загрузка...
 
Глава пятнадцатая ПОРТРЕТЫ МОЕЙ КИСТИ
Повернутись до змісту

Глава пятнадцатая ПОРТРЕТЫ МОЕЙ КИСТИ

Итак, мы вплотную подошли к главе о личностях, о людях, с которыми пришлось съесть не один котелок каши. Они были разные, не похожие друг на друга, но судьбы их были близки, все они были из армейской среды. С двойственным чувством я приступаю к описанию портретов людей, с которыми ежедневно встречался в течение многих лет. Не хочу и не имею права становиться в позу судьи этих людей. Я многого не знаю о них, мне не известны тончайшие движения их душ, интимных сторон жизни. Не хотелось бы жестоко ошибиться, присвоив себе это право, опираясь только на собственные чувства. Многих из тех, о которых я взялся рассказать, нет в живых, они уже себя не могут защитить.

Попробую написать то, что сам видел, слышал, о чем всегда размышлял. Это мои мысли, только мои чувства.

Начну с него. Он не принадлежал к моим друзьям, но я не был для него посторонним человеком. Он тепло ко мне относился все те долгие годы, когда я находился под его началом. Нас связывало дело, «общий рабочий стол». Это не был ангел во плоти, но глубоко в душе его сидела доброта. Чаще он бывал крутым, беспощадным, он не подавлял свои вспышки гнева. Он был разный, не как все, к нему трудно было приспособиться.

Таким в моей памяти останется бывший в те годы начальником Главного штаба генерал-полковник Вишенков Владимир Михайлович.

Как и многие из нас, в ракетные войска он был направлен по набору из военно-воздушных сил. В 1961 году после окончания академии Генерального штаба он получил назначение на должность командира дивизии, которая должна была развернуться на Урале, под Нижним Тагилом.

Видимо, по своей природе несколько замкнутый, малообщительный, это был сверх ответственный и очень старательный человек. Но сразу же скажу, что больше действовал он не умом, а «железобетонным» пальцем. Буквально в первые дни, когда я стал работать в Главном штабе, от него приходилось слышать, что подчиненных надо «драть, не жалея», что «...никогда не надо бояться, что перегнешь палку...». Бесспорно, он этому правилу следовал, находясь на всех должностях. Дивизию, корпус, армию он сумел пробежать, как принято говорить в спорте, на одном дыхании.

Сравнительная молодость, полное высшее военное образование, звезда героя и к этому высокая требовательность к себе и людям, выделяли его из той плеяды командиров и командующих, так же пришедших из других видов Вооруженных сил, уже пресыщенных властью, а нередко погрязших в пьянстве, разврате, так и не постигших премудростей ракетного дела. Была заря становления ракетных войск.

Шли годы, ушли первые командармы, командиры дивизий. На смену подошли молодые, горячие, быстро вникающие в обстановку, в трудности быта и тонкости нового оружия. Среди таких был и В.М. Вишенков. Годы бежали, служба шла - вот он уже и командарм.

Однако назначение его на Главный штаб было ошибочным. Понимал ли это сам Владимир Михайлович, трудно сказать, но в центральном аппарате вскоре убедились многие, в том числе и возвратившийся в ракетные войска после почетного изгнания Толубко В.Ф. Но на таких сверх-номенклатурных постах ошибочных назначений не бывает. Его высокая ответственность, старание и безжалостная требовательность не играли той роли, когда он был командиром. Теперь, кроме штабного опыта, решал природный ум, военная смекалка, хорошая память и организованность в работе. Таких качеств у нового начальника было маловато.

Штабные неудачи ожесточали его требовательность к генералам и офицерам штаба принимали абсурдные формы. Не оценивая сложности возникающих проблем и не учитывая человеческих возможностей подчиненных, он ставил непосильные задачи, надрывал людей и все больше сам же испытывал неудовлетворенность. Как и большинство таких натур, из разряда честных работяг, он не мог самокритично признаться даже себе, что ноша на его плечи взвалена не по его силам, он на что-то надеялся, верил в невозможное.

В последние годы его службы он возненавидел В.Ф. Толубко, иногда открыто высказывал свою антипатию. Толубко это видел, отвечал ему тем же. О главкоме Толубко В.Ф. я попытаюсь сказать несколько ниже. С Вишенковым они выглядели антиподами. В.Ф. Толубко все больше приближал к себе заместителя В.М. Вишенкова - И.Д. Сергеева - открыто значительную часть вопросов, касающихся штаба, решал через него. Это раздражало Вишенкова, хотя он понимал свое бессилие. Теперь он становился все более грубым, бессердечным.

V меня с В.М. Вишенковым всегда были ровные, даже душевные взаимоотношения. Но мне часто приходилось быть свидетелем его грубости, а нередко проявлений прямого самодурства не только по отношению к рядовым работникам штаба, но и к своим непосредственным помощникам.

Был такой случай. Зимой 1985 года мы готовили большие показательные занятия для командующих армиями и командиров дивизий на базе 33-й ракетной дивизии, размещенной в Белоруссии, в районе Мозыря. Длительная подготовка, которая была связана с большими перемещениями ракетных полков, проводилась под моим руководством. Оставалось несколько дней до сбора участников занятий. Для проверки готовности занятий и, как принято было говорить, проведения генеральной репетиции из центра выезжала группа генералов и офицеров во главе с В.М Вишенковым. Вылетали своим самолетом из подмосковного аэродрома в Ермолино, где размещалась авиаэскадрилья Главного штаба. Выехали на аэродром утром. Ясная погода, хороший мороз, у всех неплохое настроение. Генерал Ермак С.Н., только что назначенный начальником оперативного управления, тщательно готовился к этой поездке, долго изучал план показа и материал занятий. Полагая, что он останется в дивизии до начала сбора, Ермак вез огромный чемодан, неизвестно чем набитый, белый чехол, под которым был новый повседневный пиджак. Видимо, он хотел перед главкомом и участниками занятий показаться в отутюженном, новом виде.

В.М. Вишенков дал команду на взлет, самолет вырулил на взлетную полосу и начал набирать обороты. В переднем салоне самолета разместился Вишенков и приглашенные генералы, во втором - остальные генералы и офицеры. Как всегда перед взлетом, небольшое оживление, шутки. В этот момент В.М. Вишенков уставился на С.Н. Ермака и спросил: «...А ты, почему летишь? Что тебе больше делать нечего? Кто готовит выступления главкома на занятия?». Вопрос был таким неожиданным, что на лице Ермака одновременно отразились растерянность и страх. Он весь был красным и тихо промямлил: «Доклады пишутся и я их уже смотрел».

Вишенков ему в ответ: «Тебе не смотреть надо, а самому писать. Ты чего едешь, нам с Казыдубом не доверяешь?». Я толкнул Ермака в бок и посоветовал выйти. И С.Н. Ермак тут же встал, повернулся к В.М. Вишенкову и по-солдатски бодро спросил: «Товарищ генерал-полковник, разрешите выйти!». В.М. Вишенков, несколько остыв, произнес: «Как хочешь». С.Н. Ермак бросился в кабину пилотов и попросил открыть десантный люк, хватает свой огромный чемодан, белый чехол и по веревочному трапу сползает на взлетную полосу, на крепкий мороз с ветерком. Мы наблюдали за В.М. Вишенковым, и нам казалось, что он доволен тем, что еще раз унизил Ермака, которого не ценил с первых дней появления его в штабе.

После посадки самолета на аэродроме в Овруче, Вишенков подошел ко мне и спросил: «Ну что, больше по пути никто не выходил из самолета?». Видимо, он был доволен своим поступком, не думая, что это грубо и низко.

Когда мы прибыли в Мозырь, я позвонил С.Н. Ермаку. В ответ слышу мат, чертыханье и, конечно, смех. Когда Ермак вылез из самолета, он понял в какое дурацкое положение поставил его начальник. До диспетчерской более трех километров, в руках огромный чемодан, чехол. Это было открытое издевательство, глумление, что-то наподобии «дедовщины», только на генеральском уровне.

Это далеко не единичный случай, когда В.М. Вишенков, пользуясь властью, допускал издевательство и опускался до произвола. Вот только не понятно, почему Вишенков, проявляя деспотические черты своего характера, сам в тоже время испытывал бессилие перед старшими по званию, терпел их насмешки, вплоть до оскорблений. Не напрасно говорят, что низкая душа, выйдя из-под гнета - сама гнетет, если его угнетают, он тот час сам ощущает потребность угнетать.

Большие штабы - это скопища разных людей, разных характеров, разных умов и способностей. Даже в одном отделе, управлении собираются люди различных призваний. Один силен в планировании и предвидении, другой прекрасно делает расчеты, третий обладает отличной графикой. Ценятся все, но особое место занимают «писаки», те, кто хорошо может излагать мысли, написать, доклад, директиву, подготовить донесение вверх. Беда в том, что такие силы и возможности не всегда распознаются. Здесь поле командира (начальника), его умение видеть талант каждого, правильно организовывать их работу. Сам начальник хорош тот, который, повелевая, наделен талантом предвидения, умением просто и доступно излагать свои мысли.

Но незавидная участь большинства штабов (вплоть до главного) в том, что возглавляют их, как и большинство управлений, люди, наделенные одним, может быть второстепенным, качеством - повелевать. Военная практика доказала, что тот, кто способен только повелевать, как правило, перерождается в солдафона. А солдафон не только тот, кто горазд грубить и материться, не считаясь с человеческим достоинством подчиненных, но и тот, кто способен сам выносить грубость и оскорбления.

Вот к последним близко примыкает Владимир Михайлович. Главным девизом его было насилие. Но насилие всегда отвратительно. Наша власть всегда была источником насилия, хотя вряд ли возможно, чтобы над человеком не властвовали. Беда не в самой власти, а в злоупотреблении ею. Больше всего от этого страдают люди чести, совести. Власть в руках людей безнравственных душит людей. Думается, что любой деспот, тиран по своей натуре, прикрываясь демократией, марксизмом или чем-то другим, в конечном счете, властью упивается. Особенно благодатна для таких армейская среда: оборвать, оскорбить подчиненного считается в порядке вещей. Здесь быстро растет и лучше приспосабливается самый бессовестный, наглый. Где же и почему возникает и живет насилие. Мне думается, что там, где мысль не управляет жизнью, там ключ к познанию того безумия, с которым мы встречаемся в большом и малом.

Сколько в долгой армейской жизни начальников, которые кроме своего «я» и упоения своей властью, ничего вокруг не видели. Такие люди не способны не только видеть вокруг себя более достойных, но и понимать, что есть на земле ум, совесть. Бывало так, что ему говорят, как будто просто, о нужном, а начальник ждет, скоро ли завершат доклад. Почему он не воспринимает, почему ему не интересно? Видимо по одной причине. Он просто боится всего умного, ему любая инициатива, новшество из уст подчиненного претит. Это, как бы нарушает весь сложившийся порядок, когда умное может исходить от него самого или же старшего его начальника. Он ставит себя выше не только по положению, по чину, но и по уму. Он даже в мыслях не держит, чтобы подчиненный был бы разумнее. Очень мало было таких, кто мог сознавать меру своего ума.

Что удивительно в таких людях, так это способность их проглатывать то же самое в свой адрес. Тот, кто способен унижать, как правило, готов все это испытывать на себе.

Как-то мы с В.М. Вишенковым были на докладе у Ю.П. Максимова, вновь назначенного вместо В.Ф. Толубко на должность главкома. Помню, вопрос был довольно простой, но для Максимова, пришедшего из сухопутных войск, все было новым и не таким простым. В.М. Вишенков, считавший себя старым ракетным волком, видимо, стараясь показать свою осведомленность, докладывал торопливо, но сбивчиво. Ю.П. Максимов неторопливый, скупой на слова, терпеливо слушал, а потом сказал: «Владимир Михайлович, почему вы не следите за своей речью? Ведь ваш язык бежит впереди мыслей. Это что у вас, от авиации?»

Вишенков покраснел, но с ответом так и не собрался, проглотил, парировать не посмел. Герой стерпел это явное оскорбление. Выше я сказал, что

В.Ф. Толубко недолюбливал Вишенкова В.М., последний отвечал ему тем же. Ю.П. Максимов, более сдержанный, скрытый, терпеливо относился к начальнику Главного штаба, сдержанно слушал его выступления на заседаниях Военного совета и во многих других местах. Но в последнее время, уже перед уходом Вишенкова, он стал более открыто высказывать ему свое неудовольствие. На его проводы из ракетных войск (В.М. Вишенков, как Герой из армии не увольнялся, а переводился в так называемую «райскую группу») так и не пришел. Кстати, в эту группу более двух лет назад был переведен В.Ф. Толубко. В положении об этой группе было записано, что в нее зачисляются пожизнено высшие военачальники за исключительные заслуги.

В армии знали, что эта группа создана по предложению военного руководства и с разрешения ЦК КПСС и правительства для тех, кто дослужился до высших военных должностей. За каждым из этих заслуженных чинов сохранялось денежное довольствие по последней должности, закреплялась служебная машина с водителем и все другие привилегии и блага. История русской армии таких прецедентов не имела. Самые знаменитые фельдмаршалы получали пенсион, назначаемый императором, полностью уходили от дел и не сидели на государственном коште.

Всех генералов центрального аппарата пригласили на торжественную церемонию в честь нашего героя. И надо же такому случиться, процедуру проводов поручили возглавить Ю.А. Яшину, перовому заместителю главнокомандующего. С первых дней появления этого генерала в центральном аппарате, он стал на пути начальника Главного штаба. С тех пор они недолюбливали друг друга. И вот теперь Яшину предоставлено право как бы забить последний гвоздь в многолетнюю службу В.М. Вишенкова. Все это происходило 14 сентября 1987 рода в учебно-лабораторном корпусе. Как-то все проходило как бы без желания, нехотя. Собрались в 12.30, но оказалось, что не успели закупить памятные подарки для виновника торжества. Сидим в душном зальчике. Наконец-то притащили косилку для стрижки дачной травы и электродрель. Передали, что Ю.А. Яшина задержал у себя заместитель министра обороны Лушев. Не знаю, как на это реагировали другие, но мне было обидно за В.М. Вишенкова. Таких ли проводов заслужил генерал после сорока шести лет непрерывного пребывания в армии и одиннадцати из них - в должности начальника Главного штаба. Почему никто не приехал из Генштаба от Министра обороны. Ждали Ю.П. Максимова, но и тот не нашел для этого времени. Что думал В.М. Вишенков, но уверен, что на душе у него было не так уж хорошо. Все, кто находился в зале, были моложе него, в том числе и сидящие за столом командования. Видимо, ждать всем надоело. На трибуну поднялся генерал-лейтенант Кочемасов С.Г., назначенный вместо Вишенкова. Вообще не принято, чтобы таким мероприятием руководил преемник. Как всегда по традиции - перечисление заслуг с 1940 года, с того момента, когда Владимир Михайлович поступил в школу летчиков, воевал, стал героем, попал в ракетные войска. Стали говорить соратники, сослуживцы, представители войск. Выскочил и необдуманно ляпнул

С.Н. Ермак: «Дорогой Владимир Михайлович, у вас не должно быть никаких сомнений в том, что вы так жестко с нас требовали. Мы считаем, что вы делали правильно». Это звучало глупо лишь потому, что у В.М. Вишенкова на этот счет никогда не было сомнений, требовать он любил, и этим он обеспечил себе карьеру. Вместе с тем, в этом еще раз проявилась рабская психология этого генерала. Ведь это было произнесено в присутствии нового начальника, это может означать, что С.Н. Ермак начал демонстрировать свою готовность класть свою голову под новый топор.

Слово осталось за В.М. Вишенковым. Он на любой трибуне не смотрелся, говорил всегда путанно, неуверенно, не обладал он не только талантом оратора, но просто способностью связно подать две-три фразы. Это тогда, когда приходилось говорить по писанному, а тут, вдруг, пришло время сказать что-нибудь свое. И герой остался самим собою, его последнее слово не стало оригинальным. Неожиданно для всех Вишенков, как бы под занавес, рассыпался в словах благодарности в адрес Ю.П. Максимова. Что же его побудило к этому? Видимо заранее он что-то думал, а сейчас, несмотря на то, что Максимова в зале не было, В.М. Вишенков перестроиться не мог. Глупее придумать, чем то, о чем говорил наш бывший начальник, было нельзя. Теперь, по его словам, ему осталось передавать своим сыновьям то, чему он научился за эти годы у Ю.П. Максимова. К нашему общему сожалению, Вишенков, используя для каждого прослужившего долгие годы в армии, как бы святые минуты прощания с товарищами по ратному делу, начал мостить подстилку своим отпрыскам, которые и так были устроены на теплые места, в ракетных войсках.

Каким серым, угрюмым, а часто злобным мы его знали, таким же он и показался нам на этом в его честь проведенном расставании.

Но мне не хотелось на такой, может быть несправедливой ноте говорить о заслугах этого человека в Главном штабе. Лично у меня с ним были доверительные, если не сказать больше, теплые взаимоотношения. Он часто в недопустимо для тех дней открытой форме высказывал свое мнение о власть придержащих, в том числе и о руководстве ракетных войск.

В марте 1986 года мне в последний раз пришлось побывать вместе с Ви- шенковым в войсках. Мы с группой генералов и офицеров проверяли состояние боевой готовности 23-й ракетной дивизии, размещенной в городе Канске, в Красноярском крае. Летели огромным Ил-18, который был специально выделен Генштабом. Самолет был оборудован тремя салонами с наивысшей комфортабельностью. Мы с В.М. Вишенковым разместились в хвостовом, наиболее уютном. Самолет по современным меркам относится к тихоходным. Летели без промежуточной посадки. Монотонный звук двигателей навевал дремоту. Вишенков улегся на диване, я устроился в кресле. Семь часов в воздухе, дремота прерывалась приемами пищи и беседами. Мой собеседник, оторвавшись от ненавистной, как он сказал, чиновничьей суеты, был настроен благодушно и как никогда разоткровенничался.

Его характеристики, данные В.Ф. Толубко, Ю.А. Яшину, А.Д. Мелехину, И.Д. Сергееву и другим были, к моему удивлению, меткими и довольно объективными. Он неплохо разбирался в характерах людей, много знал об интимной жизни этих людей, тонко улавливал их слабости. Многое из того, что я услышал от него являлось новостью, кое-что знал раньше, но так или иначе это помогает мне сейчас писать об этих людях. С В.М. Вишенковым мы еще встретимся, он нужен будет, чтобы поговорить о его подчиненных и начальниках.

Главный маршал артиллерии Толубко Владимир Федорович бесспорно был неординарной личностью. Человек резких контрастов с кучей недостатков, слабостей и скрытых пороков, он являл собою сгусток энергии и незатухающего запала, бурной деятельности, зажигающей эмоциональности. Это человек взрыва, атаки и страстной увлеченности до авантюризма.

В ракетные войска он пришел уже довольно сложившимся военачальником, с должности командующего танковой армией. Где-то он неплохо засветился и был рекомендован первому главнокомандующему ракетными войсками стратегического назначения М.И. Неделину. Пост первого заместителя главкома был по характеру В.Ф. Толубко. Молодой, взрывной, энергичный, как говорят, страшно коммуникабельный, он стал одним из самых известных в войсках генералов центра. Я верю, что Толубко с первых дней работы на новом посту стал действительно влюбленным в новое для войск дело, превратился в маститого ракетчика. А дел для него, как и для всех, в те годы хватало. В ракетных войсках вставали на боевое дежурство фактически только две ракетных армии с ракетами средней дальности на западе страны. На востоке же предстояло развернуть семь ракетных корпусов, которые должны вооружаться стратегическими межконтинентальными ракетами, летные испытания которых еще продолжались на полигоне вблизи станции Тюра-Там в Казахстане, или как потом он стал всемирноизвестным под другим названием Байконур. Практически все надо было начинать сначала, как говорят с нуля.

Моя первая встреча с В.Ф. Толубко произошла весной 1963 года на ракетной базе под Томском, где я в это время был в должности командира ракетного полка. Его приезд в этот глухой гарнизон стал памятным не только для меня, но и для всех офицеров, их семей, всего личного состава полка. За те несколько дней, которые он там провел, он сумел глубоко вникнуть во все стороны жизни полка, оценить чрезвычайную обстановку со строительством, особенно жилья для офицеров, с безобразным снабжением и почти полным отсутствием торговли. Военторг округа, несмотря на бесчисленные обещания, бездействовал. Проблем всегда хватало, но в тот период, когда все создавалось заново они крепко держали нас за горло.

Ежедневно в центр, в другие места потоком пошли шифротелеграммы с требованиями немедленного решения больных, перезревших вопросов. Не преувеличивая роли первого заместителя главкома, могу сказать, что он за время своего пребывания в нашем гарнизоне сделал больше, чем начальники всех рангов, бесчисленные комиссии из округа, центра, посетившие полк. Мы были поражены простотой и доступностью этого человека. Без всяких признаков чванства, назидательства, с каким-то участием и вниманием он вступал в контакте офицерами, членами их семей, солдатами. Слушал и слушал большие и малые жалобы, обиды на несправедливость со стороны властей, в том числе и на командование полка.

