клинка,

Тогда как Судия, Бог-Сын с челом владыки,

Громовым голосом перекрывает крики:

«О вы, кто вретища мне не дал в холода,

Кто плоть мою обрек позору без стыда,

Кто голод мой презрел и жажды жаркий пламень,

Кто дал мне уксус пить, поднес не хлеб, а камень,

Изыдите туда, где слышен скрип зубов,

Где кара вечная, в бездонный черный ров!»

Сей лик, который нес одним сердцам отраду,

Другим несет испуг, смятенье и досаду,

Из уст божественных Господь извлек свой меч,

И пекло подползло у ног покорно лечь.

Едва злосчастные восстали из могилы,

Их мигом пот прошиб, и холодеют жилы,

В глазах совсем иной, суровый, небосвод,

И каждый, трепеща, грядущей смерти ждет,

Глазам их в этот час последний, в час печали,

Дни их величия по-новому предстали.

Но все, что этот мир когда-то испытал:

Ужасных шквалов мощь, нагроможденья скал

И бездны черные, где из глубин провала

Из самых недр земных волна огня вставала,

И то, как с неба гром обрушивался вдруг,

Все это тишь да гладь. Ничто, ни тяжесть мук,

Ни гнев, ни горести, ни даже страх, поверьте,

Не искажают лиц сильней, чем холод смерти,

Небесный грозный гнев так не страшил в былом,

Как ярость этих туч, их молнии и гром,

Так небо корчится на жизненном пределе,

Налился кровью глаз и губы почернели,

Надсадный слышен стон, и жилы все свело,

И дышат легкие со свистом, тяжело.

Мерцает солнца жар под черным златом пепла,

Померкло око дня, вселенная ослепла,

Покинул дух цветы, цветенья больше нет,

Из жизни жизнь ушла и стал бесцветным свет.

Как небольшой толчок мгновенно валит тело,

Когда чуть живы мы и сердце ослабело,

Так и вселенную постигнет смерть, когда,

Как сердце, солнце в ней угаснет навсегда.

Пророчицы судеб, толкующие жребий,

В часы предсмертные бледнеют звезды в небе,

Свой серебристый цвет утратила луна,

Лицо багровое возносит ввысь она.

Всё прячется: огни — в воздушные стихии,

Те — в глуби водные, вода — в пласты земные,

Все краски выцвели, бледнеет высь, а в ней

И лики горние становятся бледней

Под впечатленьем тех, кто побледнел притворно,

Как бы окоченел в пыланье адском горна.

Но, как сыны небес, взойдя на высоту,

Подобны ликами Спасителю Христу,

Так и кромешники, достойные похула,

Похожи обликом на князя Вельзевула40.

Им гибель первая ужасный вид дала,

Вторую не сравнить, там пламя и смола.

И грешники вопят: «О горные обвалы,

Зачем вы рушите нам на голову скалы?

Скорее спрячьте нас, теснины диких гор,

Из жизни, как собак, нас гонит наш позор,

Укройте в недрах нас, в земном глубоком лоне,

Чтоб Агнца Божьего41 не видеть нам на троне».

Берет их нагишом сей день, как злой недуг,

И мучит пытками страшней родильных мук.

Вот низкой злобы хмель в дымящемся фиале,

Сии сыны земли напиток тот собрали,

И вот из недр ее они теперь глядят,

Какой, чреватая, она выносит ад,

А в том аду дрожат клевреты Люцифера42,

Там стон стоит и лай; дымящаяся сера

Горящим озером легла, ее пары

Повисли пологом черней ночной поры.

Сей ад не балаган какой-то скомороший43,

Для выживших ханжей придуманный святошей,

Земным карандашом не начертать никак

Ни вышний райский сад, ни черный адский мрак.

Вы, падшие, рекли: «Рожденье наше случай,

Которым правит рок, а смертью неминучей

Преображается дыханье наше в пар.

Речь — искры от сердец, чей остывает жар,

И вот становится холодным пеплом тело.

Душа — из воздуха: глядишь — и улетела.

Глотает время всё, и память о делах,

Как туча черная, редеет на глазах

И плотный свой покров от взоров прячет где-то.

Скрывается туман от солнечного света.

Наш век всего лишь тень, исчезнет — не поймать».

Нам приговор суров, тверда его печать.

Вы, грубые, рекли: «Что хуже отлученья

От лика Божьего во мраке заточенья?»

Нет, жизни конченной не так вам будет жаль,

Как чувств потерянных, ведь радость и печаль,

И зависть, ежели вы знали их когда-то,

Утратят прежний вкус, исчезнут без возврата,

А посему вкусить придется, какова

Вся мера ужаса без лика Божества.

