ДВА ПОЛЕССКО-ЮЖНОСЛАВЯНСКИХ СООТВЕТСТВИЯ: I. "ЛАМКАНИЕ"; 2. "ЖЕЛЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК"
Значение Полесья для реконструкции древней славянской культуры и праславянского этноязыкового пространства трудно переоценить. Незначительность непосредственного влияния неславянских культур, что связано со срединным положением и относительной изолированностью, позволяет при реконструкции древнего состояния рассматривать Полесье в качестве контрольной территории. Понятие "контроль" в научном эксперименте (а реконструкция, несомненно, является таковым) не исключает того, что и в самом контрольном образце происходят изменения, однако они отражают, как правило, внутренние, глубинные тенденции и характеризуются малой интенсивностью. Все сказанное заставляет и особым вниманием относиться к показаниям этого этноязыкового региона, особенно в тех случаях, когда они находят подтверждение на других славянских территориях, Поскольку названия элементов культуры составляют их необходимую характеристику (Генчев I960), то реконструкция предполагает восстановление как содержания исследуемых фрагментов, так и их языковых обозначений. При этом несомненно, большей надежностью будут обладать те реконструкции, при которых удается идентифицировать в различных частях Славин не только фрагменты древней культуры, но и их названия. Ниже предпринята попытка отождествления некоторых фактов, отмеченных в Полесье и на Балканах.
I. На I болгарско-белорусском симпозиуме нами рассматривалась западнополесско-южнославянская изолекса ламкаты 'жадно хлебать* - ламкам 'делать усилия схватить ртом очищенное яйцо (обычай во время масленицы)' (Цыхун 1976). Жесткая связь южнославянского слова с обычаем заставляла предполагать, что речь идет об устойчивом архаическом комплексе название-обычай, по каким-то причинам утраченном в Полесье, см. его описание в "Сербском мифологическом словаре": "Ламкание - хватание зубами подвешенного яйца, местами яблока..." (Кулишич и др. 1970; по другим данным также халвы, Геров 1899). Однако широкое распространение обычая у южных славян и отсутствие сведений о ней с других славянских территорий давало основания для предположения о его субстратном происхождении. В этой связи представляет интерес текст из д. Малеши (р-н Вельска) в "Очерке восточнославянской диалектологии" В. Курашкевича, представляющий периферийный западнополесский говор. В нем отражен сюжет, аналогичный южнославянскому "ламканию", не связанный, однако, с определенным обычаем и указанным выше глаголом. Все же такое раздельное существование в одном полесском ареале названия и прототипа обычая, соответствующих единому южнославянскому комплексу, подтверждает, на наш взгляд, славянский характер этого явления на Балканах.
2. Отмеченный в центральном Полесье мифологический персонаж "Железный человек, который живет в болоте" (У нас болота, то казалі: не йдзі у лес, бо там у болоті такі зелёзны чоловек ходзіть да ухопіть цебё, д. Млинок-Переровский, Житковичский р-н) находит неожиданное соответствие в широко известном на Балканах сказочном образе, ср. болг. Железен човек, сербохорв. Гвоздени човек. Оставляя в стороне рассмотрение возможных неславянских параллелей, а также связь указанного персонажа с другими (ср. бел. Жале зная баба, серб. Гвоздензуб и др.), следует отметить поразительное совпадение характерологических черт мифологического образа, что, по словам К. Мошинского, в первую очередь должно учитываться при идентификации (Мошинский 1967). Кроме атрибутивного сочетания, содержащего два элемента ('железо' + 'человек'), наблюдается совпадение также третьего, адвербиального элемента ('болото'), ср. пассаж из сказки, записанной в р-не Сливена: "Утива тоі нъ г'ол'ъ, извиква, и излиза идин жилез'ън чувек" (Панайотов 1901). Субститутом этого элемента в Полесье может выступать 'лес' (ср. нейтрализацию противопоставления 'лес' - 'болото' в Полесье, Оссовский 1939; Толстой 1969), а на Балканах - 'колодец' (Кулишич и др. 1970). Если принять в качестве мотивирущей исходной точки связь понятий 'железо' и 'болото' (ср. наличие железных болотных руд в Полесье), то южнославянский субститут должен рассматриваться как забвение первоначальной основы, на которой мог возникнуть указанный мифологический образ.