В армии я к тому времени прослужил более двадцати лет, но не припоминаю, чтобы военное начальство такого уровня посещало семьи офицеров. И это тогда, когда в полку не было ни одной квартиры, жены и дети офицеров ютились в бараках бывшего концлагеря или по ближайшим селам. В таких условиях можно было напороться на неприятность со стороны раздраженных, отчаявшихся боевых подруг. Но он шел, иногда вступал в перепалку, шутил, садился за нестроганый стол, пил чай. Был он и в нашей семье, я помню, как расцвела моя жена, когда он похвалил зажаренных ею карасей в сметане.

В моих глазах он не изменился за все долгие годы нашей совместной службы в ракетных войсках. Первое впечатление о нем оказалось безошибочным.

В те годы я не мог знать, что судьба свяжет меня более близко с этим человеком. Последние четырнадцать лет мне посчастливилось работать под его началом, в непосредственной близости и много раз быть с ним в войсках, в старших инстанциях, при контактах с представителями промышленности. Но все это значительно позже, в самый последний отрезок его работы в должности главнокомандующего.

Шли годы, судьба кидала меня с запада на восток и обратно, из одной армии в другую. В жизни В.Ф. Толубко за это время были взлеты, падения, счастливые и грустные моменты. Первым серьезным ударом для него была внезапно оборвавшаяся жизнь первого главнокомандующего ракетными войсками М.И. Неделина. Грубое пренебрежение мерами безопасности, косность старых военных привычек, может быть глупая бравада военачальника в ходе проведения летных испытаний одной из первых межконтинентальных ракет, привело к катастрофе с гибелью более 50 человек и задержке испытаний. По собственной вине стал жертвой в этой катастрофе главный маршал артиллерии М.И. Неделин. Потеря для войск была ощутимой. Это он, Митрофан Иванович, проявил незаурядные способности при формировании ракетных войск и создании нового оружия в нашей стране.

Не лучшим образом воспринималась быстрая смена главкомов после гибели М.И. Неделина. Пришли и быстро ушли известные военачальники К.С. Москаленко, С.С. Бирюзов. Но самым неприятным, надо полагать, был приход в ракетные войска маршала Н.И. Крылова. Не гладко складывались их взаимоотношения. Несмотря на большой военный опыт, незаурядные организаторские способности, Н.И. Крылов был сложной, противоречивой натурой. Увеянный славой активного участника войны, признанный полководец, Крылов к этому времени стал недосягаемым, чванливым и жестоким человеком. Более того, он был, если не открытым, то уже закоренелым пьяницей. Вся его деятельность в войсках сопровождалась охотой в широких масштабах и беспробудным пьянством. Ничего нельзя более придумать разлагающего на подчиненных, чем вид мертвецки пьяного начальника. Свидетелями этого были все командующие армиями и командиры корпусов. Не знаю, доходили ли сведения об этих оргиях до министра обороны, руководства Центрального комитета партии, но войска о таких загулах знали не понаслышке.

Все это претило В.Ф. Толубко, который к этому времени стал ярым противником пьянства, курения. Накапливавшееся между ними недовольство постепенно переросло в открытую вражду и личную неприязнь. Им вместе было уже не ужиться. Н.И. Крылов был старше и от своих привычек отказы ваться не думал. Излюбленным его местом была Беловежская Пуща, где ему всегда были рады командарм 50-й и командир Пружанской дивизии В.И. Кадзилов.

Такие угодники и подхалимы, беззастенчиво залезая в карман казны, создавали условия для пьянства и разврата высокопоставленных уродов тех лет. Немало их было в центре и на местах, в армии и в госаппарате. Все помнят очевидцы тех лет из управления Смоленской ракетной армии, в каком состоянии был Ф.И. Добыш, когда пришла недобрая весть о кончине Н.И. Крылова. Наверняка знал Федор Иванович, что дни его на высоком посту командарма сочтены.

Бескомпромиссный в этих вопросах, открытый В.Ф. Толубко не мог дальше быть в такой обстановке. Он обращается с рапортом о переводе его на другую работу. И сегодня мало кого найдешь из старых ракетчиков, кто бы сомневался в том, что его уход для ракетных войск был ощутимой потерей. Он хорошо знал войска, кадровый их состав, пользовался большим уважением и авторитетом. Думаю, что не ошибусь если скажу, что лучшей кандидатуры на смену погибшему М.И. Неделину, чем В.Ф. Толубко, в то время найти было трудно. К нашему сожалению, В.Ф. Толубко был назначен командующим Сибирским, а затем Дальневосточным военным округом. На его место пришел командующий 43-й ракетной армией, размещенной на Украине со штабом в Синице, генерал-полковник М.Г. Григорьев.

Но судьба не только наказывает, но и жалует. После смерти Н.И. Крылова В.Ф. Толубко возвращается в ракетные войска на должность главнокомандующего.

Пробежали годы, сменилось руководство в стране, в Вооруженных силах. Наступила та «прекрасная» пора в жизни страны, которую сегодня принято называть застойной. Коснулось это и армии, в первую очередь ее кадров, не были в стороне и ракетные войска. Однако я бы не сказал, что начался застой в обновлении вооружения и боевой техники. 1967 год, когда были приняты на вооружение новые ракетные комплексы РС210, Р-36, дал толчок массовому созданию в ракетных войсках ракетных комплексов с одиночными стартами. Пусковые установки шахтного типа размещались друг от друга на удалении до 10 километров, тем самым резко возрастала их живучесть в условиях ядерной войны. Это внесло изменения в организационную структуру войск, резко возросло количество ракетных полков и дивизий. Вместо ранее существовавших ракетных корпусов появились ракетные армии.

Ракетные армии включали большое количество личного состава и размещались на огромных площадях. Так, 50-я ракетная армия со штабом в Смоленске, в боевом составе имела девять ракетных дивизий, общей численностью свыше 80 тысяч человек. Ее позиционный район включал почти половину европейской части страны. Боевое управление такой армией было чрезвычайно сложным и могло стать эффективным только с принятием на вооружение автоматизированной системы боевого управления, новых средств связи и внедрения специального порядка непрерывного несения боевого дежурства на командных пунктах.

В общем, когда в войска возвратился В.Ф. Толубко «застоя*» никто не чувствовал, наоборот, росло напряжение в связи с перевооружением и реорганизацией.

В начале 70-х годов были начаты летные испытания первого подвижного грунтового ракетного комплекса РСД-10 (СС-20).

Вскоре этот комплекс был пущен в серийное производство и пошел на замену устаревших жидкостных ракет средней дальности. В.Ф. Толубко сразу же понял перспективность этого совершенно нового направления в развитии ракетных войск. Как бывший танкист, он знал цену маневра на поле боя.

Видимо, было бы неправомерно утверждать, что В.Ф. Толубко стал фанатиком подвижных ракетных комплексов. Бывший общевойсковик, он прекрасно осознавал, с какими трудностями предстоит встретиться в ходе их эксплуатации по обеспечению высокой маневренности, скрытности и безопасности, а также в выборе полевых позиций и в поддержании в надежном состоянии дорог.

Вместе с тем он твердо был убежден, что офицеры и генералы, назначаемые на полки и дивизии, вооруженные этим ракетным комплексом, должны обладать более высокими организаторскими способностями, самостоятельностью, решительностью и всем тем, что так необходимо командиру в бою.

В ходе накопления опыта боевого применения этого грозного оружия зрели и мужали командиры и штабы всех звеньев. Было трудно, часто опасно, но именно в таких условиях закалялась воля, росла смелость молодых военных руководителей.

В.Ф. Толубко каждый раз говорил, видимо, больше для своего самоутверждения:

-          Григорий Иосифович, я вас уверяю, что те трудности, с которыми мы сейчас встречаемся, во много раз окупятся. Ведь в этих условиях мы растим будущих войсковых начальников, в том числе и для высшего звена, действительно умельцев, профессионалов ракетного дела.

Прошло какое-то время, и начали сбываться предсказания мудрого главкома. Уже к концу 80-х и началу 90-х годов из среды командиров частей и подразделений самоходных пусковых установок выросли командиры дивизий, командующие ракетными армиями, выдвигались на руководящие должности в центральном аппарате Ракетных войск стратегического назначения.

Крупным военачальником стал Соловцов Николай Евгеньевич, который прошел путь командира полка, командира дивизии самоходных пусковых установок, командующего ракетной армией, был на посту первого заместителя Главнокомандующего РВСН, а сейчас возглавляет эти войска.

На высокие посты были назначены В.А. Муравьев, В.В. Дремов, С.В. Ху- торцев, A.C. Борзенков и многие другие, прошедшие сложный путь становления, получив командную закалку но должностях командиров дивизионов, полков и дивизий с самоходными пусковыми установками «Пионер», а затем и «Тополь».

Не греша истиной, надо сказать, что В.Ф. Толубко оставался приверженцем высокозащищенных пусковых установок с отдельными стартами. Он был противником маневрирования подвижными пусковыми установками в мирное время. Но решения принимались на самом высоком уровне; он как непосредственный организатор этого прилагал немало усилий и энергии для обеспечения главного - полной безопасности и исключения катастроф.

Это были годы пика его бурной деятельности. Он редко появлялся в своем кабинете на втором этаже первого здания, большую часть времени проводил в войсках, непосредственно в полках, дивизионах, на пусковых установках. Мы видели, как он мог глубоко вникать в состояние дел в самых отдаленных гарнизонах. Можно было только удивляться его осведомленностью, казалось, в мелочах армейской жизни, справляться с громадным потоком различной информации, связанной с боевой учебой, строительством, снабжением, бытом солдат и офицеров, и, конечно же, непрекращающимся перевооружением войск. Он не жалел своих сил и сил подчиненных ему генералов для поддержания порядка и дисциплины в войсках. Своеобразный его голос знали телефонисты не только в центре и в штабах ракетных армий, его сразу узнавали в дивизиях и полках.

Большую озабоченность он проявлял к выбору полевых позиций. В Главном штабе ракетных войск были разработаны основные положения о порядке их выбора. Главком проводил многочисленные показательные занятия, где командиры всех рангов учились новому искусству - управлению подвижными пусковыми установками. В.Ф. Толубко лично утверждал каждый полевой район. Он мог в любое время суток вызвать по телефону командира дивизии, потребовать доклад о преимуществах и недостатках каждого нового района. В таких случаях не обходилось без казусов. Любил Владимир Федорович вызвать по засекреченному телефону какого-нибудь командира дивизии и задать ему неожиданный вопрос. В таких случаях командиру приходилось изворачиваться, особенно, когда он не был готов к ответу, нередко главком довольствовался недостоверным ответом, а то просто враньем.

Помню, в один из таких дней, В.Ф. Толубко стал по очереди вызывать командиров дивизий по телефону и требовать доклада некоторых данных по полевым позициям. В числе таких командиров оказался генерал-майор Клочков В.М., командовавший в то время 4-й ракетной дивизией, позиционный район которой был южнее Читы. После разговора с главкомом он обратился ко мне с просьбой помочь ему выйти из щекотливого положения, в которое он попал. Из его слов я не мог ничего понять, кроме того, что его о чем-то допрашивал главком. Я вынужден был спуститься на второй этаж главного штаба, в приемную главкома и попытаться разобраться с помощью порученца Э.Н. Кузнецова о сути такой тревоги этого командира. С каким же удовольствием мы смеялись, когда поняли, что произошло. Оказывается, В.Ф. Толубко, сидя в кабинете с картой не столе, а карта эта была прислана из дивизии, которая размещена в Белоруссии, пытал В.М. Клочкова, который сидел тоже в кабинете, но под Читой и без карты. Толубко задает вопросы Клочкову по белорусской карте, а тот ничего не соображая, отвечает наугад. Причем назывались конкретные населенные пункты, водные переправы, названия которых Клочков слышал впервые, но поддакивает и вторит высокому начальнику. Получив конкретные указания о перевыборе ряда районов с незнакомыми названиями, Клочков понял, что не все так, как он докладывал, он не на шутку струсил. Но я ему ничем помочь не мог, посоветовал доложить главкому о том, что произошло недоразумение. В подобных ситуациях бывал не только В.М. Клочков.

С 1978 на 1979 год в Подмосковье установилась суровая, снежная зима. Газеты стали бить тревогу, в ряде районов Москвы оставались целые кварталы домов без отопления, беда нависла над городом.

На Власихе, как было принято называть это место, в Главном штабе мы жили обычной, не всегда спокойной жизнью. Командировки, показательные занятия в войсках, совещания, «война» с промышленностью - это было повседневной нашей деятельностью.

В один из таких дней из приемной главкома передали, что меня ждет В.Ф. Толубко. Хотя таких вызовов было немало, это считалось нормой для нас - операторов, но каждый раз я хотя бы примерно знал цель моего вызова. В этот же раз ни В.М. Вишенков, ни мой непосредственный начальник В.В. Ляшик ничего определенного мне сказать не смогли.

Захватив кое-какие документы на всякий случай, я отправился на второй этаж. В небольшой комнате, где размещалась приемная главкома, несколько генералов ожидали вызова. Мне сразу же предложили зайти.

Внушительных размеров кабинет обит деревом и устлан огромным пушистым ковром. Кроме большого стола для приемов и письменного для хозяина, особой мебели не было. Над письменном столом в конце зала, склонившись над бумагами, сидит главком. На людях он избегал носить очки и, когда что-нибудь читал, то близко к глазам подносил текст. Так было и теперь, он, конечно, слышал, как открывалась дверь и, более того, знал, кто входит к нему. Когда я подошел к столу и представился, он, как всегда, вышел навстречу и, широко улыбаясь, протянул руку. Но как только он уселся за стол и пригласил сесть меня, его лицо приняло жесткое выражение, и он с каким-то раздражением сказал:

-          Григорий Иосифович, сколько можно это терпеть? Когда же мы найдем этого негодяя? Это же чистейшее предательство. Я прошу найди мне его и если я его не повешу, то из армии выгоню тут же.

Все это он произнес, как бы на одном дыхании, не задумываясь, понимаю ли я то, о чем он говорит.

-          Мне позвонил Вадим Серафимович Неделин, - продолжал он, - из Архангельского, где он отдыхает, и попросил, чтобы мы для проверки не брали Луцкую дивизию, она, видите ли, в их плане. Я ему в ответ, а откуда, Вадим Серафимович, вам стало известно, что мы берем для проверки эту дивизию? Он замолчал. Я ему опять, назовите мне имя того человека, который вам сказал об этом. Неделин, видимо сообразил, что сказал лишнее, начал юлить, изворачиваться, но имя этого негодяя не назвал. Я хочу спросить у вас, Григорий Иосифович, что же у нас творится? Ведь кроме меня, вас и Вишенкова об этом решении никто больше не знал. Ты может быть меня подозреваешь? Вишенков тоже, по-моему, на это не пойдет. Кто же он такай?

Я знал, что меня он в расчет не берет, он прекрасно знал, что подобная информация просачивается из его окружения, сам он нередко становился ее источником. А эту сцену он разыграл для своего удовольствия, лишний раз показать свою принципиальность и неподкупность.

-          Эту дивизию для проверки брать не будем. Я вас прошу за два-три дня подготовить необходимые документы на любую другую дивизию, но из этой же армии. Кроме меня никому документы не показывайте.

Это было начало спектакля, который часто разыгрывал наш главком, где главная роль актера принадлежала ему же. Через несколько дней у меня был готов новый план проверки, теперь я выбрал 53-ю ракетную дивизию из этой же, Винницкой армии. Дивизия размещалась на Украине, в Житомирской области. В то время дивизией командовал генерал-майор Чичеватов И.М., в последствии он был командующим ракетной армии в Оренбурге, в отставку ушел с должности начальника Военно-космического института в Санкт-Петербурге. В те годы этот командир был на неплохом счету и был включен в кандидаты слушателей Академии Генерального штаба.

Для проверки была подобрана группа генералов и офицеров Главного штаба. В группу, кроме меня, был включен В.М. Вишенков. Так случилось, что в дивизии мы познакомились с новым начальником штаба армии генерал-майором И.Д. Сергеевым, будущим главнокомандующим ракетными войсками.

Как я уже говорил, стояла суровая зима, такой же она была и на Украине, Условия для полевых работ были довольно сложными. Но никакие погодные Условия и другие трудности не могли быть причиной снижения нашей требовательности. Дивизия в плановые сроки боевую готовность не заняла, и мы вынуждены были признать ее небоеготовой. Такой вывод в ракетных войсках был чрезвычайным и, как правило, за этим следовали организационные выводы. Командир дивизии И.М. Чичеватов (это была первая моя встреча с этим генералом), понимая, что плохой результат - это прямая угроза личной карьере, унизительно повел себя, упрашивая каждого полковника из состава комиссии об изменении оценки. Но ничего изменить уже было невозможно. Мы с Вишенковым по-человечески понимали командира, однако делу этим не поможешь, надо было выводить дивизию из провала.

По закрытому телефону мы доложили результаты проверки Толубко, который тут же их утвердил и приказал по возвращении подготовить более подробный доклад. По его тону стало ясно, что В.Ф. Толубко, решил сурово наказать виновных и, в первую очередь, командира дивизии. По приезде в Москву мы с Вишенковым договорились убедить главкома приказ по результатам проверки не издавать, а ограничиться директивой. А это означало, что итоги нашей работы по проверке дивизии доводились до войск, но без оргвыводов.

Но В.Ф. Толубко занял жесткую позицию, на наши доводы, уговоры его ответ был одним: И.М. Чичеватова с должности снять. Мы продолжали обосновывать нашу просьбу, мотивируя тем, что дивизия вооружена старым, изношенным ракетным комплексом, довольно сложные метеоусловия, слишком завышенные нормативы. Но Толубко, конечно, все это прекрасно понимал, однако боялся, как бы это не стало прецедентом для всех войск, соблазном для нерадивых командиров. Наоборот, как он говорил, это должно стать примером для других: снижение боевой готовности не допустимо, спрос за любые ее снижения должен быть жестким.

Все это бесспорно, против этого нельзя было возражать, но мы знали и другое, что твердость Владимира Федоровича была показной, ему нравилось, когда его упрашивали, а он демонстрировал свою непреклонность. Невольно мы включились в эту игру и тоже становились бы актерами.

-          Товарищ главнокомандующий! А ведь этот мордвин ничего... - произнес В.М. Вишенков.

-          Что? Так этот лодырь еще и мордвин? Нет...снять, нечего меня уговаривать. - Он схватил трубку секретного телефона и вышел на И.М. Чече- ватова.

-          Товарищ Чичеватов! Вы уже очухались? - спросил Толубко. Мы поняли, что Чичеватов сказал «да».

-          Что вы говорите? Я за вас здесь с Владимиром Михайловичем и Григорием Иосифовичем продолжаем после знакомства с вами «чухаться», а вы уже спокойно ждете наград? Мы решили вас с должности снять.

-          Разрешите подготовить директиву? - спросил я.

-          Хорошо готовьте директиву кгприказ, я подумаю - сказал Толубко.

И что же? Чичеватов остался на должности, более того, был направлен в Академию Генерального штаба. Приходилось мне встречаться еще неоднократно с этим генералом, но уже как с крупным военачальником, так по крайней мере я слышал от него самого, но то первое впечатление оказалось безошибочным.

В.Ф. Толубко всегда был ярым приверженцем внезапных проверок дивизий и полков. По его убеждению, только такой способ позволял наиболее объективно определять состояние войск. Но уж очень трудно было обеспечить полную внезапность. Мы, в оперативном управлении, были уверены, что каждый раз факт подготовки к такой проверке войсками выуживался через самого главкома и его заместителей, особенно заместителя по боевой подготовке генерал-полковника Мелехина А.Д. и его сотрудников. Среди операторов этого мы не замечали. За многие годы совместной службы с полковниками Леоновым А.И. Морозовым И.Ф., Девяткиным В.И. и другими, которые были авторами замыслов учений и проверок войск, я убедился в их высокой порядочности и честности. Но тем не менее, каждый раз войска кем-то осведомлялись, и наши усилия по обеспечению скрытности оказывались тщетными.

Я далек был от мысли, что В.Ф. Толубко сознательно разглашал номера дивизий и сроки внезапных проверок. Это исключалось тем, что он как единоначальник нес персональную ответственность за состояние такого важного вида вооруженных сил, как Ракетные войска стратегического назначения. А то, что внезапность при проверках позволяла наиболее приблизиться к объективности оценки состояния боевой готовности, МЫ ПП Г.ПОРму опыту знали прекрасно. В войсках начало процветать очковтирательство, и Толубко стремился беспощадно с этим бороться.

В 1982 году лето было, как никогда знойным даже в Подмосковье. В один из таких дней я был вызван к главкому. Зная его привычки, стиль работы, я захватил с собою карты позиционных районов тех дивизий, которые, как я полагал, могут быть подвержены внезапным проверкам. Второй этаж первого здания, устеленный коврами, блестит чистотой, прохладный и тихий. На нашем, третьем этаже, где размещено оперативное управление, в маленьких, тесных и душных комнатах трудится более 80 полковников, здесь же, на втором всего четыре человека, каждый в громадном кабинете, с приемными и подсобками для обслуги. Здесь и воздух другой. Когда же я попал в кабинет главкома, то после изнуряющей духоты меня охватила такая прохлада, которую можно ощутить в жаркий день на берегу реки или даже при погружении в воду.