Сыны столетия, наивные кривляки,

Сердца жестокие, там, в подземельном мраке

Придется вам узнать, что истиной святой

В юдоли было то, что мнилось вам тщетой.

Без покаяния, влача тоску и горе,

По мере ваших бед зачахнут души вскоре.

Ну кто утешит вас? Там будут все, увы,

Зубами скрежетать в отчаянье, как вы.

Святые, может быть? Но между вами бездна,

Их плоть не знает чувств, их жалость бесполезна.

Надеетесь: конец страданиям придет?

В аду надежды нет, как не сверкнет восход.

Захочет ли Господь прощать вас бесконечно?

Кто вечно жил в грехах, того мученье вечно.

Всевышний милосерд и добр на небеси,

Но коли ты в аду, прощенья не проси.

А серному огню с таким жестоким пылом

Испепелять тела неужто не по силам?

Господь их бережет для мук и оттого

Не даст огню пожрать живое вещество,

Коль слишком жжет огонь, его умерить надо,

Но так, чтоб не погас, чтоб вечным казням ада

Служил, как служит он, горел бы, как горит.

Здесь нету воздуха, который тлен творит,

Сей важный элемент не нужен в царстве серы,

И движитель его, навес небесной сферы,

Остановил свой бег, размеренный свой круг

И плавный переход, как в песне, звука в звук.

Вам в пору смерть призвать, но и ее не стало,

Сего надежного для всей земли причала.

Глаза горящие напрасно ищут нож,

Себя, увы, ничем сегодня не убьешь.

Как, — спросите вы, — смерть желанной стала ныне?

Нет смерти. Умерла. Забудьте о кончине.

Принять хотите яд? Бессмысленный порыв.

С обрыва броситься? Но где на дне обрыв?

Стремитесь в пламя вы? Но это пламя хладно.

Хотите утонуть? Но жжет вода нещадно.

Зовете вы чуму? Здесь хвори не берут.

Удавку вьете вы? И это праздный труд.

Вы в пекле стонете, но выход из пучины —

Желанье вечное несбыточной кончины.

Враждуете с огнем, однако сколько раз

Еще возжаждете, чтоб он коснулся вас.

Всевышний хмурится, заслышав ваши зовы,

Когда вас припекло, вы каяться готовы.

Подобен угольям ваш раскаленный взгляд,

От скрежета зубов каскады искр летят.

Огнь пожирающий вас гложет одичало,

Но возрождает все, что истребил сначала.

Гремит Господень воз, и на земную твердь

Низвергнут град и дождь, мешая жизнь и смерть.

В глубокой бездне мук скулите, как собаки,

Но вой и лай иной в подземном слышен мраке,

Там своры дьяволов клыками рвут тела,

Но плоть срастается и тут же ожила.

Вой этих демонов — надсадный, из утробы,

Их лбы железные насуплены от злобы,

Неистовый огонь их мрачных глаз сродни

Сверканью ваших глаз когда-то в ночь резни.

Бледнейте, деспоты, их ужаснувшись виду,

Они еще сорвут на вас свою обиду.

Нет палача страшней, чем тот, кто сам был бит,

И посему других еще больней казнит.

В судебнике небес параграф есть особый:

Из пекла грешники, снедаемые злобой,

Способны праведных на небе наблюдать,

И радость райскую узреть и благодать,

Способны услыхать в слиянии созвучий

Согласье полное, вселенский лад певучий,

Где духи светлые хвалы возносят ввысь.

Здесь голоса святых и ангелов слились,

Орбиты новых звезд, небесных бурь боренья —

Сопровождение такого песнопенья:

«Святый! Святый Господь! Премногих ратей Бог!44

Небесный новый свод, Твой огненный чертог,

И новый дол земной, и новый град нетленный,

Все славит доброту Твою, Творец вселенной!

Повсюду назван Ты, и Твой святой Сион

Из драгоценного каменья возведен,

Там всякий житель свят и в благостном покое

Стяжал победу, мир и бытие благое.

«В обновах на небе особой нужды нет,

В одежды вечные любой из нас одет.

Что жажда! Что нам глад! Любому для потребы

Небесный дан родник и ангельские хлебы.

Здесь никакая смерть наш век не оборвет,

Здесь нет невежества, недугов и забот.

Нам солнце ни к чему, поскольку большим светом

Сияет Божий лик, звезда в чертоге этом,

Светить способен здесь ничтожнейший из нас,

Нам всем дарованы два солнца вместо глаз.

Поочередно всех Всевышний выкликает

И царской волею царями нарекает,

Недавно пришлые теперь его семья,

Родные дочери его и сыновья».



загрузка...