Несколько осунувшийся, но как всегда бодрящийся, В.Ф. Толубко подал Руку и сразу же начал излагать свой план, опять таки, внезапной проверки. Теперь он не спрашивал меня, какую я считал бы нужным взять дивизию. Он ее назвал сам. Это была одна из тех «таинственных» дивизий, которые давно не проверялись центром, но ежегодно считались лучшими. Наверняка не без очковтирательства. Одной из них была ракетная дивизия, размещенная в Литве. В последние годы она прочно укрепилась на «почетном» месте среди так называемых маяков. За «целомудренностью» таких соединений ревниво следили политорганы. Армия, как и страна нуждалась в передовиках, их создавали искусственно поддерживали и всех остальных заставляли на них молиться. Что-то подобное было и с этой дивизией. Командиры всех уровней, до командующих армиями, всеми правдами и неправдами стремились скрыть истинное состояние дел. Главным стало показать приемлемый уровень дисциплины, до минимума свести показатели количества происшествий. Для достижения этого все способы были хороши, сумел скрыть

-    молодец. При этом, что мы считали недопустимым, появились признаки игнорирования состоянием выучки и боевой готовности полков и дивизий.

К этому времени на должности командира дивизии появился С.Н Ермак. Возьму на себя смелость сказать, что именно эта одиозная личность наиболее отвечала духу того времени. Выросший из числа молодых, которые всегда держали нос по ветру, быстро улавливали его направление и без угрызения совести под него подстраивались. О нем мне хочется сказать больше, знаю, что где-то в глубине души у него сохранилось что-то человеческое, как говорят, он бы мог стать неплохим малым. Но время людей ломало, корежило. И, думаю, что держать нос по ветру у него - не врожденное чувство, а приобретенное.

Мы неоднократно предлагали посмотреть поближе на эту дивизию, как-то получали даже добро, но всякий раз невидимая рука пресекала наши поползновения. Хотя мы догадывались, что это не без политуправления.

Полагаю, что здесь будет к месту несколько уклониться от основного разговора. В.Ф. Толубко, как и большинство высших военных чинов, был сверх политизирован. Он всегда, особенно на людях, с каким-то восторгом оценивал решения съездов, пленумов ЦК КПСС, директивы вышестоящих инстанций. У него были ровные, а зачастую несколько заискивающие взаимоотношения с партийными работниками, в том числе и с начальником политуправления П.А. Горчаковым. В последние несколько лет между ними возникла неприязнь, которая постепенно переросла в открытую ненависть. Может быть, следствием их отношений всплыло «силовое» решение В.Ф. Толубко о проверке этого соединения.

Как-то нехотя, с уставшим видом, В.Ф. Толубко стал излагать свой замысел для проверки. Но по мере своего монолога он оживал и все более зажигался. Кто его не знал, мог удивиться такому быстрому преображению. Теперь передо мною был помолодевший, энергичный Владимир Федорович, способный увлечь, разжечь целую аудиторию. Под стать своему азарту он рисовал свой план внезапной проверки. Мало дела, больше эффекта, сценичности, актерства. Долго потом наше добросовестное выполнение его плана бродило по войскам в виде анекдотов и баек.

Тщательно подобранная нами группа генералов и офицеров Главного штаба в одно из ближайших воскресений была собрана на Киевском вокза- яе, куда скрытно были поданы автобусы. Офицеры оперативного управления выступали в роли стражей за каждым шагом собранных офицеров, главком потребовал пресекать малейшую попытку утечки информации о наших действиях. Колонна автобусов с офицерами поочередно обошла все московские вокзалы, так мы старались замести следы на случай, если за нами кто-нибудь устроил слежку. Оставался Белорусский вокзал, к которому мы подъехали буквально за пять минут до отправления поезда Москва - Вильнюс. Наш бессмысленный маневр, продуманный В.Ф. Толубко, как потом нам стало известно, не был понятным лишь его участникам. Почти строем под наблюдением моих офицеров вся группа была рассажена в двух, нами зафрактованных, вагонах.

Но я и не сомневался, что за нами следили. Редко нам удавалось покинуть Москву незамеченными. Не удавалось нам это и при использовании авиации. Запрос на вылет с любого аэродрома становился известным во всех армиях. В последнее время по радио стали передавать о нашем вылете открытым текстом, обычно летела радиограмма следующего содержания: «Внимание! Казыдуб в воздухе!». Коротко, и всем все было ясно.

Толубко было известно об этих безобразиях, поэтому он в своем плане предусмотрел наш переезд по железной дороге. На всех остановках продолжалось наблюдение за каждым выходящим из вагона офицером. Поздно ночью поезд прибыл в Вильнюс. На привокзальной площади уже стояли автобусы из местного военного училища. Я уже говорил, что мы направлялись в дивизию, которая размещалась в районе Каунаса. Но наша колонна взяла курс на Лиду, в Белоруссию, там тоже размещалась ракетная дивизия. Проехав километров сорок, мы резко свернули на запад и, следуя по проселочным дорогам, вышли на автостраду Вильнюс - Клайпеда. К утру мы добрались до военного городка управления дивизии, который размещался в поселке Кармелава, в двенадцати километрах севернее Каунаса.

Перед штабом нас встречал командир дивизии С.Н. Ермак, с удивленным, как-будто перепуганным лицом. Позже мы узнали, что это продолжение той игры, которую параллельно с нами вели войска. За тем, как мы метались между вокзалами, следили во всех армиях. Во время посадки в вагоны на Белорусском вокзале прошла информации ьо ьие диьизии имо- ленской армии. По распоряжению командующего армией Н.Н. Котловце- ва в Вильнюс к вокзалу со всех дивизий были посланы наблюдатели с коротковолновыми радиостанциями. Рассаживаясь по автобусам на привокзальной площади Вильнюса, мы не могли предполагать, что на нас устремлено много любопытных глаз. Вторая колонна с радиостанциями неотступно шла за нами до тех пор, пока мы не заехали в городок Каунасской дивизии. Сообщение об этом немедленно было передано по Радио всем командирам. Вот таким образом, находясь под «колпаком»

своих же войск, мы достигали внезапности по талантливо разработанному плану нашего главкома.

В числе постоянно информируемых был и наш основной объект проверки командир 58-й ракетной дивизии С.Н. Ермак. А удивленная и перепуганная его рожа, которую он скорчил, как бы для нашего удовольствия, было нечто актерское, сработанное по действительно талантливому сценарию войсковых разведчиков.

Конечно же, все наши залегендированные подвижки напоминали сюжеты из пионерской «Зарницы», но каждый раз мы и особенно главком, наиболее выдающийся мастер таких затей, придумывали все новые и новые способы обдурить самих себя.

А как же отчиталась хваленая дивизия Ермака в этот раз? Штаб дивизии и проверенные полки показали слабую боевую готовность. Можно сказать, что дунул ветер, который не был своевременно схвачен носом молодого командира. Нами было выявлено главное - так ярко горевший маяк при первом же серьезном испытании тут же погас, он оказался дутым. Стремление главкома раскрыть истинное состояние дел в этой дивизии не было напрасным.

В.Ф. Толубко резко выделялся среди военачальников тех лет какой-то приземленностью, человечностью. Он неизменно придерживался своего принципа - первым делом видеть людей, отличать каждого человека. Сам по себе эмоциональный, полный жизненных сил, он любил в людях устремленность, внутреннее горение, заряд бодрости и оптимизма. Толубко не был скуп на похвалы тех, кто ему понравился. В его присутствии многие ободрялись, начинали верить в успех. Это важно было очень для молодых, вновь назначенных командиров.

Мне много раз приходилось бывать в войсках вместе с В.Ф. Толубко. Каждая такая поездка была по-своему интересной и памятной.

В 1976 году на боевое дежурство был поставлен первый полк, который получил на вооружение новый ракетный комплекс РСД-10, или как его обозвали на западе СС-20. Это было на белорусской земле, в Петриково. Полком в то время командовал подполковник Доронин А.Г. Не ошибусь, если скажу, что с тех пор главной заботой В.Ф. Толубко стали полки и дивизии с этим комплексом. В 70-е годы в ракетных войсках главную группировку составляли дивизии, вооруженные шахтными, пусковыми установками с межконтинентальной ракетой на жидком топливе. Отдельныёстар- ты в те годы были крупным шагом в повышении живучести и боевой готовности войск. На западе страны продолжали оставаться на боевом дежурстве ракеты стратегического назначения первого поколения средней дальности. Хотя такие ракеты, как Р-12, и Р-14 прошли хорошие испытания и показали высокую надежность. Однако они морально устарели (из- за устаревших технологий подготовки их к пуску и архаичных систем боевого управления) и не могли оставаться на вооружении армии. Их надо

было менять, но промышленность мучительно долго «рожала» для этих ракет преемника.

И вот в серию пошли совершенно новые ракетные комплексы на подвижных самоходных шасси. Если на шахтных пусковых установках дежурство на пунктах управления строилось на монотонной, рутинной основе, то на подвижном - личный состав боевых расчетов включался в круговерть действий, связанных с движением, развертыванием и свертыванием ракетных комплексов на полевых позициях. Для этого нужны были офицеры, владеющие не только знаниями ракетного вооружения, но и имеющие глубокие знания и навыки в организации маршей, знающие местность и владеющие всеми вопросами боевого и материально-технического обеспечения боевого дежурства в полевых условиях. Я должен сказать, что на первых порах это стало одной из главных забот высших звеньев руководства ракетными войсками.

В.Ф. Толубко, прошедший войну в танковых войсках, влюбленный в подвижную технику, мастер вождения автомобилей любых марок, динамичный по своему складу характера, быстро определился при первом же соприкосновении с подвижным ракетным комплексом. Могу уверено сказать, что он один из немногих, стоящих на высших ступенях власти в ракетных войсках, кто в совершенстве знал это оружие и непосредственно принимал участие в разработке способов его боевого применения. С его подачи был разработан проект специального хранилища пусковой самоходной установки с автоматикой, позволяющей производить из них пуск ракет. И сегодня ничего лучшего не придумано взамен этих сооружений. Его профессионализм и компетентность во всех деталях нового дела выделились на фоне не только центра, но и армейского, дивизионного звена.

Однако его нельзя было отнести к фанатикам каких-то одних пристрастий. Он здраво мыслил и мог глобально оценивать достоинства и недостатки ракетного оружия и подходов их боевого использования.

По мере насыщения войск самоходными пусковыми установками Толубко настойчиво выступил против массового их вывода на полевые позиции. Но силы, противостоящие этому мнению, были более могущественными. Генерального конструктора А.Д. Надирадзе, горячего сторонника полевого варианта несения боевого дежурства этим комплексом, поддержал министр обороны Д.Ф. Устинов. В какой-то степени А.Д. Надирадзе можно было понять, он хотел проверить более полно боевые и эксплуатационные качества своего детища. Но Устинов как министр обороны и член политбюро явно заблуждался. В.Ф. Толубко в своих выводах исходил из того, что массовый вывод подвижных пусковых установок на полевые позиции взбудоражит политиков Запада, особенно в Европе, будет поднята общественность. Это были годы, когда наша сторона особенно силилась выступать в роли миротворца и непреклонного борца за разоружение.

Собственно, в последствии так и произошло. Мы вытянули для обозрения грозные СС-2С, на Западе был поднят шум об агрессивности СССР и всего Варшавского договора. Летом 1978 года по приказу министра обороны в поле были выведены впервые полки, вооруженные самоходными пусковыми установками. В.Ф. Толубко это событие приурочил к оперативному учению с 43-й ракетной армией, дислоцированной на Украине. К этому времени в ее боевой состав была введена 33-я ракетная дивизия с самоходными пусковыми установками. Эта дивизия размещалась в Белоруссии. В ходе учения замыслом предусматривалось вывести на полевые позиции два ракетных полка. В.Ф. Толубко определил меня старшим руководителем учения в эту дивизию, сам же возглавил учение со всей армией и находился с самого начала в Виннице, где размещался штаб и командный пункт армии.

Но к моменту выхода полков 33-й дивизии, он прибыл на ее командный путь. Заслушав короткий доклад командира дивизии генерал-майора Боро- дунова Е.С., Толубко в моем сопровождении выехал в самый удаленный полк, размещенный на левом берегу Припяти, в Житковичах. Второй полк из состава этой же дивизии размещался в Петриково. В полк мы прибыли поздно вечером. Во всем чувствовалось волнение и какая-то тревога. Понять это было нетрудно. Впервые после нескольких лет дежурства на стационарной позиции полк выводился в поле. Все впервые, никакого опыта. Как поведут себя люди, с чем можно встретиться на марше, при развертывании пусковых установок, что можно ожидать от оружия. Это и многое другое было у всех на устах. Еще больший накал создало присутствие главнокомандующего ракетными войсками.

В.Ф. Толубко волновался не меньше, чем командир полка, для него это тоже было впервые. Его волнение передавалось нам. После короткого знакомства с состоянием полка и степенью готовности к выходу в поле, он вместе с командиром полка выехал, чтобы лично убедиться о состоянии дорог и пригодности полевых позиций. Как будто все было продуманно и учтено. В ожидании сигнала на свертывание полка, который будет передан с центрального командного пункта ракетных войск, В.Ф. Толубко пригласил меня в кабинет командира полка, чтобы еще раз уточнить порядок, теперь уже нашей, работы. Он хотел побольше увидеть своими глазами. Решили, что он на легковой машине-вездеходе будет двигаться с 1 -м дивизионом, перемещаясь вдоль колонны. Я в этом же дивизионе буду находиться в машине подготовки ракет к пуску. Собственно в этой машине пункт управления, начиненный средствами связи и управления. Сюда поступают все приказы и сигналы с верхних звеньев управления, отсюда поступает команда на пусковые установки для проведения пуска ракет.

Нам хотелось на опыте этого первого учения разработать рекомендации всем должностным лицам дивизиона и полка, места командира и начальника штаба на марше и в ходе развертывания оружия. Но вот, наконец, пришел приказ на выход полка на полевые позиции. Объявлена тревога, включены секундомеры посредников, закипела работа на стартовой позиции. Дружно взревев ходовыми двигателями, пусковые установки стали выползать из громадных сооружений и занимать свои места в колоннах дивизионов. Как будто все идет четко, по боевым графикам.

В машине подготовки получен приказ на начало марша, первый дивизион начал движение. Колонна двигалась по прекрасной асфальтированной дороге, но в машине подготовки в креслах непривязанному ремнями усидеть трудно. С увеличением скорости машину бросало из стороны в сторону, создавалось впечатление, что машина опрокидывается. Такое впечатление создавалось из-за огромных размеров машины и очень эластичной подвески. Мне приходилось бывать в подводной лодке, мне казалось, что в ней более просторно и меньше укачивает, чем в этом громадном кунге.

Примерно через час движения колонна остановилась. Причины остановки не были известны, я вышел наружу. Непроглядная темень, все погашено, вплоть до стоп-сигналов на машинах. Изредка между машинами мигают ручные фонари. Немного попривыкнув к темноте, увидел на обочине темные силуэты людей, послышались негромкие голоса. Впереди, видимо, со стороны головы колонны раздаются неразборчивые выкрики, то ли команды, то ли чьи-то доклады. Я пошел в сторону этого шума. Подойдя поближе, я различил непривычно гневный голос В.Ф. Толубко. Оказывается, командир дивизиона прозевал поворот и колонна прошла лишних несколько километров. Теперь надо искать место для разворота большегрузных машин и вновь выходить на свой маршрут.

Толубко так рассвирепел, что не находил себе места. Но этим уже делу не поможешь. Подошел офицер Главного штаба, который ехал на машине вместе с ним, и сказал, что это еще не все. Не могут найти механика-водителя второй пусковой установки, он прапорщик. Но есть подозрение, что он убежал в лес со страху.

А случилось следующее. Во время марша машина, в которой ехал В.Ф. Толубко, большую часть времени двигалась между первой и второй пусковыми установками. На одной из коротких остановок механик-водитель второй пусковой установки выскочил из кабины и, подбежав к легковой машине со стороны старшего в машине, а это был главком, разразился площадной бранью. И он по-своему был прав. При движении его внимание было приковано к стоп-сигналам впереди идущей пусковой установки. Любой неосторожный наезд мог вызвать удар головной частью ракеты, Ракета на пусковой установке своей головной частью, а это ядерный заряд, выдается впереди кабины, это тоже один из недостатков этой конструкции. Механиков- водителей на этот счет постоянно предупреждали. Потом было принято решение между пусковыми установками вставлять бронетранспортеры или просто бортовые машины. А пока механик-водитель кастил маршала. В.Ф. Толубко терпеливо выслушал крутую брань в свой адрес и без всякой обиды, как бы включившись в игру, в свою очередь и рубанул в ответ трехэтажным матом, давая понять, что он-то не виноват, есть же шофер. Это все для смеха, ведь шофер солдат и он делает то, что приказывает старший.

Все бы на этом и кончилось, если бы на последней остановке механик-водитель, обругавший В.Ф. Толубко не увидел, как тот, которого он обложил матом, ругает командира дивизиона, такого большого начальника для этого прапорщика. А когда он узнал, что это главнокомандующий ракетными войсками, то перепугался не на шутку и драпанул в лес. Когда раздраженный командиром-путаником В.Ф. Толубко узнал, как исчез прапорщик, то это стало для него разрядкой. Вначале он бросил командиру дивизиона упрек в том, что он воспитывает только трусов и больше ни на что не способен, а потом, на удивление всем, громко расхохотался.

Когда я подошел, он стал мне громко говорить:

-          Григорий Иосифович! Ну что же это такое, куда мы попали? Ведь дивизионом командует абсолютно безграмотный, неподготовленный человек. Водителями на ракетоносцы посажены трусливые прапорщики. Куда мы смотрим, куда смотрит армейское начальство, командир дивизии?

Я понимал, что Владимир Федорович раздражен, но он уже остыл и начал играть, в нем проснулся актер, в этой роли среди новых людей он как в родной стихии.

Тот первый, самый памятный вывод полков в полевые районы на многое раскрыл наши глаза. Сделанные из этого учения выводы дали толчок к той колоссальной работе, которая проводилась в условиях массового перевооружения и становления дивизий с новым ракетным комплексом. Через несколько месяцев Главным штабом были разработаны «Основы боевого применения полков СПУ (самоходных пусковых установок)», которые стали теоретической базой для развития новых направлений в военном искусстве, а в последующем легли в основу нового «Боевого устава Ракетных войск стратегического назначения. Часть 2». Разрабатывались инструкции по организации боевого дежурства в полевых условиях, по всем видам боевого и материально-технического обеспечения. Главком особое внимание придавал всем вопросам безопасности и охраны ракетных комплексов на маршах и полевых позициях. По его указаниям подверглись пересмотру программы обучения слушателей в высших военных заведениях. Немало в те годы родилось новых кандидатов и докторов наук, которые зачастую беззастенчиво использовали результаты исследований и их выводы, проводимые офицерами Главного штаба. Полковники Главного штаба Леонов А.Л., Морозов И.Ф., Девяткин В.И., Курдаев В.Я. и другие были авторами многих научных трудов, проектов боевых документов, но из-за своей колоссальной загруженности не выкроили времени, чтобы защитить диссертации. Много  раз под давлением сверху они просто эксплуатировались при подготовке таких диссертаций для руководства, их родственников и различного рода протеже.

К началу 80-х годов группировка войск с подвижными ракетными комплексами в основном была создана. Таким оружием обзавелись все ракетные армии. Однако все еще значительным пробелом оставалась подготовка командиров и штабов всех уровней в вопросах боевого применения и вождения ракетных полков и дивизий СПУ. Традиционная командирская подготовка не могла его восполнить.

В 1979 году главнокомандующий войсками В.Ф. Толубко организует большой сбор руководства ракетными войсками, армиями, дивизиями на базе 32-й ракетной дивизии в Белоруссии, в районе города Поставы. С целью скрытности и отвлечения внимания агентуры иностранных разведок все участники сбора прибыли в гражданской одежде, на автомобили были поставлены общесоюзные номера, в общем максимально старались прикрыться. В ходе этого сбора командующим, командирам и начальникам был показан весь объем действий ракетного полка от свертывания на стационарной позиции, совершении марша до подготовки и проведения имитации пуска ракет. На следующий год Толубко проводит подобное занятие на базе 8-й ракетной дивизии в Кировской области. Как можно наглядно и даже театрально, как это любил главком, были продемонстрированы способы преодоления ракетным полком водной преграды, развертывание в населенном пункте, порядок подъема опрокинутой пусковой установки.

В 1981 году по плану министра обороны были проведены крупнейшие за последние годы учения «Восток-81» и «Запад-81». На эти совместные учения впервые широко привлекались Ракетные войска стратегического назначения. На востоке в ходе учения был проведен пуск ракеты с полевой позиции полка севернее Читы. Правда, ракета, хорошо стартовав, на восходящем витке траектории взорвалась. Но, по нашему мнению, этого не увидели многочисленные участники и гости, может быть, кроме ракетчиков и представителей промышленности. Для удобства наблюдения за этем эффектным зрелищем для высшего руководства были выстроены громадные трибуны. Хотя ракета взорвалась через 45 секунд своего полета, в поле видимости всех присутствующих, но мало кто обратил внимания на разлетающиеся куски на громадной высоте. Генерал-полковник В.И. Варенников, в то время начальник Главного оперативного управления Генерального штаба, в мегафон прокричал: «Пуск прошел успешно, через несколько минут мы получим результаты падения головной части на полигоне с Камчатки». Это была ложь, не знаю, заведомая или просто по невежеству этого высокопоставленного генерала. Здесь же возле трибун в больших госпитальных па- латках были накрыты столы и Д.Ф. Устинов не замедлил поднять первый тост за успешный пуск и радушного хозяина.

В том же году, но уже на западе, развернулись еще более масштабные учения под кодовым названием «Запад-81». Это было в Белоруссии. Как и на востоке, на учение привлекались ракетные войска, но без пуска ракет. Однако сухопутные войска, авиация привлекались для нанесения огневых ударов на трех больших полигонах. В качестве гостей на учение были приглашены министры обороны стран Варшавского договора, ряда стран Ближнего Востока, Африки, Кубы - как тогда говорили, из стран социалистической ориентации.

Было принято решение, видимо, министром обороны, показать ракетный полк с самоходными пусковыми установками для всех гостей, в том числе и соцориентации. Показ должен был сопровождаться докладом главкома и Владимир Федорович усиленно его штудировал. Кое-что он решил на этих учениях испробовать по своей программе. Так, в районе полка была развернута палатка, в которой обосновался какой-то ученый в костюме, напоминающем инопланетянина. Вначале он не привлекал внимания, уединенно возился с какой-то аппаратурой в палатке. На одном из тренировочных занятий проговорился об этом загадочном субъекте сам В.Ф. Толубко. По его словам, это большой ученый, который занимается энергией биополей человека. Каждый взрослый нормальный человек выдает примерно 12-13 импульсов. При проверке у Владимира Федоровича обнаружено было аж целых 17 импульсов, это сказал сам носитель такого запаса, максимум, что может выдать человек. Так что мы должны гордиться, что нами управляет такой феномен. Далее он продолжал, что принял решение пропустить через эту машинку всех генералов центрального аппарата, и тому, у кого показания будут ниже нормы, придется расстаться с креслом. Ну а пока, главком решил испробовать аппаратуру на номерах боевых расчетов полка в тот момент, когда они будут общаться с министром обороны и другими высокими начальниками. Это их состояние может соответствовать тому, какое возможно в момент получения боевого приказа на проведение пуска ракет. Вот так и не иначе главком уверился в этом странном ученом.         I

Мне не пришлось слышать, чтобы главком исполнил свое решение по проверке генералов, но уже в ходе учен ^некоторые проявили беспокойство. Помню, ко мне подходил член Военного совета Смоленской армии и просил, чтобы я посодействовал как-нибудь встретиться ему с этим доктором медицинских наук и, если удастся, то и провериться. Не видел я в отчете о проведенном учении результатов проверки боевых расчетов, что-то, видимо, не получилось.

Для нас не было секретом, что В.Ф. Толубко был падок на различного рода сенсации, неординарные поступки, неожиданности. То, что он задумывал самостоятельно, всегда попахивало игрой, налетом авантюризма и, может быть, некоторого риска.

Как-то еще в годы проведения массовых рекогносцировок по выбору новых позиционных районов ракетных дивизий, а это происходило главным образом в Сибири, В.Ф. Толубко изъявил желание посмотреть лично предполагаемый район размещения дивизии в Красноярском крае. Об этом мне позвонил В.М. Вишенков. Он беспокоился о том, чтобы я успел подобрать компетентную группу генералов и офицеров, которая могла бы вылететь с главкомом. Но непосредственно перед вылетом от порученца В.Ф. Толубко, я узнал, что кроме меня главком с собою никого не берет. Уже перед вылетом на аэродром Э.Н. Кузнецов, порученец главкома, мне сказал, что Владимир Федорович свою полевую поездку совмещает с работой в избирательном округе, как депутат Верховного Совета СССР. Мне он приказал быть в гражданской одежде и на месте выступать в роли работника Госплана, удостоверение личности такого работника у меня осталось после предыдущих поездок. Но В.Ф. Толубко потом сам же меня раскрывал, неоднократно представляя меня, как генерала Главного штаба ракетных войск. Я сам не мог разобраться в сути такого маскарада.

Огромный пассажирский самолет Ил-62, взлетев рано утром с аэродрома Чкаловский, под Москвой, с тремя пассажирами на борту, взял курс на Канск. По работе в центральном аппарате мы знали, что за каждым заместителем министра обороны, а их было ни мало ни много, а целая чертова дюжина - тринадцать военных чинов, был закреплен пересыльный самолет (Ил-18, Ил-62 или Ту-154, все в улучшенном комфортабельном варианте). Такой самолет постоянно находился в готовности к вылету по первому требованию. Чтобы поддерживать экипажи в такой готовности, их по крайней мере должно быть не менее четырех. У министра обороны и начальника генерального штаба таких самолетов было три. При вылетах этих лиц все три самолета поднимались в воздух, один шел как прикрытие, второй - с именитым пассажиром, а третий - со средствами связи. Сколько же дорогостоящей авиации было задействовано на обслуживание руководства страны, министров, ЦК КПСС, КГБ и пр. Сверхвеликая держава - сверхмощные расходы.

Наш полет длился около восьми часов. Все это время мы играли в домино, которым до фанатизма увлекался Толубко. После такого перелета с бесконечным щелканием костяшек домино, в голове оставался невообразимый шум, в глазах было темно. Меня он усадил в напарники, в «противниках» оказался его порученец и бортмеханик самолета. И что интересно, после такого длительного перелета под монотонный гул двигателей самолета, без отдыха, за любимой игрой, В.Ф. Толубко вышел из самолета бодрым, свежим, как будто и не было этого перелета.

В Канске ему предстояло провести с избирателями несколько встреч. Я трудно представлял, как он умудрится найти время, чтобы облететь на вертолете новый район. Меня он заставил сопровождать на всех его выступлениях, после каждого из них он непременно хотел услышать мою оценку его выступления и особенно его ответов на не всегда доброжелательные вопросы людей. К примеру, был и такой вопрос: «Как чувствует себя руководство страны, пребывая на таких ответственных постах в таком преклонном возрасте?» или «Какое отношение вы, Владимир Федорович, имеете к нашему краю?» и др. Я видел, что Толубко было не так просто отвечать. Это далеко не походило на встречи в гарнизонах наших войск.

В.Ф. Толубко, как и все мы, был сугубо военным человеком, говорить с людьми, далекими от нужд армии, ему явно было сложно. Толубко постоянно в разговорах скатывался на военную тему, более того, раскрывал вопросы, содержащие военные и даже государственные секреты. Уже на первой встрече с работницами текстильного комбината он пообещал к весне сотни прекрасных парней-ракетчиков, проблема дефицита женихов в городе будет снята.

В другом месте, в совхозе-птицефабрике, где ему был оказан особо пышный прием с банкетом, подарками, он так разговорился, что начал рисовать фантастические картины размещения на их территории ракетной базы. Везде его сопровождал большой хвост местного начальства, вплоть до краевого. Толубко это не стесняло, обращаясь ко мне, он развивал идеи размещения специальных сооружений с пусковыми установками между птичниками, что, по его мнению, наиболее обеспечит скрытность. Тут же, обращаясь к женщинам, он стал разрисовывать выгоды, которые они могут получить в случае, если территория совхоза станет ракетной базой. На все мои намеки он мало обращал внимания. Я вынужден был отозвать его в сторону и сказать, что разговор с такой откровенностью пока не желателен. Он соглашался, но через некоторое время опять с увлечением обрисовывал будущее этих мест. Мне и, может быть, его порученцу казалось, что все присутствующие, в том числе и руководство края, весь этот разговор воспринимали всерьез, замирали от предчувствия благ, которые посыплются, как из рога изобилия на их совхоз, район и даже край.

Таким увлекающимся человеком был наш главком. Он любил, чтобы все было необычным, он мог так увлечь, что любой скептик начинал верить. Но интересно, что через некоторое время он сам признавался, что то, о чем он говорил, несколько преувеличено и даже нелепо.

Его авторитет в войсках, несомненно, был очень высок. Он был узнаваем не только старшими командирами, в штабах, но и в массах солдат в самых отдаленных гарнизонах ракетных войск.

Мне трудно говорить о его взаимоотношениях с высшим руководством армии, государства и партийной верхушкой. Но, думаю, что с Устиновым они были близки. От нас не ускальзывало то, что с начальниками Генерального штаба, а они сменялись чаще главкомов, по крайней мере ракетных войск, у В.Ф. Толубко были взаимоотношения натянутые. Он ревниво защищал престиж войск и постоянно стремился к тому, чтобы не только главная военная инспекция, но и Генеральный штаб были бы лишены права на их проверку. И это ему удавалось, пока на посту министра находился Д.Ф. Устинов. Все основные вопросы по войскам главком решал непосредственно через министра, оставляя нам право сношения с Генштабом и главками министерства обороны. Видимо, Толубко пользовался правом посещения министра в любое время, легко общался с ним по телефону.

Но так было не всегда. Могу утверждать, что еще до Д.Ф. Устинова у Толубко были подчеркнуто официальные отношения с министром обороны

A.      A. Гречко, не были близкими у него отношения и с Соколовым, который сменил Устинова.

Хочу в подтверждение сказанного привести следующий эпизод, свидетелем которого пришлось мне быть.

В 1974 году под руководством A.A. Гречко проводились всеармейские командно-штабные учения на базе Группы войск в ГДР, в Вюнсдорфе. На учение были привлечены все виды вооруженных сил, в том числе Ракетные войска стратегического назначения (от каждого вида войск - по одному управлению армии). В.Ф. Толубко, тогда еще молодой главком, на учение привлек управление 50-й ракетной армии в составе семи человек - командующий К.В. Герчик, я выехал в роли начальника штаба армии, член военного совета Хренов С.М. и др.

Учение проводилось в помещениях управления группы, каждый штаб разместился в апартаментах руководства группой. Каждый проигрыш задуманной ситуации заканчивался грозным заслушиванием со стороны всесильного министра. Собственно нас Толубко прихватил на эти учения с одной целью, чтобы мы в ходе таких заслушиваний помогли ему убедить министра обороны. Дело в том, что в те годы A.A. Гречко обуяла бредовая идея окопать всю боевую технику и тем самым повысить ее защиту в случае внезапного удара со стороны противника. По его директиве все должно быть зарыто в землю: танки, самолеты, зенитные установки. Этого потребовал он и от В.Ф. Толубко. В ракетных войсках на западе преобладали ракетные комплексы с ракетами средней дальности на жидких топливах Р-12 и Р-14 конструкции М.К. Янгеля. Они имели подвижное оборудование и могли со стационарных позиций выводиться в поле. Старты таких ракет A.A. Гречко приказал обваловать.

Толубко же исходил из того, что если Генштаб в случае опасности не прозевает и своевременно оповестит войска, то ракетчики смогут покинуть стационарные позиции до ракетно-ядерного удара. Обвалование же значительных по площади стартовых позиций потребует громадных затрат людских ресурсов и материальных средств. Миллионы кубометров грунта надо будет переместить в районы позиций. Чтобы это выполнить, надо прекращать всю боевую учебу войск. Исходя из этого, В.Ф. Толубко положился на нас, что в ходе учения мы сможем убедить министра в бессмысленности и даже вредности этой затеи для ракетных войск.

К.В. Герчик вместе с нами приступил к подготовке таких обоснований. В один из дней учения было назначено заслушивание министром нашей армии. Нас разместили в просторном кабинете какого-то высокого чина. Здесь же, напротив нас, загодя уселись заместители министра, начальники главков, видимо, олицетворяли публику, ведь предстояло увидеть опять что-нибуть веселое или драматичное. Там же, среди этой публики находился В.Ф. Толубко. Он-то ожидал не веселья, а серьезного разговора. Посреди комнаты большой письменный стол - может быть, свидетель времен Гинденбурга и Людендорфа - ожидает советского министра. Стены увешаны нашими картами и схемами.

Чувствуем, что К.В. Герчик чересчур разволновался, в таком состоянии он не боец, так оно и вышло. На нашей стороне - напряженная тишина, напротив - смех, громкий разговор. Для нас впереди испытание, пытка, Голгофа, для тех, кто напротив, - очередной спектакль, шоу.

Вдруг и в группе руководства стало тихо, и тут же за открытой дверью раздались шаркающие шаги. Мы поняли, идет A.A. Гречко. Высокий, худой, на полусогнутых ногах в узких генеральских брюках, почти не отрывая ботинок от пола, на нас двигался Гречко в сопровождении двух незнакомых мне генералов. Все встали, но никто не выходил к нему с докладом. На этот счет указаний нам не давали, а по уставу в таких случаях должен докладывать старший из присутствующих. Все они были напротив нас, но там - тишина. К.В. Герчик, как потом он сам сказал, не вытерпел напряжения и произнес: «Управление 50-й ракетной армии». A.A. Гречко остановился посреди комнаты, посмотрел в нашу сторону и тихо произнес: «А я думал здесь какой-то колхоз».

Это было начало нашего провала. Первым был мой доклад как начальника штаба: общая оперативная обстановка, состав и боевая готовность войск армии. Вторым докладывал главный инженер армии генерал-майор Любимов Д.П. Наши доклады у A.A. Гречко эмоций не вызвали. Видно, еще не настало время решающего удара. Для доклада вышел К.В. Герчик. В самом начале его доклада A.A. Гречко тихим, еле слышным голосом произнес: «Какой эллипс поражения у ваших ракет?». Я точно знал, что К.В. Герчик этой цифры не помнил, подсказка по-школярски исключена. Что скажет Герчик? В комнате - мертвая тишина. И, вдруг, голос Герчика: «Одиннадцать километров».

Нам видно, что у министра на столе лежит лист бумаги, наверняка вопросы и ответы. Почему нам об этомчне сообщили, кто же готовил ему эти данные? Герчик ответил неправильно, нОЧречко, как ни в чем ни бывало произнес: «Продолжайте». Но опять его прерывает и задает новый вопрос: «А какой заряд несет ваша ракета и какие размеры площади сплошного поражения?». Это еще покруче, такие вопросы не для командарма. Штаб армии и командарм в планировании боевого применения войск участия не принимали, более того, Главный штаб в полном объеме эту задачу не выполнял. Это была прерогатива Генерального штаба, он назначал цели в зависимости от этих данных. Но министру было все равно, он читал текст и задавал вопросы. Герчик что-то невнятно произнес, но министр его не слушал, он опять приказал продолжать. И в этот момент К.В. Герчик обратился с просьбой, чтобы министр разрешил привести ракеты в пятиминутную готовность до пуска.

A.      A. Гречко, конечно же, этого понять не мог, в его тексте явно этого не было. Но он поставил встречный вопрос: «А где ваши ракеты, все еще на бетоне, вы их окопали, как я приказывал, или чего-то ждете?». Бедный К.В. Герчик вместо того, чтобы сразу же доложить о готовности полков к выходу на полевые позиции, вяло произнес: «Так точно, товарищ министр, все еще не окопали». Это конец, это то, чего так боялся В.Ф. Толубко. Гречко, повернувшись в сторону Толубко: «Так что же вы ждете, Владимир Федорович, сколько вам нужно времени, чтобы окопать этот ваш бетон?». Для Толубко вопрос тоже неожиданный, видимо посчитав лишним всякие другие обоснования, он ответил: «Три года, товарищ министр!». Гречко спокойно и очень тихо: «Хорошо, я жду вашего доклада о выполнении в сентябре этого года». А эти события происходили в июне, оставалось не три года, а три месяца. Идея В.Ф. Толубко с нашей помощью окончательно была похоронена.

Но мне надо вернуться к тому, с чего я начал, о взаимоотношениях В.Ф. Толубко с высшим руководством. Этот эпизод очень наглядно просветил степень близости этих двух военачальников, министра и его заместителя. Надо сказать, что Гречко не только Толубко, но и остальных своих заместителей держал на значительной дистанции от себя. В те годы он был недосягаем и не только для военных, но и для оборонщиков. Мне приходилось слышать об этом неоднократно, в частности от министра общего машиностроения Афанасьева: неделями ему приходилось добиваться приема у A.A. Гречко. Член политбюро всемогущий фаворит и близкий друг Л.И. Брежнева, в армии создал свой культ, нанес немало вреда, особенно в кадровой политике.

Толубко, может быть, побаивался этого сатрапа, но что наверняка, зайти к нему и свободно обосновать свои возражения, он не мог, отсюда и появилась надежда на профессионализм команды Герчика. Но он ошибся и этого не простил. В разъяренном виде, не стесняясь своего мата, он обрушил на нас всю свою злость. В конце он буквально погнал нас домой. Он приказал нам лететь отсюда в любую дивизию, за две недели выполнить весь объем по обваловке стартов и доложить. С этой оплеухой, завершив свой визит в Дружественную ГДР, через три часа мы оказались в родной Белоруссии, в Поставах, где размещалась 32-я ракетная дивизия со старыми ракетами средней дальности.

С этого дня две ракетные армии (в составе каждой 8-9 дивизии) прекратили боевую учебу и занялись земляными работами. Вокруг каждого старта росли громадные земляные валы, которые образно были названы «могильниками Гречко».

Видимо, не лучшим образом складывались взаимоотношения Толубко и с другим министром обороны - Соколовым С.Л. Это было хорошо заметно уже по тому, что ракетные войска как главный вид Вооруженных сил были приравнены ко всем войскам. Теперь дивизии были наводнены контролерами из Генштаба, Главной военной инспекции, которые возглавлялись всегда выходцами из сухопутных войск.

Любил ли стукачество В.Ф. Толубко в чистом его виде, сказать трудно. Думаю, это лучше всего знает самый приближенный к нему генерал-майор Моторин А.Ф. Эта одиозная личность памятна не одному поколению командиров и начальников. Насколько его приспособленческие свойства были живучи, можно судить хотя бы по тому, что он сумел быть самым близким лицом двух совершенно не похожих людей, взаимоотношения Крылова Н.И. и Толубко В.Ф. всем известны. Не могу утверждать, но и трудно не согласиться, что вряд ли А.Ф. Моторин не имел своей сети, через которую собирал нужные сведения. Люди об этом знали, генералы и офицеры центрального аппарата сторонились Моторина, но были и такие, кто, не ведая чести и совести, втирались к нему в доверие, всячески угождали. Конечно, его боялись, но больше ненавидели. Не скрывал этого прямой, честный В.М. Вишенков.

Был ли он стукачом, не знаю, но такие фигуры не могли не быть в поле зрения служб безопасности. В.М. Вишенков тогда в самолете говорил, что когда в аппарат прибыл Ю.А. Яшин, уже тогда имеющий связи с оборонкой, Академией наук и вообще в высших сферах, В.Ф. Толубко предупреждал его, чтобы он особо не доверял А.Ф. Моторину и держался от него подальше.

Жизнь военных всегда была в крепких объятиях спецслужб. Так было и со мной. За границей, в Австрии, мы были под ее неусыпным надзором. Думаю, что я находился в графе тех, которым особо доверять нельзя. Всем было известно, что я сын «врага народа». Недремлющее око особого отдела я ощущал всегда. Потом военная академия, Ракетные войска стратегического назначения, центральный аппарат министерства обороны, и всегда понимал, что я под наблюдением, но надо сказать, что это делалось весьма деликатно. Телефон был под прослушиванием, за мною нюхали штатные и платные, но провокаций или явных выходов на меня не было. Одна незначительная стычка случилась в Смоленске, о чем я писал. Я уже был в номенклатурной обойме, за мной не только следили, но уже и оберегали.

Но близким к себе они менй никогда не считали. Ни я их, ни они моими услугами не пользовались, значит не доверяли. Среди своего окружения вычислить их было несложно. Немало их было в центральном аппарате. Думаю, что наиболее заметным из них был первый порученец В.Ф. Толубко.

Темные, интимные стороны жизни Владимира Федоровича так или иначе связаны с этим человеком. Вишенков прямо говорил, что Толубко дал себя опутать этому подлецу.

В те годы особенно модным было всем «известным и достойным» людям заниматься литературной деятельностью. Такие упражнения стали уделом многих военачальников. Многие из них, видно, под влиянием признания их творческих «талантов», успели написать не только свои воспоминания, но и художественные опусы. Для этого привлекались журналисты, начинающие писатели и офицеры, обладающие писательским талантом.

В.Ф. Толубко тщеславный и самолюбивый, о себе был высокого мнения, и понятно, что отстать от тех, кто пытался таким образом себя увековечить, он не мог. Писательские лавры военных и политических деятелей побуждали, да и сейчас волнуют деятелей всех рангов. Книжные полки, лишенные достойной литературы, были заполнены такими книжками, похожими друг на друга. Всегда было как-то не по себе, когда, вдруг, мемуары написаны действующим политиком или военным деятелем, еще большее возмущение вызывало, когда такие книги навязывали, чуть ли не в принудительном порядке. Магазины военной книги были завалены такой макулатурой, они годами пылились на полках. Я не против мемуаров. Вообще-то это нужный, бывает, что и интересный жанр. Но мне кажется такие книги должны писаться людьми на склоне своих лет вдали отдел, когда все мелкое, личное уже ушло, когда никого не надо опережать, когда человек становится ближе к истине.

В.Ф. Толубко начал писать с возвращением в Москву, в расцвете своих сил и на вершине власти. Вначале это были небольшие брошюры, которые издавались в типографии Главного штаба, но мы знали, что он начал работать над большой, фундаментальной книгой о первом главкоме М.И. Неделине. Книга так и называлась: «Первый главнокомандующий». Конечно не обошлось без писателей, привлекались к этому генералы и офицеры штаба. Так, общими усилиями создавался этот научно-исторический труд, единоличным автором которого выступал В.Ф. Толубко. Но мне бы не хотелось упрекать в этом одного нашего главкома. Этим пользовались многие, находящиеся у власти. Но славы тем, кто их писал, мемуары не прибавляли.

Венцом всеобщей погони за литературными лаврами стали небезызвестные книжки Л.И. Брежнева. Припоминается первая конференция по его книгам, организованная для офицеров центрального аппарата политуправлением ракетных войск. Однажды, еще до этого события в моем кабинете раздался телефонный звонок начальника управления кадров ракетных войск генерала K.M. Воробьева.

-          Григорий Иосифович, нам известно, что на фронте вы служили в 18-й армии, где начальником политотдела был Леонид Ильич Брежнев. Очень бы хотелось, чтобы вы выступили с воспоминаниями на предстоящей конференции.

-          Так я же был всего-навсего солдатом - ответил я ему, - ничего хорошего об этом времени у меня не сохранилось.

-          Вот и хорошо, это тем более будет интересным, - сказал Ворбьев.

Я потом был рад, что мое выступление не состоялось, ограничились воспоминаниями двух генералов из политуправления, которые не были не только в этой армии, но и вообще не воевали. Наверное кто-то сообразил, что на широкую дискуссию такой деликатный вопрос пускать не безопасно, люди стали более открыто говорить о властях, о состоянии дел в стране, в партии.

В.М. Вишенков о Толубко В.Ф. как о человеке был самого плохого мнения. В нашем совместном полете в Канск он рассказывал о том, как небезызвестный порученец доставлял ему женщин, которым после таких встреч в Москве предоставлялись квартиры. Во все времена квартирный вопрос для офицеров был самым болезненным и острым. В полках, дивизиях, в центральном аппарате всегда до половины офицеров были бесквартирными. Хотя этот вопрос как бы оставался в поле зрения командования, но квартирный кризис не прекращался. Уже в те годы вокруг строительства жилья, его распределения сосредотачивался армейский криминал. Посулы, взятки позволяли обходить очередников, улучшать жилищные условия всякого рода жуликам и проходимцам, которых и в армии всегда было предостаточно. Но то, что творилось в центре не поддавалось здравому смыслу. Не был в этом чист и Толубко. А то, о чем рассказывал начальник главного штаба, было отвратительным и грязным.

Бедствовали, ютились по частным или коммунальным квартирам преподаватели и адъюнкты ведущей академии ракетных войск им. Ф. Дзержинского. Это были именно их квартиры, которые поставлялись начальником академии Тонких Ф.П., как и продажные женщины, поставляемые другим подручным для удовольствия их общего начальника В.Ф. Толубко. Прослужив плановые и неплановые сроки в «сладкой» должности, Ф.П. Тонких был уволен в престарелом возрасте только с уходом В.Ф. Толубко. Моторин А. пребывал в каком-то третьем мире. Он считал, что в мире все бесконечно, как и его, непонятная для нормальных офицеров, служба. Как сказал

В.М. Вишенков, ему было все мало, в войсках для В.Ф. Толубко хапал двумя руками, не забывая половину тянуть себе.

Но все приходит и уходит. Так пришел день, когда уходил на отдых В.Ф. Толубко. Пробыв в Ракетных войсках стратегического назначения с небольшим перерывом более 25 лет, уходил как бы по возрасту, с положенным по должности почетом, в «райскую группу». Но уход есть уход, он всегда безрадостен.

В 14.00 часов 17 июля 1985 годалцне по прямому телефону раздался звонок от В.Ф. Толубко. Я приглашен, чтобы уточнить боевой состав войск, как сказал он сам: «Я готовлю новому главкому справочную тетрадь, ведь ему вначале будет нелегко...»

В приемной помощники главкома. Долго и верно они служили старому главнокомандующему. Наступило грустное время его ухода, а для них оставление теплого гнезда, перемещение, а может быть и увольнение в запас. Сегодня им не до дежурных улыбок, натянутые лица, тревожные взгляды, односложные ответы.

Прохожу через две двери и попадаю в знакомую прохладу огромного кабинета. Вдали за массивным письменным столом какой-то необычно маленький, даже жалкий главком. Много раз мне приходилось бывать в этом кабинете. Личные вызовы, участие в совещаниях, в обсуждении всяческих проблем. Каждый раз, верный себе, Владимир Федорович вставал из-за стола, широко улыбаясь, протягивал руку и называл вошедшего по имени, отчеству. Всякое было за многие годы: и хорошо обоснованные предложения, и скоропалительные наскоки, и полуфантастические идеи на эмоциональном заряде. Но всегда в его присутствии царила непринужденная, рабочая обстановка, он поощрял спор на равных по самым принципиальным вопросам.

-          Григорий Иосифович, я решил сам для нового главкома сделать справочную тетрадь, давай кое-что уточним.

Надо отдать должное, Толубко лично вел все свои тетради по учету дивизий, полков, их вооружения, состояния поставок. Видно, он полагал, что и новый главком с такой же скрупулезностью и аккуратностью будет вести свои записи. Так мы с ним уточнили сведения по всем дивизиям, по дежурным силам, по всем плановым годам ввода в боевой состав новых пусковых установок. В это время зазвонил телефон, Толубко схватил трубку, но никто не ответил.

-          Представляешь, что за люди, - сказал он, - проверяют, думают, что я все бросил и не вышел на работу.

Заметны перемены в этом человеке. Уход с такой должности не может быть бесследным. Вся жизнь до последнего дня связана с армией, ракетные войска родились и окрепли на его глазах, все начиналось с нуля. Последние годы были особо трудными, но это не было связано с работой. Все больше прогрессировала страшная болезнь, давали о себе знать и годы, нарушался и постепенно ломался режим, сказывались не всегда ровные взаимоотношения с министром обороны, с промышленностью. Все подсказывает, что надо уходить, а многолетние привычки, внутри все сопротивлялось.

Во второй половине дня в зале заседаний Военного совета собрались заместители главкома, начальники управлений, служб, генералы центрального аппарата. На кафедре Владимир Федорович с дрожью в голосе обращается с прощальной речью. Многие понимают, что не так просто старому, эмоциональному человеку, каким мы привыкли видеть Толубко, сдержаться в такой обстановке. Но он овладел собой и смог сказать, что хотел. Это была речь, которую он готовил сам, без нашей помощи. Рассказав о всех эта пах развития ракетных войск, он дал оценку Главному штабу, политуправлению, главкам. Чувствовалась в его словах искренность, душевность и даже образность. Отдал должное трудолюбию В.М. Вишенкова, неутомимости

В.В. Коробушина, молчаливости, но высокой дельности И.Л. Сергеева. Тепло отозвался о А.А. Дмитриеве, Г.И. Казыдубе, В.Н. Малашенкове, неплохого работника приобрел главный штаб в лице В.М. Михайленко, отметил каждого начальника главка, службы. Голос его креп и как всегда закончил на высокой ноте.

Вести это необычное мероприятие вызвался И.А. Горчаков. Он предоставил слово В.М. Вишенкову. Было интересно, что скажет этот человек, но и теперь он остался верен себе, добросовестно прочитал приветственный адрес от генералов офицеров Главного штаба. Своими словами он ничего добавить не смог, или он их не находил, или он и в этот момент не мог подавить в себе неприязнь к этому человеку. Я помню ту нашу совместную поездку, когда В.М. Вишенков, давал всем заместителям главкома характеристики, о Толубке добавил: «Тебе не приходилось замечать во время своих докладов главкому, когда он, как будто слушая, медленно подводил глаза под лоб? Ведь он опасно болен, это связано с психикой. Я дал команду дежурным генералам на центральном командном пункте быть осторожными при получении указаний отТолубка: если поступит его команда на вскрытие шифров, то не выполнять. Я понимаю, что превышаю свои права, но условия безопасности не терпят, я ведь тоже отвечаю за документы Генштаба».

Вишенкова можно было понять, его взаимоотношения с главкомом всегда были натянутыми. Но те, кто говорил после него, не все были искренними. За годы службы немало встречалось людей, которые могли быстро меняться в зависимости от обстановки. Это свойство человека всегда омерзительно, особенно в офицерской среде. Более всего это было заметно при смене командиров, вообще руководства, тогда, когда зависимость снижается или вообще исчезает. Как говорят, лев ослаб - лапы его не страшны.

Так было и теперь. Сколько раз приходилось быть свидетелем картин открытого подхалимажа, когда захлебываясь, друг перед другом эти же люди в глаза восхваляли В.Ф. Толубко, восхищались его смелыми решениями, были горды тем, что удавалось воздать должное таланту и высоким человеческим качествам этого человека. Наиболее в этом преуспевали П.А. Горчаков, Г.К. Воробьев, В.В. Коробушин, Ю.В. Терентьев, не упускал такого момента Ю.А. Яшин. I

Где же вы, такие преданные и бЬизкие? Сегодня другой случай. В.Ф. Толубко уходит, уходит в тень, ему можнЬчбез страха сказать все, что угодно, сказать если не правду, то ближе к ней, хотя и это неприятно.

Взволнованно и искренне, как всем показалось, прозвучали слова одного лишь Г.Н. Малиновского. По его словам, В.Ф. Толубко был и остается для него отцом. - Все звезды, которые я получил, даны вами, товарищ главнокомандующий! Владимир Федорович, я так вас называю впервые, вы может быть помните свой первый приезд в город Неман Калининградской области в 1959 году, когда ставились первые стратегические ракеты на западе страны. С того момента вся моя жизнь, моя судьба стала связанной с вами, - видимо, из уст этого человека прозвучала правда.

П.А. Горчаков говорил длинно и путанно: - Шел партийный актив в Советской группе войск в Германии (СГВГ). Мне пришлось на этом собрании представлять главпур. Слово предоставили молодому, красивому командующему 1 -й танковой армии Толубко Владимиру Федоровичу. В те годы продолжалась травля Г.К. Жукова; вместе с тем пошел слух, что он может возвратиться в группу войск на должность главкома. Так вот по этому поводу Толубко с трибуны произнес: «Мы не знаем никакого Жукова, у нас есть свой Жуков!». Намек был очень прозрачным, речь шла о главкоме Якубовском. Но Толубко не забыли, вскоре он был назначен на самую большую армию в группе - 8-ю, а вслед за тем первым заместителем главнокомандующего Ракетных войск стратегического назначения. Позже он был удостоен чести командовать Сибирским, а с началом серьезных событий на Дальнем Востоке - Дальневосточным военным округом. Последние 13 лет мы вместе, рука об руку трудимся в главном виде вооруженных сил в Ракетных войсках стратегического назначения...

Всем было видно, с какой ехидностью и иронией все это произносит П.А. Горчаков, но в обычной своей манере, как бы человека преданного и дружественного. Это слушать в такой обстановке было более, чем неудобно. Толубко склонил голову, в ответ ничего не высказал. Видимо, Горчакову казалось, что он нанес последний, самый тяжелый удар тому, с кем последнее время вообще не разговаривал, в ком, как он считал, ошибся. Но не прошло и года, как П.А. Горчаков вслед за Толубко получил «вольную» и пошел на поклон к своему бывшему недругу, уж очень хотелось попасть в «райскую группу».

Слово Ю.А. Яшину, у этого всегда нос по ветру, теперь не надо опускаться до лести, не надо восхвалять того, кто теперь никто, сработала врожденная восточная хитрость. Огласил адрес от Военного совета ракетных войск, почти копию того, что перед этим огласил В.М. Вишенков.

На трибуне вновь главком. Проявляя скромность, сказал, что все, что здесь было произнесено далеко не по заслугам, это что-то в виде аванса. Решил в войсках не показываться не меньше года, чтобы не помешать новому главкому. Но то, что обещал, выполню, мол, за счет своего отпуска, выеду на 4-й ГЦП (государственный центральный полигон в Капустином Яре, под Волгоградом) и приму участие в утилизации ракет. В свое время В-Ф. Толубко уступил оборонной промышленности и все работы по уничтожению снимаемых по договору ракет СС-20 были возложены на войска, чем вызвал неудовольствие министра обороны С.Л. Соколова. В завершение  главком не удержался и, как будто ничего не случилось, начал ставить задачи, одной из которых было, завершение создания в Главном штабе расширенного аппарата разведки, куда должны войти структуры по борьбе с диверсионно-разведывательными группами противника. Это уже было давление в пользу своего фаворита.

Подоплеку этого вопроса знал каждый офицер Главного штаба. Бывший порученец главкома А.Ф. Моторин, назначенный начальником разведки Главного штаба, этот генерал продолжал оставаться глазом и ухом Владимира Федоровича. Не прослужив в войсках ни одного дня, хитрый и честолюбивый, наделенный качествами царедворца, он несколько недооценил факт ухода своего хозяина и прозевал опасность, которая нависла со стороны заместителей главкома. Для них настал тот долгожданный момент, когда они смогут просто вышвырнуть ненавистного холуя. В последний год до ухода В.Ф. Толубко Моторин навязал ему идею сосредоточения в одних руках разведки и охраны. Хитрый «разведчик» бился не о деле, он искал способ поднять генеральскую категорию на своей должности, повысить свой чин. Толубко же воспринял это со свойственной ему непосредственностью и горячо принялся проталкивать эту мысль в Генштабе. Но при первом же приближении сразу же бросалась ущербность этого предложения, которое вело лишь к увеличению аппарата и повышению категории должности начальника разведки. Понятно, что эта идея не нашла поддержки в Генштабе, а сам автор ее вслед за Толубко был уволен из армии.

Но речь идет не о нем, мы провожаем Владимира Федоровича. Это тот, кто в войсках с первого дня их создания, с его именем многое связано. Его хорошо знают полки, дивизии. Тринадцать последних лет он надежно держал в своих руках главный штурвал управления одним из мощных видов Вооруженных сил. По-человечески было жаль, что он уходит, это испытывал не я один. Его слабости, которые мы хорошо знали, были присущи и особенно видны у таких сильных, неординарных личностей каким был Владимир Федорович Толубко.

Через два дня состоялись окончательные проводы В.Ф. Толубко и представление нового главкома. Опять же в зале Военного совета были собраны генералы центрального аппарата. Немного возбужденная обстановка в ожидании приезда министра обороны и двух главкомов.

В зал вошли маленького роста министр С.Л. Соколов, и двое плотно сбитые, одинакового среднего роста улыбающийся В.Ф. Толубко и пока незнакомый, серьезный, несколько хмурый Ю.П. Максимов.

Первым, как и положено, заговорил С.Л. Соколов:

-          Я прибыл к вам с одной^задачей. Ваш главком Толубко Владимир Федорович обратился к нам, в ЦКПСС и политбюро с запиской о том, чтобы его по состоянию здоровья освободили от обязанностей главкома. В своем рапорте он с чувством личного достоинства и долга указал, что его здоровье не позволяет ему работать так, как он работал раньше. Я лично, как военный, понимаю какое надо иметь мужество, чтобы так поступить. Это было оценено генеральным секретарем ЦК КПСС товарищем Горбачевым М.С. Владимир Федорович за время своей службы внес большой вклад в развитие Вооруженных сил, ракетных войск, которые обеспечивают безопасность родины. Под его руководством было решено много сложных задач, в том числе по модернизации вооружений.

Все это было сделано в период его работы главнокомандующим.

Центральный комитет, политбюро и лично М.С. Горбачев выразили ему благодарность и высказали надежду, что он еще много сделает полезного для обороны страны. Решением политбюро ЦК КПСС вместо Владимира Федоровича назначен генерал армии Максимов Юрий Павлович. Я сразу же хочу сказать, что до меня доходили слухи о том, что мы неправильно поступаем, назначая на ракетные войска человека извне. И говорю я это для того, чтобы такие разговоры прекратились. Ракетные войска стратегического назначения - это не только ракеты, это сотни тысяч людей. Наряду со стационарными пусковыми установками у вас появились подвижные, и мы идем на увеличение их количества. Поэтому мы сочли необходимым, чтобы РВСН, как и раньше, продолжал бы возглавлять общевойсковой командир, который имеет большой опыт работы с людьми, обладает хорошими организаторскими качествами.

Достаточно хорошо зная ваш коллектив, а мне со многими приходилось встречаться, когда я был членом ВПК. Я надеюсь, что вы правильно поймете это решение. Коллектив у вас крепкий, сплоченный, вы должны помочь своему новому главнокомандующему в том, чего он не знает. Ваш вид Вооруженных сил непосредственно ответственен перед ЦК КПСС. Нам надо постоянно работать над повышением боевой готовности войск.

Это я вам хотел сказать. Считаю своим долгом сказать о Владимире Федоровиче Толубко, о ваших задачах.

Владимир Федорович, я вас не ограничиваю по времени, сделайте все, что находите нужным, помогите Ю.П. Максимову. Хочу пожелать всем вам успехов.

Наше внимание - на нового главкома. Ю.П. Максимов своим внешним видом напоминает мужичка средней полосы России. Широкое плоское лицо, русые жидкие волосы, светлые, небольшие глаза в глубоких впадинах под нависшими кустистыми бровями. Спокоен, не суетлив, может быть разумен. Говорит тихо, невыразительно, без интонации. В общем, почти прямая противоположность В.Ф. Толубко.

Слушаем первые его слова: - Я участник войны. В годы войны командовал взводом, ротой, батальоном. После войны прошел все командные и штабные должности. На штабных работах был начальником штаба полка, начальником оперативного отделения дивизии, начальником штаба дивизии, заместителем начальника управления Генштаба. Дважды был военным советником е Северной Корее и в Алжире, принимал участие в событиях в Венгрии, Северном Йемене и около шести лет в Афганистане. В 1950 году закончил Военную академию имени Фрунзе, в 1965 - Академию Генштаба.

Это назначение оцениваю как большое доверие и ответственность. Безусловно, свои обязанности я смогу выполнять только с помощью аппарата главнокомандующего. Мне потребуется какое-то время, чтобы изучить, разобраться с вопросами боевой готовности войск, с проблемами перспективы, познакомиться с кадрами. Естественно, что в этот период жизнь должна идти своим чередом, и я бы просил, чтобы установленный режим и распорядок не нарушался. Сразу же скажу, что никаких других изменений не предусматривается, каждый должен выполнять свои обязанности так, чтобы это не сказывалось на состоянии боевой готовности войск. Я, безусловно, буду опираться как в целом на главкомат, так и на каждого генерала, офицера в отдельности. Не будем опасаться за свой авторитет, я знаю мало и прошу докладывать мне честно, не стесняясь, все, как есть.

У любого властелина, большого или малого масштаба, всегда есть приближенные, были такие, кто находился если не в опале, то в тени. Так всегда было в центральном аппарате, как любил говорить Толубко, или глав- комате, как его по общевойсковому обозвал Максимов. Высокие должностные лица, такие как В.М. Вишенков, П.А. Горчаков и другие, не были среди тех и других, они просто были не в милости старого главкома, особенно в последние годы. Поэтому они не скрывали своего торжества в связи с уходом В.Ф. Толубко. Но это длилось недолго.

Вскоре П.А. Горчакову пришла замена с тех же мест, откуда к нам свалился Максимов. В.М. Вишенкову пришлось пережить кризис до полного отторжения его от любимого дела и далеко не почетного ухода. После первых же встреч с Ю.П. Максимовым эйфория работы с новым главкомом сменилась «скисанием». Как и раньше, при докладах слабое владение вопросом сопровождалось неуверенным тоном, суетливостью, сумбурностью и, как правило, в конце его ожидал провал. Он все более убеждался, что с новым главкомом работать еще труднее. Все чаще в присутствии подчиненных от него можно было слышать: «Хватит, надо уходить, работайте сами...»

Ю.П. Максимов, как и В.Ф. Толубко все больше стал по вопросам штаба обращаться к И.Д. Сергееву. Естественно, что В.М. Вишенкова это еще больше раздражало, количество его ошибок возрастало. Так на наших глазах таял и затухал этот старый штабной волк. Уход Вишенкова был предрешен.  (

Но я все же продолжу разговор о той памятной для меня совместной с ним поездке в Канск, когда Владимир Михайлович с непривычной откровенностью и словоохотливостью давал характеристики близкому окружению Толубко.

Заместитель главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения генерал-полковник Мелехин Алексей Дмитриевич был прост и доступен. На прием к нему легко было попасть любому офицеру центрального аппарата. Когда же приходил офицер оперативного управления, он без всякой очереди приказывал пропустить к нему. На первый взгляд казалось, что Мелехин был очень рад его приходу. Скучающий до этого, он оживленно расспрашивал о планах, идеях, рождаемых в недрах Главного штаба. Старался втянуть посетителя в полемику, каждый раз подчеркивая, что тот или иной вопрос у него прорабатывался и сейчас уже есть по нему определенное мнение и довольно интересные задумки. Редко случалось, чтобы офицер Главного штаба не получал его визы на проекте любого документа.

Однако, надо сказать, что А.Д. Мелехин обладал одним из наиболее важных для любого военачальника качеством: он умел подбирать себе в помощники талантливых, знающих военное дело людей, умелых учителей и воспитателей.

Коллектив управления боевой подготовки комплектовался, как правило, офицерами из войск, из числа наиболее опытных и грамотных командиров полков, командиров и начальников штабов ракетных дивизий. Офицеры управления наиболее плотно сотрудничали с оперативным управлением главного штаба РВСН, активно участвовали в разработке способов боевого применения войск, боевого управления, боевого дежурства, главным образом, в звене ракетный дивизион - полк. Заслугой офицеров и генералов управления был стабильно высокий уровень подготовки командного звена частей и подразделений.

На многочисленных учебных сборах, показательных занятиях, войсковых учениях при активном участии генералов Маркитана Р.В., Архипова A.A., Ре- гентова Ю.П., полковников Чижова В.H., Щербакова A.B., Татаринова А.Н., Гусева В.З., Барышева В.И., Кривошеева Э.П. и других разрабатывались программы обучения, положения по организации боевой подготовки, нормативы и критерии оценки подготовки войск.

Войска ежегодно получали грамотно разработанные управлением боевой подготовки организационно-методические указания, которыми детально определялось количество тактико-специальных учений, комплексных занятий, учебно-боевых пусков ракет.

С принятием на вооружение ракетными войсками ракетных комплексов с самоходными пусковыми установками, способными проводить пуски ракет не только со стационарных сооружений, но и с маршрутов патрулирования и полевых боевых позиций, остро встала проблема освоения этого оружия, умения действовать в полевых условиях.

В составе управления появились офицеры, имеющие опыт командования полками, дивизионами с подвижными ракетными комплексами. Одним из них был полковник Дмитриенко В.Д., успешно командовавший до этого ракетным полком СПУ. По его инициативе и при личном участии в управлении боевой подготовки был создан специальный отдел из опытных, хорошо подготовленных офицеров, знающих новое оружие и способы его применения. В войска стали поступать квалифицированные указания по организации боевой учебы в полках и дивизионах, вооружаемых новыми ракетными комплексами «Пионер» (СС-20), а позже «Тополь» (СС-25).

Генерал Мелехин А.Д. высоко оценивал труд и способности подчиненных офицеров и без ошибки можно сказать, что в отличие от других заместителей ГК РВ, в том числе и В.М. Вишенкова, он проявлял о них заботу, растил и способствовал продвижению по службе.

Неоднократно мне приходилось с ним работать в войсках и всегда его присутствие мало ощущалось, он, как никто другой, умел играть второстепенную роль, избегая брать на себя лишнюю ответственность. Казалось, что его удовлетворял меленький, уютный мирок управления боевой подготовки, где ему было все привычно, послушно, мирно, где не вспыхивали споры, отсутствовали противоречия, где не было места страстям. Это видел и понимал В.М. Вишенков. Но, по его словам, это только так казалось

А.Д. Мелехин был не так прост и однотонен, как это казалось. И Вишенков это тонко подмечал.

А.Д. Мелехин не был соперником Вишенкову по складу своего характера, какой-то русской сонливости, податливости, он всегда оставался за кадром, в тени. Хотя опасности для себя В.М. Вишенков со стороны А.Д. Меле- хина не видел, но и своим союзником он его не представлял, ибо тот был многолик и непредсказуем.

В те годы в фаворитах могли быть не только «счастливые» личности, но и целые коллективы, а в армии это - полки, дивизии. Долгое время сладкое первенство безраздельно принадлежало западным соединениям, вооруженным первыми стратегическими ракетами Р-12. Шло время, менялись люди. Отгремела старая слава, не смену шли новые «маяки». Первой дивизии, которая начала перевооружение на подвижные пусковые установки была 33-я ракетная дивизия, размещенная в Белоруссии. Сменились командиры, вместо рассудительного, но чуть-чуть зазнавшегося Е.С. Бороду- нова, пришел «многообещающий» чванливый, с налетом наглости и высокого самомнения полковник И.И. Моложаев. Но ко всему этому, он еще превращается в родственника главкома, чей племянник женится на дочери молодого комдива.

Вот теперь и карты в руки, кто еще может быть более достойным «маяком». На базе этой дивизии опробываются новые идеи, проводятся показательные занятия, сборы руководящего состава войск. И слава дивизии не заставила себя ждать. Рос по службе племянник главкома, купался в славе и матерел его тесть. Подхалимы всех мастей, многочисленные блюдолизы готовы на руках нести на пьедестал славы этих двух «достойных» людей. Немало масла подливал и сам главком. Часто, спекулируя на своей демократичности, он беззастенчиво восхвалял тех, кто сомнительными способами втирались ему в доверие. У неразборчивого, а иногда доверчивого Владимира Федоровича среди таких проскальзывали родственники и приближенные.

Как-то главком зашел в небольшой зал столовой, где обедали генералы Главного штаба и наигранно громко стал представлять незнакомого подполковника, награждая его красочными эпитетами. Это был В.Ф. Толубко, племянник главкома, зять И.И. Моложаева, будущий командир дивизии. Толубко не был исключением из того, что процветало, родня не подведет, на родню легче опереться.

Слава первой дивизии росла пропорционально росту связей и количеству протекций нового родственника.

Однажды в той же столовой, куда В.Ф. Толубко любил приходить, когда там обедало наибольшее число генералов и где в такие минуты он любил информировать о важных решениях в руководстве страны и армии, он высказывал свое искреннее возмущение. И вот по какому поводу. По итогам года ракетные войска, как и другие виды Вооруженных сил, представили кандидатов для награждения правительственными наградами. И вот документы, подписанные Толубко В.Ф. на присвоение И.И. Моложаеву звания «Героя Социалистического Труда» вернули назад. По существующим канонам такой кандидат до этого «важного» события должен быть награжден орденом «Ленина». Наш кандидат таким орденом обзавестись еще не успел. Что оставалось делать присутствующим, кроме как понурив головы выслушивать эти прозрачные претензии. Все, в том числе и В.Ф. Толубко, понимали цену и достоинства претендента на высокое звание, но Толубко хотел убедить в обратном.

Вместе с тем дела в дивизии находились не в лучшем состоянии. Росло количество происшествий, снижалась выучка боевых расчетов пуска, хуже стала маршевая подготовка. Три года дивизия, числясь в самых передовых, не проверялась комиссиями главкома и Генштаба. Ежегодно при подведении итогов главком отмечал эту дивизию как лучшую, а ее командир И.И. Моложаев награждался военным советом или правительством. В Главном штабе осознавали щепетильность такого положения, но все было подвластно главкому, никто без его решения не мог подвергнуть проверке это соединение.

Понимая, что дальше так продолжаться не может, потому что дивизия в ракетных войсках стала «притчей во языцех», В.Ф. Толубко утверждает план учения и к нему - план проверки этой дивизии. Возглавить эту проверку главком поручил мне. Дивизия проверялась в составе армии, в Виннице при командарме старшим был назначен А.Д. Мелехин.

Вот мы и вернулись к начатому разговору об этом генерале.

Учение с дивизией было начато в ходе проверки. По команде главкома с центрального командного пункта в войска были переданы сигналы «ДП-64», что означало начало учения, и вслед за этим - учебно-боевые приказы по автоматизированным средствам боевого управления. Дивизия поднята по тревоге.

Так всегда начинаются бессонные ночи и беспокойные дни учений в ракетных войсках. Рев тяжелых ракетоносцев, привычный, въевшийся запах соляра теперь будут преследовать на дорогах, в населенных пунктах, в хвойных лесах гомельщины.

Летят и летят новые приказы, гудят сирены, гудки телефонов, радиостанций. Командиры на боевых постах, как эстрадные певцы, не выпускают из рук микрофонов. Может быть, так для ракетчиков будет выглядеть страшное начало ядерной войны, для которой все это создано и поддерживается в высокой степени боевой готовности.

Дивизия по всем основным параметрам боевой готовности провалилась, большая часть нормативов не была выполнена, ракетный полк, размещающийся в Петрикове своевременно не вышел на переправу через реку Припять. Случай довольно печальный, но результаты говорят сами за себя. Проверяющие во главе с генерал-майором Казыдубом Г.И. оказались в сложном положении. Мы отдавали себе отчет в том, что нам предстоит объявить дивизию небоеготовой и, что это, в свою очередь, вело к соответствующим организационным выводам. Доклад о небоеготовой ракетной дивизии - это больше, чем чрезвычайное происшествие, должен быть направлен Министру обороны. Под угрозой оказался не только Моложаев, но военный совет ракетных войск, решением которого еще накануне эта дивизия была представлена министру как одна из лучших.

Мелехин А.Д., находящийся в это время в штабе армии, в Виннице, почувствовав для себя опасность, срочно вылетел к нам. Я ожидал тяжелого разговора, понимая, что Мелехин А.Д. будет настаивать на пересмотре результатов проверки и изменения наших выводов.

Однако то, что мне пришлось услышать, поразило: генерал-полковник Мелехин А.Д. униженно, полуплаксиво стал упрашивать меня оценить дивизию не ниже «хорошо». Мог ли я пойти на эти уговоры? Ведь оценивался большой коллектив, далеко не один И.И. Моложаев, да и оценивал не я один: вместе со мной работала многочисленная группа высококвалифицированных офицеров и генералов. Согласившись с этой просьбой, я бы поступился не только своей совестью, но сознательно пошел бы на нарушение требований инспектирования, что попахивало воинским преступлением.

А.Д. Мелехин свои доводы строил ^а том, что нам, ракетным войскам, нечего будет докладывать министру обороны по итогам учебного года. Какую теперь дивизию можно считать передовой, если не эту, чем мы можем мотивировать такой резкий спад боевой готовности дивизии, которая вооружена первоклассными ракетами последнего поколения?

Все это так. Но истина дороже, обратное - очковтирательство.

Чувствую, как трудно и как не хочется А.Д. Мелехину выходить к главкому с такими результатами. Вся боевая служба этого генерала определялась попечительством В.Ф. Толубко. В ракетные войска он был направлен тоже из группы войск, находящихся в Германии, с должности командира танковой дивизии. Все эти годы Толубко помогал ему расти в должностях и званиях и, наконец, возвел его на пост своего заместителя.

В.М. Вишенков оценивал его по-своему. Он видел за его внешней простотой и кажущейся демократичностью гиперамбициозность и самовлюбленность, свойственные честолюбивым натурам. «Если бы я не сделал той оплошности, что дал согласие перевестись в ракетные войска, то в своих сухопутных - я сегодня, как минимум, был бы главнокомандующим». Такие слова произнес этот, на первый взгляд, скромный генерал в кабинете начальника штаба ракетных войск. И в подтверждение этому один небольшой эпизод.

В начале 70-х годов А. Д. Мелехин занимал должность командующего 43-й ракетной армией в Виннице. В то время по приказу министра обороны

А.А. Гречко развернулись работы по окапыванию стартовых позиций жидкостных ракет среднего радиуса действия с наземным оборудованием. Вначале такие работы были проведены в 32-й ракетной дивизии Смоленской армии, в Поставах. В.Ф. Толубко, чтобы ускорить эти работы, принял решение показать их организацию всем командирам дивизий, вооруженных такими ракетами. Прибывший в Поставы Мелехин с подчиненными командирами дивизий еще до того, как ознакомиться с существом дела, заявил, что у него в армии эти работы уже выполнены и по качеству значительно лучше того, что здесь хотят показать. Это было явной ложью, рожденной разгоряченной головой честолюбивого генерала. Видимо, А.Д. Мелехин не комфортно себя чувствовал, попав в ученики такого же командарма, более того, с которым у него были не лучшие взаимоотношения.

Также как и В.М. Вишенков, А.Д. Мелехин через некоторое время после прихода Максимова Ю.П. был уволен из армии. Не знаю его настроения и мыслей в то время, но, бесспорно, он был не удовлетворен таким быстрым исходом.

Из числа десяти заместителей Главнокомандующего РВСН два руководили подготовкой офицерских кадров и, в целом, боевой подготовкой войск. Заместитель Главнокомандующего РВСН по ВУЗам имел в подчинении две академии и шесть высших военных училищ. Он отвечал за организацию профессиональной подготовки профессорско-преподавательского состава в высших учебных заведениях, учебно-методической работы, подготовку слушателей и курсантов в них, проще говоря - ковал офицерские кадры. Долгое время на этой должности находился генерал-полковник Неделин Вадим Серафимович, замечательный человек и верный товарищ.

Заместитель Главнокомандующего РВСН по боевой подготовке имел более широкий круг обязанностей. Он, в целом, отвечал за подготовку войск, а именно - за организацию общевойсковой подготовки офицерского состава, сержантов и солдат, боевой учебы в тактическом звене и подготовку младших военных специалистов.

В Вооруженных Силах уже давно существовала система подготовки младших командиров, основу которой составляли полковые школы. Но еще до создания Ракетных войск в период формирования и становления первых ракетных бригад особого назначения резерва Верховного Главнокомандования, а это по сути весь период до 1959 года, появилась острая необходимость в более тщательной подготовке младших военных специалистов из числа военнослужащих по призыву. Это обуславливалось тем, что на вооружение формируемых бригад поступала все более совершенная ракетная техника, новые подвижные средства и различного рода вспомогательные агрегаты. И вся эта техника должна была эксплуатироваться и обслуживаться только высоко подготовленными младшими специалистами.

Для этого требовалось создание принципиально новых специальных учебных частей с хорошей учебно-материальной базой, вооружением и техникой, аналогичным тем, которые поступали в войска. Так в составе РВСН появились специализированные учебные центры и военные школы младших специалистов центрального подчинения по переподготовке офицеров, подготовке сержантов и солдат-специалистов. Такие учебные центры были созданы в 1960 году: в городе Острове Псковской области - 47 учебный центр, городе Котовске Одесской области - 80-й, ст. Борзя Читинской области - 98-й (позднее - пгт Мышанка), городе Павлограде Днепропетровской области - 82-й. Спустя год в городах Переславль-Залесский и Котовске формируются 90 учебный центр и 39-я вшмс соответственно.

Здесь в сжатые сроки готовили специалистов электротехнического, подъемно-транспортного и заправочного оборудования, связистов, водителей многоосных шасси и инженерных машин. Кроме того, для более углубленного изучения ряда специальностей осуществлялась их подготовка на предприятиях народного хозяйства. Главным образом, на предприятиях военно-промышленного комплекса.

Однако время показало, что часть учебных центров целесообразно было подчинить командующим армиями и их органам боевой подготовки. Это мера позволила организовать подготовку необходимых младших военных специалистов для нужд соединений воинских частей, непосредственно заинтересованных в повышении качествах обучения. Так 47 и 98 учебные центры вошли в состав 50-й Ракетной армии, 80 учебный центр - в состав 43-й Ракетной армии. Аппарат командующих армиями осуществлял динамичный контроль за учебным процессом, состоянием правопорядка и воинской дисциплины. Значительно обновился командно-преподавательский состав. Из войск в учебные центры были направлены лучшие методисты и умелые воспитатели. Учебные центры по праву стали кузницей младших специалистов для соединений и воинских частей, необходимость в которых, особенно в первые годы создания РВСН, все более возрастала.

В конце 70-х годов в связи с принятием на вооружение новых серийных ракетных комплексов и резким увеличением числа ракетных соединений и воинских частей, требования к уровню обученности младших специалистов значительно возросли, соответственно и усложнились задачи по их подготовке в учебных центрах. И в аппарате Боевой подготовки РВСН был создан специальный отдел, непосредственно организующий это сложное и ответственное дело. Заместитель Главнокомандующего РВСН по боевой подготовке генерал-полковник Алексей Дмитриевич Мелехин, талантливейший организатор боевой подготовки Ракетных войск, верный своим принципам, подбирал в отдел офицеров из войск - высоко подготовленных профессионалов. Отдел учебных центров и военных школ младших специалистов возглавил полковник Цыганков И.Н., а позже, сменивший его, полковник Себекин В.И. Оба высокие профессионалы свого дела и умелые организаторы учебно-воспитательного процесса в учебных частях, они много труда вложили в разработку новых курсов, положений и программ для подготовки младших командиров и солдат-специалистов, что незамедлительно сказалось на повышении их уровня обученности и существенно повлияло на улучшение состояния дисциплины и внутреннего порядка в учебных центрах.

Большую заботу об учебных центрах проявил заместитель Главнокомандующего РВСН по боевой подготовке генерал-полковник Владимир Александрович Муравьев. Высоко эрудированный генерал и замечательный организатор, он продолжил дело генерал-полковника Мелехина А.Д. На его плечи легла большая и сложная задача по передислокации учебных батальонов 80, 82 и 98 учебных центров, 39 вшмс с территории Украины и Белоруссии на фонды 4 Государственного центрального полигона МО РФ и 1 Государственного испытательного космодрома МО РФ. Под его руководством были положительно решены вопросы размещения личного состава, создания необходимой учебной материальной базы, разработки учебных и методических пособий.

Бессонов С.А., полковник

Итоги подготовки младших специалистов за последние годы показали, что в учебных частях РВСН создана мощная и современная учебная материально-техническая база, которая позволяет готовить для войск высоко квалифицированных младших командиров и солдат-специалистов. Много труда в это дело вложили начальники отдела полковники Леонов H.H. и Бессонов

С.А. Необходимо отметить организаторские способности Леонова H.H., внесшего большой личный вклад в решение задачи по переходу на региональную систему подготовки младших специалистов и создания первых межвидовых региональных учебных центров в РВСН.

В декабре 1999 года Постановлением Правительства РФ № 1362 был введен в действие «Перечень профессий начального профессионального образования», в котором были жестко определены сроки обучения и квалификационные требования к специалистам этого уровня образования. Действие этого постановления распространялось и на выпускников учебных центров РВСН. Возникла острая необходимость пересмотра всей системы военного начального профессионального образования в РВСН. Здесь проявились организаторские способности и талант полковника Бессонова С.А., профессионала высокой пробы. Он был инициатором и автором внедрения в РВСН системы лицензионного обучения младших специалистов в рамках единых требований Государственных образовательных стандартов начального профессионального образования Министерства образования РФ. Так впервые в истории Вооруженных Сил Российской Федерации всем учебным центрам РВСН был придан статус «Государственных образовательных учреждений начального профессионального образования» и выданы лицензии Министерства образования РФ на ведение подготовки специалистов, отвечающих требованиям Государственных образовательных стандартов, что дало право выдавать выпускникам учебных центров РВСН дипломы государственного образца.

Уверен, что глубоких причин для той неприязни, которую испытывали друг к другу два честных, трудолюбивых генерала - В.М. Вишенков и И.Д. Сергеев не существовало. Решающую роль в этом сыграли не особенности каждого из них, а та интрижная обстановка, которая была создана вокруг них главкомом.

В.М. Вишенков о И. Д. Сергееве был невысокого мнения и говорил об этом с явно выраженной недоброжелательностью. Нет сомнения, что начало этому было положено в те годы, когда В.Ф. Толубко всевозможными приемами хитрого управленца постоянно выставлял прямодушного, тугодумного начальника Главного штаба как человека случайного в центральном аппарате. Надо было удивляться долготерпению и стойкости этого человека, который не согнулся, но и не восстал против чинившихся козней. Всем памятна штабная тренировка под руководством Толубко, которая была превращена в открытую травлю В.М. Вишенкова. В роли «борзой охотничьей собаки» выступил только что назначенный на должность первого заместителя главкома молодой генерал Ю.А. Яшин, роль «зайца» была предназначена для В.М. Вишенкова. Толубко прекрасно знал «мертвую хватку» коварного, хитрого и жестокого своего заместителя, удачно выбрал момент, чтобы спустить его на старого, но неугодного ему начальника Главного штаба. Глубоко под землей, на центральном командном пункте, был разыгран бесчеловечный спектакль, режиссером которого был В.Ф. Толубко. В зал, где по традиции происходили заслушивания участников учений, тренировок, были приглашены генералы и офицеры, представляющие управления и службы. Первые доклады об обстановке на театрах военных действий, непосредственно в войсках были прослушаны вяло, с небольшим интересом, так как оглашались второстепенными лицами. С последним докладом вышел Вишенков. В кресле мнимого главкома - Яшин. Толубко специально затерялся в задних рядах среди генералов и офицеров. Яшин, хорошо и быстро ориентирующийся в обстановке, прекрасно знающий оружие и способы его боевого применения, понимал, что от него хотят: он коршуном вцепился в жалкого, беззащитного Вишенкова. Всем сидящим, кроме, конечно, автора такой игры, да может быть небольшой приближенной к нему кучки подхалимов, стыдно было быть свидетелями этой сцены. Толубко не скрывал своего удовольствия.

В.М. Вишенков оставался в одиночестве. По-моему это участь тех, кого притесняют и кто сам угнетает. В нем победила психология раба. В ту пору, когда в его заместителях находился волевой, самостоятельный В.В. Ляшик, Вишенков имел твердую опору и надежный заслон от нападок. Но тяжелая, прогрессирующая болезнь не позволила этому талантливому человеку оставаться на должности с большой нагрузкой, он вынужден был уйти.

Не знаю, из какого количества кандидатов был избран И.Д. Сергеев, но думаю, что выбор был сделан правильный. Сергеев пришел на должность начальника оперативного управления Главного штаба вместе В.В. Ляшика. В.Ф. Толубко, видимо, планировал недолго держать И.Д. Сергеева в штабе, он его готовил для войск. Однажды в моем присутствии Толубко втолковывал В.М. Вишенкову, почему кандидатура И.Д. Сергеева предпочтительнее. Тогда я понял, что В.Ф. Толубко рассчитывал Сергеева в аппарате подержать не более двух лет, после чего назначить командующим одной из армий. В.М. Вишенков, продолжая упорствовать по неизвестной для меня причине, возражал по-своему: «Товарищ главнокомандующий! Да он ведь только через три года поймет, в какую дверь надо стучаться». Конечно, Вишенкову временщик не нужен на такой ответственной должности. Но назначение было предрешено, и вскоре Сергеев занял стол начопера.

Впервые моя встреча, а по словам Вишенкова для него она тоже была первой, состоялась зимой 1978 года в Белокоровичах, где комиссией главкома проверялась ракетная дивизия.

Чуть ниже среднего роста, с широкими плечами, сутулый, Сергеев действительно был немногословен. На обратном пути в Москву, уже в самолете, В.М. Вишенков с какой-то недоброжелательностью выразил свое удивление тем, что И.Д. Сергеев за все время проверки так ничего и не высказал в защиту дивизии, проявил полное безразличие, в то время как был привлечен к проверке, чтобы как-то помочь командованию дивизии.

Видимо, это первое впечатление Вишенкова было ошибочным. Правда в том, что И.Д. Сергеев действительно лаконичен, не любит много говорить. Но это лишь подчеркивает его деловитость и умение дорожить главным в работе - временем. Более того, несмотря на его кажущуюся замкнутость, он прекрасный рассказчик, наделен искрящимся юмором, способностью подмечать у людей находчивость, здоровую смекалку, присущую простым и непосредственным натурам.

В свое время, на заре создания войск, Сергеев М.Д., молодой морской офицер, оказался в числе первых ракетчиков. Из того романтического времени он вынес много смешных и грустных историй, которые умело мог рассказать.

Вот одна из них.

Однажды часть, в которой служил Сергеев, была подвергнута проверке комиссией из центра. Возглавлял ее генерал из управления боевой подготовки Я.С. Гарбуз. В одном из классов учебного корпуса проверялись командиры стартовых батарей, в то время это были люди, прошедшие хорошую армейскую закалку, но, по понятным причинам, недостаточно знающие новое оружие. Однако в смекалке и находчивости им не отказать. Проверяющий полковник обращается к одному из сидящих и просит рассказать о работе пневмогидравлической системы ракеты с момента срабатывания контактов подъема.

-          Я начну, товарищ полковник, с самого начала. По тревоге с командного пункта я поднимаю батарею, - начал свой доклад комбат.

-          Простите, товарищ майор, я прошу по существу, - прервал его проверяющий.

-          Хорошо, буду по существу. Подаю команду «Тревога!»...

-          Да нет, вы меня не поняли, я прошу доложить о работе системы...

В это время в класс входит генерал - председатель комиссии. Выслушав рапорт, он поинтересовался:

-          Ну, как идет проверка, как подготовлены командиры?

-          Хорошо, товарищ генерал, знания неплохие! - ответил полковник.

И тут экзаменуемый майор смекнул и, обращаясь непосредственно к генералу, заорал во все горло:

-          Товарищ генерал, разрешите идти?

-          Да, идите, - произнес, не разобравшись, генерал. Майор четко повернулся через левое плечо и был таков. Сергеев сопровождал свой рассказ мимикой всех участвующих лиц, с серьезным, как бы озабоченным лицом. Это вызывало смех.

С первых же дней взаимоотношения Вишенкова и Сергеева стали натянутыми, недоброжелательными. В.М. Вишенков грубил, сыпал оскорбления, прерывал всякие попытки возражений. И.Д. Сергеев безропотно и терпеливо выслушивал незаслуженные обвинения в свой адрес. Естественно в новой обстановке ему было нелегко, и это еще более усиливалось недоброжелательностью непосредственного начальника. Но, к своему удовлетворению, он нашел хорошую поддержку со стороны слаженного, работоспособного коллектива управления. Опытные, высококвалифицированные генералы и офицеры работали самостоятельно. Генералы A.A. Дмитриев,

В.Н. Малашенков и другие высокоэрудированные штабные работники подставили плечо молодому начальнику.

Для Сергеева это было лишь начало, главные испытания оказались впереди. В.Ф. Толубко искусственно создавал разногласия в среде заместителей, между главками и службами. Он не гнушался наушничества, кто этим страдал, сами становилась жертвами ловкого и коварного интригана. Не избежали хитро расставленных сетей и эти два честных, трудолюбивых генерала. Постепенно шаг за шагом В.Ф Толубко подогревал в Вишенкове ненависть к своему заместителю и ближайшему помощнику. Мне приходилось бывать невольным свидетелем того, как В.Ф. Толубко, слушая доклад начальника Главного штаба, незаметно включал коммутатор громкоговорящей связи с кабинетом И.Д. Сергеева и тут же склонял ничего не подозревающего В.М. Вишенкова к негативным высказываниям о Сергееве. Нет сомнения, что подобным образом он поступал и с Сергеевым. Толубко при этом испытывал своего рода наслаждение.

Не могу сказать, что и Ю.П. Максимов использовал такие же коварные методы для поддержания вражды между своими помощниками, но та глубокая пропасть, которая пролегла между Вишенковым и Сергеевым при нем не была устранена. Более того, Максимов, может быть без умысла, подогревал существующую рознь. Было очевидным, что Ю.П. Максимов с первых дней своей работы в главкомате ракетных войск, не воспринял Вишенкова В.М., терпел его как второе лицо в войсках лишь потому, что понимал - кадровые перестановки в таком масштабе ему рано производить. Однако в работе он все больше опирался на И.Д. Сергеева, практически переложив на него все обязанности начальника Главного штаба. Сергеев добросовестно и исправно нес чужую ношу, хорошо понимая свое двоякое положение. В силу своей безконфликтности, порядочности он верно служил делу, безропотно делал работу. В.М. Вишенков же постепенно угасал как начальник Главного штаба, пребывал в одиночестве, стараясь не отстать от происходящих событий.

В силу бюрократичности и рутинности кадровой политики Сергеев не был назначен начальником Главного штаба после ухода Вишенкова. Видимо, в ту пору еще не до конца выветрился дух А.А. Гречко: генерал, не прошедший армейского звена, не имеющий за плечами опыта командования ракетной армией, не мог быть назначен на такой пост. Главный штаб возглавил

С.Г. Кочемасов, несколько флегматичный, инертный, но прошедший ступень командующего армией и, более того, схвативший первые бюрократические уроки в аппарате Генерального штаба.

Но к чести Ю.П. Максимова, он Сергеева не забыл и, вскоре назначил его заместителем главнокомандующего ракетными войсками по боевой подготовке вместо А.Д. Мелехина, просидевшего на этом комфортном месте более 15 лет.

Хочется еще сказать о связке двух военных трудяг - Вишенкове В.М. и Сергееве И.Д., которые, к сожалению, так и не поняли друг друга. Сергеев не мог простить бесчисленных обид со стороны Вишенкова, а Вишенков, в свою очередь, продолжал верить, что Сергеев сознательно его выживает, дискредитирует, бесчестно карабкается вверх, опираясь на его все более слабеющие плечи. Трудно было развеять длительные напластования многих недоразумений, тем более, когда за ними стояло кресло главкома. Немалую роль в этом сыграла вишенковская бескомпромиссность и мальчишеская горделивость.

Они не простили друг другу, ибо каждый считал себя правым. Обстоятельства оказались сильнее их, они же проявили слабость, не сделав решительных шагов навстречу друг другу. Это, конечно, взгляд со стороны и, боюсь, что довольно упрощенный, подход к описанной ситуации.

...Мы летим на восток. Авиалайнер Ил-18 тихоходен и бесшумен. В полете до Канска есть время и для отдыха, и для беседы. В.М. Вишенкову захотелось высказать все наболевшее. Не так уж много людей, которым, он считает, можно довериться, с которыми можно поделиться самым сокровенным мыслями, которые не дают покоя. И сейчас еще не могу понять, почему он меня отнес к тем людям, которым можно верить.

В ходе разговора мне казалось, что круг его обид, сомнений и накопившейся неудовлетворенности охватывает в основном ту сферу, в которой присутствует аура вождя, в данном случае - главкома. В этой сфере, с находящимся в ее центре ненавистным для моего собеседника главкомом, вращались его заместители, включая начальника политуправления П.А. Горчакова. Именно здесь рождались и созревали козни, направленные друг против друга, здесь не утихала скрытая от глаз грызня. Невероятно трудно ощущал себя в этой обстановке прямолинейный, со своим мужицким характером Вишенков В.М. Воспринимая многое непосредственно, с открытыми глазами, он постоянно натыкался на невидимые сети, не мог понять, где их начало, в чем их смысл. Вначале он не хотел думать, что концы таких сетей держал один паук, в роли которого выступал В.Ф. Толубко, а потом перехвативший инициативу еще более коварный и хищный его заместитель Ю.А. Яшин. Всякий, кто встречался с этим человеком впервые, глубоко ошибался в нем. Неизменная, как бы приклеенная улыбка на его лице внушала не доверие, а тревогу, глаза его были колючими и цепкими. Горе тому, кто этого не смог понять, его неизменно настигал неожиданный удар сбоку и даже в спину. Таким был этот человек. В.М. Вишенков все это знал, безотчетно вступал с ним в схватку, но никогда не выходил победителем, каждый раз попадая в скрытую, заранее подготовленную ловушку.

Я думал, что довольно хорошо знаю В.М. Вишенкова. Но в этом полете он раскрылся для меня с совершенно другой стороны. Я увидел в нем тонкого психолога, знатока характеров и даже самых сокровенных сторон окружающих его людей. Кратко, но предельно точно он создавал портреты людей, представлявших для него интерес. Не преминул он несколькими жирными мазками дать характеристики своим ближайшим помощникам, уделив особое внимание начоперу.

Три начальника оперативного управления прошли под его началом. Всего же с момента создания ракетных войск до самого его ухода в отставку на этой должности пребывало четыре генерала. Самого первого, Попова А.Я., он не застал. На его смену пришел тот, которого Вишенков знал много лет по совместной работе во Владимире. В.М. Вишенков был командующим армией, а Владимир Владимирович Ляшик возглавлял штаб армии. О нем Вишенков говорил эмоционально, красиво, расхваливал, не скупясь в оценке. Я полностью разделял его точку зрения. Действительно В.В. Ляшик был незаурядным, в высшей степени эрудированным генералом, это человек с большой буквы. Говорят, что у человека талант проявляется в чем-то одном. Талант В.В. Ляшика был многогранным. Как специалист военного дела он обладал широким знанием теории оперативного искусства и способами боевого применения ракетных войск. Высоки были его организаторские способности, он был мастером преодоления бюрократических рогаток в военном ведомстве и оборонных отраслях промышленности.

С его приходом на этот важнейший пост, Главный штаб ракетных войск постепенно занял лидирующее положение как в строительстве войск, так и в руководстве их повседневной деятельностью.

Ляшик В.В. был интересен, как человек, как личность, с его слабостями и сильными чертами характера. В нем напрочь отсутствовали такие отрицательные черты, как чванство, грубость. Он легко овладевал любой аудиторией, покоряя логичностью и прямотой своих суждений, искрящимся юмором, глубоким знанием дела, постоянно ровным отношением к людям.

Период его работы в главном штабе - это непрерывный поиск простых, но необходимых истин, полное отсутствие шаблона и догматизма. С ним легко было работать тем, кто обладал разумом, аналитическим складом ума, деловитостью и высокой работоспособностью. Сам он работал упорно, много и всегда достигал успеха. В силу этого, он никогда ничего не делал впустую. Любой большой и малый вопрос основательно прорабатывался, ставилась ясная цель, после чего решалась задача. Он решительно осуществлял задуманное.

Беда в том, что такие люди быстро сгорают. Так произошло и с этим человеком. Он ушел из жизни в полном расцвете своего дарования.

В.М. Вишенков был влюблен в своего ближайшего помощника, беспредельно верил ему. Здесь не отнять его заслугу в том, что он обладал способностью видеть качества и достоинства людей.

Думаю, что И.Д. Сергеева, до его назначения в Главный штаб он не знал. Помню, однажды мне пришлось работать вместе с В.М. Вишенковым в одной из ракетных дивизий, размещенной в Белоруссии. Из Винницы в качестве представителя ракетной армии приехал генерал-майор И.Д. Сергеев. Это и была их первая встреча. Позже В.М. Вишенков говорил об этом: «Не понимаю я этого человека, ни одного слова в защиту дивизии я от него так и не услышал, хотя ракеты Р-12 он кажется знает...»

По позиционному району дивизии мы разъезжали вместе: Вишенков, Сергеев и я. И.Д. Сергеев молча сидел рядом со мной на заднем сидении автомашины. Иногда односложно отвечал на вопросы начальника. С тех пор у меня к нему было двоякое отношение. С одной стороны, смущало то, что он сравнительно быстро поднимался вверх по служебной лестнице, с другой - подкупала его высокая работоспособность, деловитость, в нем было что-то располагающее. В Главном штабе он появился тихо, незаметно. На первый взгляд он был прямой противоположностью В.В. Ляшика, однако он обладал такими же качествами, как напористость, интуитивное видение главного, умение сосредотачивать усилия исполнителей. Не ошибусь, если скажу, что И.Д. Сергеев заметно отличался своей скромностью, даже застенчивостью, честностью. Вместе с тем, как никто другой, он был скрытен.

Первого своего начопера Вишенков В.М. обожал, второго - ненавидел.

Появление в Главном штабе Ермака С.Н., сменившего Сергеева И.Д., можно отнести к тем явлениям, которые считают восьмым чудом.

Сам по себе он не представляет интереса. Но он является представителем того «гордого» поколения военных руководителей, рождению которых обязана эпоха министра А.А. Гречко. Пресловутые его шесть канонов подбора и расстановки кадров дали дружные всходы, когда в стране установилась тишь и благодать в годы брежневского застоя. Выросшее на умение не быть, а казаться, они ловко приспосабливались к «нуждам» вверхусидящих. И вот подошло время, когда они стали заполнять верхние эшелоны военной власти. Из этой среды выросли командиры дивизий, командующие армиями и военными округами. Последние годы до конца обнажили дилетантство многих генералов, массовую коррумпированность, продажность и алчность высших военных чиновников.

Не первой ласточкой этого нового поколения военных руководителей в центральном аппарате ракетных войск предстал генерал-майор Ермак Станислав Николаевич. Такие военные, как Ермак С.Н. - явление наше, родное, появившееся в конце 70-х и начале 80-х годов, это, если можно так сказать, были совковые баловни судьбы.

В Главном штабе ракетных войск он появился по недоразумению, в первую очередь, самого же В.М. Вишенкова. Позже он не раз пытался убедить других, да видимо и себя, что выбирать было не из кого. В этом есть доля правды. С.Н. Ермак прошел, казалось бы неплохую армейскую школу. Он успел побывать на всех командных должностях, до командира дивизии включительно, прошел через Академию Генерального штаба, а перед назначением в центр исполнял должность начальника штаба ракетной армии в Чите. Такое, на первый взгляд, прекрасное прохождение службы не могло быть у случайного человека.

В.М. Вишенков познакомился с ним на армейском учении, где С.Н. Ермак, как показалось Вишенкову В.М., выглядел вполне думающим и толковым генералом. В это верить можно, ибо Ермак С.Н. умел пустить пыль в глаза. Как бы то ни было, молодой, энергичный, полный сил генерал оказался в кресле начальника оперативного управления Главного штаба. Но со временем все более становилось очевидным, что в Главный штаб залетела по меньшей мере белая ворона. Время шло, колеса и колесики тяжелой неповоротливой махины Главного штаба продолжали вертеться, каждый на своем месте делал дело. Роль начальника оперативного управления постепенно теряла свое организующее начало, ее значимость резко снизилась. Теперь Ермаку все трудней было скрыть то, чем он не был на самом деле. Все больше обнажалась его никчемность, пустота и пустозвонство.

Ему никогда не удавалось делать что-нибудь одно, тем более свое. Отвлечь его мог звонок телефона, стук в дверь, случайно брошенное кем-то слово. На него сваливались одновременно большие и малые вопросы, и естественно, ни один из них он не знал, как решать. И тогда выручала его собственная изворотливость. Он все больше стал понимать, что не так уж и важно вникать во всю глыбу навалившихся дел, достаточно быстро поймать исполнителя. Так из руководителя он превращался в диспетчера, что ему удавалось, так как управление состояло из офицеров и генералов высокой квалификации. Безусловно, С.Н. Ермак не был так уж прост. Он умел быстро приспосабливаться к новым условиям, если требовалось, он не жалел себя, тем более подчиненных. На новом месте, понимая, что ничем другим он отличиться не сможет, взял себе за правило появляться в штабе первым, покидать свое рабочее место позже всех. В любое время, будь то выходной день или праздничный, С.Н. Ермак - на своем рабочем месте, у телефонов. Это нравилось В.М. Вишенкову, ценилось в Генеральном штабе. И так изо дня в день. На большее его, увы, не хватало.

Но дело не только в этом. Таких, как С.Н. Ермак, было немало. Беда еще в том, что вся его карьера строилась на отвратительной лжи, на сплошном очковтирательстве и просто на обмане. Он всецело был предан этим всемогущим, спасительным «ценностям», только это вымостило ему дорогу в номенклатурную корзину. Такие особы - явление застойного времени. Для них все, что вверху - свято, все, что ниже - подло. «Друзьями» могут быть только те, кто может помочь, кто вертится в высших кругах. Везде ложь, лесть, обман. Такие работать не могут, в любом деле они никчемны. Но они изворотливы, шустры, умеют ловить случай, умеют выгодно провести время с нужными людьми, одарить, угостить их, помыть в комфортной бане. Такие, как правило, рано захватывают роскошные кабинеты, обязательно с двойной дверью.

Двойная дверь в кабинете начальника - это величайшее «изобретение» бюрократов, в том числе и военных. Обычные люди привыкли к тому, что в комнату ведет всегда одна дверь. А тут, вдруг, две, одна за другой. Говорят, что это придумано для исключения подслушивания но для этого есть другие, более простые способы, есть защитные материалы. Нет, соль этого изобретения в другом. Когда заходишь по вызову в кабинет высокого начальника, вначале открываешь одну дверь, потом закрываешь ее, еще не открыв второй. И вот тут на какое-то мгновение попадаешь как бы в мешок или тюремную камеру без света, с недостатком воздуха. Ты чувствуешь себя каким-то ничтожеством, с дрожью, судорожно ищешь ручку второй двери и в таком смятенном, униженном состоянии предстаешь перед хозяином большого кабинета. Если ты не сломан, то хорошо обескуражен. Именно в этом суть этого устройства. Всем, наверное, приходилось видеть, что при входе более высокого начальника обе двери распахиваются настежь, мешок не для него. Такие двери появились в те же годы, как и люди, верившие в свое всесилие.

С.Н. Ермак командовал в свое время дивизией, которая размещалась в Литве, в районе Каунаса. Длительное время она считалась передовой не только в составе своей, Смоленской армии, но и во всех ракетных войсках. Уже в те годы, когда я работал в штабе этой армии, все знали, что показатели состояния боевой готовности в этой дивизии были дутыми. Дивизия показала слабую готовность при первой же внезапной проверке, проведенной комиссией из центра. Секрет был в том, что командир дивизии С.Н. Ермак не скупился в одаривании высоких начальников и в то же время не гнушался открытого вранья и очковтирательства. Сам Ермак полностью уверился во всесилие такого начала, всю свою последующую службу строил исходя из такого искаженного понимания морали и чести.

Помнится, при подведении итогов состояния боевой готовности войск в те годы, когда Ермак С.Н. успел побывать в роли начальника штаба армии.

В.М. Вишенков возмутился, прослушав доклад о состоянии дел в Читинской армии. Он тогда выразился примерно так: «Только Чита всегда докладывала честно, но с появлением там Ермака и из этой армии стали поступать дутые доклады...»

Но, тем не менее, С.Н. Ермак рос по службе и был уверен, что впереди его ждет прекрасная перспектива и он еще себя проявит. Я не раз удивлялся его открытым, наивным, как будто честным, глазам. Он умел врать, не испытывая угрызения совести. Он начисто был лишен этого чувства. В своей жизни мне приходилось иметь дело и с совестливыми, и бессовестными людьми. Обман у нас был и будет всегда. Мы привыкли ко лжи в больших, государственных масштабах. Недаром говорят: «Не согрешишь, не покаешься». Это по-нашему. А вот другое изречение: «Жить не по лжи» - это у нас не приживается. Ложь нас окутала во всем. Ею была пропитаны все средства информации, официальные доклады, повседневная жизнь, работа. Мы так привыкли к ней, что разучились различать, где правда, а где ложь. На Руси правда всегда прикидывалась ложью.

Кто у нас говорил правду?

В давние времена шуты, юродивые, блаженные. Им это прощалось, нормального человека за это убирали. Так было всегда, и при царях, и при большевиках, и сегодня. Люди хотят знать правду, ищут ее. А с ложью живут. Отсюда, наверное, наша двойственность, двуличие. С.Н. Ермака не беспокоило истинное состояние дела. Его тревожило лишь одно: как об этом скажут его начальники. Что можно было скрыть, извратить - он на это смело шел. У него напрочь отсутствовали нравственные, этические преграды. Он был лишен обычного в таких случаях простого страха. Ему всегда все сходило с рук, а он оставался уверенным в своей непогрешимости. Я уже говорил, что у таких людей сильно развито чувство приспособленчества, у них хорошо развит нюх на хозяина, на его прихоти, его слабости. Ермак ловко этим спекулировал и достигал того, чего другие добросовестным трудом достичь не могли.

Мне неоднократно приходилось слышать отзывы об Ермаке от начальников в бытность его командиром дивизии, таких, как К.В. Герчик, С.М. Хренов, а потом И.И. Куринный. Особенно симпатичен он был И.И. Куринному, начальнику политического отдела армии. Это люди одного выводка. У них совместные «друзья», единые взгляды. Они одинаково наделены изворотливостью, умением извлекать выгоду. Они самовлюблены, им не ведомы свои недостатки им все возможно. Они постоянно неудовлетворены: им всегда мало, хочется большего не зависимо от их возможностей, тем более, от способности, они руководствуются только личной выгодой.

Большинство нормальных людей знают и видят меру своего ума, границы своих возможностей. По сути, чем Бог наделил нас, тем мы можем распоряжаться. При этом плохо себя и недооценивать.

Этих качеств наш герой не имел.

Пишу это не для того, чтобы помочь тем, кто считает, что среди военных большинство дилетантов и даже тупиц. Истина, видимо в том, что армия, несмотря на свою закрытость, все же больше на виду. Думаю, что не только в армии, но и в науке, искусстве, среди чиновного люда непрофессионализма всегда было предостаточно. Более того, таких немало, казалось в невозможной для этого среде писателей, художников, музыкантов. Но в армейский огород легче камни бросать, это стало модным, да и безнаказанным. Не все те, кто критикует военных, желает лучшего. Армия такова, какая есть, не лучше и не хуже самого общества. Вместе с тем, армия это особый инструмент государства. Чтобы ее хорошо знать, надо побывать в шкуре военного. А шкура эта не из легких. Думать, а тем более говорить по-другому - это уже дилетантство пишущих и говорящих, но не армейцев. Как говорят, в футбол лучше играет тот, кто сидит на заборе.

С.Н. Ермак, как и все пораженные бюрократической бациллой, страстно обожал всякого рода тайны: служебные, личные и особенно кадровые. Признано, что основным условием существования бюрократа является тайна. Бюрократ силен тем, что он якобы что-то знает, чего, допустим, не знает человек, который ниже чином. Он всегда думает о себе как об исключении, что он чем-то поднят, отличен, вхож туда, куда не допущены остальные, он отделен ото всех, кто ниже его.

Юбилей 43-й дивизии.  После показательных учений. Командование РВСН, командующие армиями, начальники ВУЗов

Напускная таинственность положения бюрократа создает видимость его значимости. В такой среде бюрократ процветает, размножается. И Ермак постоянно стремился поддерживать такую таинственность.

Это, в первую очередь, стало проявляться в том, что он становился недоступным для рядовых офицеров, все больше допускал грубости, постоянно подчеркивал, что занят какими-то важными делами, что у него нет времени на какие-то пустяки.

Грубить С.Н. Ермак начал, не пробыв в должности и года. Необузданность, самодурство его не имели границ. Все это лихорадило людей, накалялась обстановка, тревожные сигналы выходили за пределы, но Ермак не всегда пытался это погасить, играя роль этакого решительного, удалого малого, хотя по своей натуре был трусоват и осторожен.

Такие люди, как Ермак, не становятся, ими рождаются. Они неисправимы, конечно, в его положении был где-то выход, и он мог бы рассчитывать на ка- кое-то снисхождение. Нельзя исключить того, что его грубость, некоторое самодурство являлись защитной реакцией. Нам было известно, что С.Н. Ермак, как никто другой, ежедневно проглатывал не только разного рода колкости, но и грубые оскорбления от своих начальников. Принимал он это со своей неизменной улыбкой на лице, хотя знаю, оставаясь наедине с собою, он тяжело переживал, мучился из-за своего бессилия. Сам по себе С.Н. Ермак был мягок и, как я сказал раньше, не без фусисги. Защитить себя он не мог, пойти же на прямой конфликт с тем же В.М. Вишенковым ему не позволяла его рабская натура.

Таких, как Ермак, было немало. Быстро по служебной лестнице прыгали подобные ему, не имея для этого личных качеств и заслуг. В одно время, когда он еще командовал дивизией, начальник политуправления П.А. Горчаков, в глаза ему бросил: «На Руси просто так фамилии не появлялись...» Но это ему не помешало стать военачальником. Другим, не менее ярким типом таких военных был И.М. Чичеватов. О нем я уже упоминал в своем рассказе о В.Ф. Толубко, Неимоверно чванливый и высокомерный генерал с довольно посредственными способностями, прокомандовав армией, ушел начальником военного института имени Можайского, считал, что его звезда засветится в Москве. В то время он открыто высказывался в адрес таких, как Вишенков: «Досидятся они там в центре, что потом и выносить нечего будет». Он сам претендовал на должность заместителя главкома.

Беда армии и в целом общества в том, что подобные люди настырно влезают во все властные структуры. Мне кажется, что наше общество еще долго будет под влиянием того времени, которое обозвали застойным. Оно негативно сказывается теперь через людей, прошедших его школу, пораженных нахальством, нечестностью, нечистоплотностью в делах и мыслях. Это они сегодня позабивали коридоры, кабинеты в высших органах власти и продолжают эксперименты по выводу страны в никуда. Видно, долго еще будут слышны ностальгические вздохи по тому времени, живет мнение, что никакого застоя не было, что люди трудились, жили, рожали. Всем было спокойно, сытно и даже радостно. Что получили взамен? Нищету, криминал, развал всего, вплоть до государства. Правда в этом есть, но не вся. Бурный переход к новому, непривычному, при традиционной нашей лени, при постоянных надеждах на посулы властей, а то и просто на «авось» - все это вызвало у людей обратное действие, неприятие, отторжение всего пришедшего, как организм оттор1ае1 чужую ткань. Жить своим умом, плодами своего труда надеяться только на самого себя мы не умеем, мы будем долго и мучительно всему этому учиться.

Был еще один человек, к которому В.М. Вишенков испытывал в высшей степени неприятные чувства. Это был Юрий Алексеевич Яшин, заместитель главнокомандующего ракетными войсками.

В.М. Вишенков пришел в центральный аппарат в 1975 году. К этому времени В.Ф. Толубко ракетными войсками командовал уже более трех лет. Кроме самого В.Ф. Толубко, Вишенкову пришлось иметь дело с первым заместителем главкома генерал-полковником М.Г. Григорьевым. Оба, эти генералы до перевода в центр командовали ракетными армиями. Но если для В.М. Вишенкова ракетные войска были новым видом (до этого он служил в авиации), то Григорьев был коренным ракетчиком. Он из тех, кто начал свой ракетный путь с гордых «катюш». Для М.Г. Григорьева ракетные войска были родной стихией. Да и в центральном аппарате он успел прослужить к этому времени более десяти лет. К тому же Григорьев был незаурядной личностью. Безусловно, что после смерти бывшего главкома Н.И. Крылова, он был одним из первых претендентов на этот пост. Он располагал целым рядом преимуществ по сравнению с другими кандидатами, в том числе и с В.Ф. Толубко. Он имел за плечами богатую школу командования ракетными соединениями и объединениями. Везде его отличали высокий профессионализм, блестящие организаторские способности.

Однако в высших государственных сферах думали по-другому. Оказывается, Григорьев не прошел такой общевойсковой ступени, как военный округ и не укладывался в шаблонную схему подбора кадров. В сояэи с этим В.Ф. Толубко оказался более предпочтительной кандидатурой. Как и следовало ожидать, между этими двумя военачальниками сложились, по меньшей мере, прохладные взаимоотношения. В последние годы совместной работы они с трудом терпели друг друга. Лишь по этой причине М.Г. Григорьев был удален из ракетных войск. Однако между Вишенковым и Григорьевым сложились доверительные, даже близкие отношения. В.М. Вишенков как молодой начальник главного штаба с первых дней получил у М.Г. Григорьева профессиональную и моральную поддержку. Сыграло, видимо, и то, что Григорьев к этому времени находился как бы в изоляции и с охотой вступил в контакт с новым человеком, а Вишенков, в свою очередь, всегда был далек от всякого рода интриг

Уход М.Г. Григорьева для В.М. Вишенкова был если не ударом, то значительной неприятностью. Дело в том, что вместо М.Г. Григорьева был назначен Ю.А. Яшин. Для всех, в том числе и в войсках, это было полной неожиданностью. Хотя факт трений между главкомом и его заместителем вышел далеко за рамки центра, и это долго продолжаться не могло: кто-то должен был уйти, а свято место не бывает пусто. Но это не значит, что его должен занять имсшю Ю.Л. Яшин. Надо сказать, что Ю.А. Яшин из тех молодцов, которые по службе продвигаются легко и быстро, но в данном случае его назначение было далеко за рамками возможного. Он, сдав командование Плесецким полигоном, только что принял Смоленскую армию, явно не мог быть в числе первых кандидатов.

Помню, в эти дни, а это была осень 1981 года, я с группой офицеров работал в Красноярске, в 10-й ракетной дивизии, где изучалась возможность перевооружения этой дивизии на подвижный ракетный комплекс. В это же время там находился командующий Читинской (33-й) армией генерал Котловцев Н.Н. Весть о назначении Ю.А. Яшина была для него так же неожиданна, как и неприятна. В тот день он просидел в своем гостиничном домике. Позже мне стало известно, что Николай Никифорович в числе всех возможных кандидатов считал себя наиболее вероятным. Несомненно, что через такие же переживания прошли и другие кандидаты, уж очень «теплым» было это место.

О Яшине Вишенков отозвался противоречиво. Вначале его слова звучат отрывисто и негативно, вслед за этим он восхищается его умением попасть в нужную струю, его энергией и напористостью, а потом вновь и вновь возмущения его изворотливостью, непостоянством, вплоть до открытого предательства людей, его поддерживающий. Там, где была личная выгода, он ни перед чем уже не останавливался, действовал в зависимости от сложившейся в данный момент конъюнктуры.

В.М. Вишенкова не покидала мысль, что Ю.А. Яшин может вернуться, к этому времени он работал в Министерстве обороны, в ракетные войсках - после ухода Ю.П. Максимова и поэтому до последних дней он осторожничал в оценке этого человека, он явно его боялся.

И, тем не менее, в нашей длинной беседе он коснулся Ю.А. Яшина.

Впервые Яшина я увидел где-то в конце лета 1978 года, когда был направлен на 51 -й НИИП (ракетный полигон в районе Плесецка) во главе комиссии главкома для проверки одного из управлений полигона. В то время наша сторона усиленно прятала 36 подвижных пусковых установок с межконтинентальной ракетой на твердом топливе 8К642. Это были первые такие пусковые установки научно-производственного объединения, которое возглавлял академик Надирадзе А.Д., будущий прообраз знаменитых

СС-20 («Пионер»), СС-25 («Тополь»). На полигоне была скрытно сформирована ракетная дивизия, которой в то время командовал генерал-майор Ба- зылюк Ж.И., которая легендировалась под управление полигона. Вот такую необычную дивизию предстояло нам проверять.

Ю.А. Яшин, как непосредственный начальник и лицо, ответственное за состояние боевой готовности этого необычного соединения, приложил все мыслимые и немыслимые усилия для того, чтобы оценка дивизии была только положительной. Опыт в таком деле он, видимо, имел немалый. На полигон он был назначен с должности командира дивизии, из Йошкар-Олы. У трапа самолета, как только мы прилетели, он сразу же предложил свой план работы комиссии, который сводился к знакомству с городом Мирным (жилой городок ракетчиков), объезду стартовых позиций опытных ракет, присутствию на пуске твердотопливной ракеты из шахтной пусковой установки (8К97) и как главный компонент - массу развлекательных мероприятий - бани, пикники, пирушки и даже посещение на самолете полуострова Канин с целью охоты на диких гусей. Все это было предложено с серьезным, деловым видом в довольно навязчивой форме. В общем, его план оставлял на нашу основную работу несколько часов. Мог ли я согласиться с явно провокационными предложениями этого генерала. Совесть не позволяла идти на явную сделку.

Работу мы провели по плану, утвержденному главкомом. Хотя, не кривя душой, Ю.А. Яшину все же удавалось кое-где повлиять на работу проверяющих офицеров и генералов. Кое-кто из них под хорошо организованным прессингом начальника полигона пассовал и шел на уступки. Все более мне становились невыносимы встречи с этим генералом, полным идей и различного рода задумок, главным образом по украшательству и «марафету» военного городка, по организации различных игр и конференций, той же нашумевшей в свое время «Зарницы». Мы поражались хитрости и ловкости этого человека, его неуемной энергии и жгучему желанию выглядеть как можно лучше.

Были у меня с ним встречи и позже, когда он непродолжительное время командовал Смоленской армией. Он тогда уже не скрывал, что для него Смоленск - промежуточная станция. Уже тогда многие знали, что у него была основательная поддержка, сам же он для достижения поставленной цели никакими способами не брезговал.

Бесспорно, писать о людях всегда нелегко. А тот, о ком мне приходится говорить сам по себе был не прост. Если бы можно было сказать о нем одним словом, то наиболее подходящим было бы «человек-маска». Он всегда скрыт, по его лицу, глазам и вечно приклеенной улыбке невозможно предугадать его настроение, а тем более мысли. Слащавая его улыбка скрывала агрессивный оскал человека жестокого, безжалостного, бескомпромиссного, готового на все ради личного успеха престижа. Он всегда оставался ровен и безлик. На его лицо смотреть было неприятно. Мне никогда не приходилось видеть его раздраженным, слышать от него в чей-нибудь адрес грубость. Предельно вежлив, тактичен.

Но вместе с тем могу с уверенностью сказать, что мало знаю таких людей, которые бы после общения с ним были удовлетворены. Его вежливость, подкупающая улыбка были обманчивы. Если следить за его лицом, то бросалась в глаза быстрая метаморфоза, когда после первых же произнесенных им слов, улыбка повисала, лицо, и особенно глаза, приобретало хищное выражение.

В войсках офицеры всегда избегали встреч с ним. Особенно неприятны были его заслушивания, которые стали модной принадлежностью любых учений, военных игр и обычных посещений войск. Свои вопросы он задавал не с целью уяснить суть дела, вникнуть в существо доклада заслушиваемого офицера или генерала. Наоборот, он все сводил к тому, чтобы сбить, запутать того, кому адресовался вопрос, тут же показать его слабость и даже ничтожество. Это унижало людей, оскорбляло их, хотя внешне все выглядело корректно и порядочно. Обычно после такого заслушивания у присутствующих возникал вопрос один и тот же: что же в конце концов хотел выяснить этот высокопоставленный генерал?

Кто с ним общался чаще, работал ближе, тот всегда познавал хитрость и коварство его натуры. В аппарате главкома иногда возникали разногласия по различным вопросам жизни и боевой деятельности войск, особенно при В.Ф. Толубко, который не только допускал те или иные дискуссии, а постоянно их сам навязывал. Особенно горячо разгорались споры о перспективах развития оружия, о способах его боевого применения. Как правило в таких спорах Ю.А. Яшин пока еще было не ясно, на чьей стороне окажется перевес, умело уклонялся от прямых высказываний, старался быть в стороне. И только, когда обозначалось окончательное решение, он активно включался в дискуссию, твердо уже зная, где перевес, где обозначится главком.

В одно время, еще в годы командования В.Ф. Толубко, возникла идея создания единой системы боевого дежурства в ракетных войсках в целом. К этому времени боевой устав ракетных войск имел две независимые части: первая - для дивизий и полков ОС (с отдельными стартами), вторая - для дивизий и полков РСД (с ракетами средней дальности). Естественно, подход к организации боевого дежурства был разный. Это было оправданно значительными различиями и в организационной структуре, и в способах боевого применения этих двух родов войск. Особенно разгорелись споры по продолжительности несения боевого дежурства дежурными боевыми расчетами. Они вылились в принципиальную, непримиримую форму дискуссии. Сторонниками семисуточного боевого дежурства между сменами выступали, в основном, выходцы из ракетных соединений ОС. Их  доводы были довольно квалифицированными и всесторонне обоснованными. Противной стороной, приверженцами войск РСД, выдвигалась идея трех- и четырехсуточного боевого дежурства. Казалось бы, на первый взгляд, большой разницы в этом не было. В действительности же разный подход диктовался целым рядом различий, в том числе и в порядке размещения воинских частей, традициями и, наконец, самим укладом жизни и быта войск.

В дивизиях ОС на организацию смены уходило не менее суток, что было связано с удаленностью боевых стартов от жилого городка (в некоторых дивизиях - более 100 километров). Люди перевозились автотранспортом или вертолетами, в обоих случаях это очень осложнялось в зимних условиях, когда возникали сильные снежные заносы, ухудшалась погода. В войсках РСД проблем с организацией самой смены дежурства было меньше. Но уже испытанное семисуточное несение боевого дежурства тянуло за собою длительный отрыв офицеров и прапорщиков от жен и детей, негативно сказывалось на прочности семей, усиливало напряженность в гарнизонах и т.п. В общем и та и другая сторона опиралась на весомые доказательства в пользу своих предложений.

В Главном штабе и других главках пролегла четкая разграничительная линия между сторонниками каждого способа организации боевого дежурства.

Ю.А. Яшин в этой ситуации сумел занять выжидательную позицию, хотя главком требовал от всех управлений и каждого заместителя определенного мнения. Только на этапе принятия окончательного решения о переходе на трех-, четырехсуточное боевое дежурство Ю.А. Яшин стал его ярым сторонником.

Особенно он был осторожным я держался до поры до времени в стороне, когда возникали спорные вопросы по принципиальным позициям между ракетными войсками, генштабом и оборонной промышленностью. Главные конструкторы, представители промышленности всеми силами стремились привлечь его на свою сторону, и, как правило, он выражал их интересы. В личном плане это всегда было беспроигрышно. Многие оказывались в дурацком положении, добиваясь от него согласия, как правило, устного, так как от визирования любых документов он уклонялся.

Интересно, что всегда всем своим видом, поведением он умел создать образ чрезвычайно занятого человека. Его невозможно было увидеть среди участников какого-либо неслужебного разговора, а тем более слушающим или рассказывающим анекдоты. Более того, очень редко он обедал в столовой вместе с генералами Главного штаба, поэтому старался посещать столовую, как правило, после общепринятого времени. Этим он лишний раз показывал свою занятость и уходил от праздных разговоров в непринужденной обстановке. Таким он старался быть, однако бывая в войсках, он не уклонялся и от выпивки, и мог позволить это в изрядной дозе. Мне самому приходилось много раз бывать в такой обстановке. Яшин пил не меньше других, но никогда не был пьяным. Лицо его наливалось, оставаясь с приклеенной улыбкой, сидел он прямо и только кивком головы давал согласие на новый тост.

Однажды в составе комиссии мы ехали с ним по Волге на теплоходе начальника Волжского пароходства. Нас обильно угощали стерляжьей ухой и другими речными деликатесами. К столу, естественно, была подана водка и другие напитки. Выпито и съедено было немало, но в рюмки не уставали подливать. И каждый раз Ю.А. Яшин не отказывался и не пытался прекращать эту затянувшуюся попойку. К ее концу он был одним из немногих, кто самостоятельно поднялся из-за стола.

Как-то вместе с ним я был на проверке Читинской ракетной армии. Я был старшим по проверке штаба армии. Не помню, чтобы хоть один прием пищи не сопровождался выпивкой, а вечерами за столом засиживались допоздна. Но кроме этого были запои, связанные с посещением бани, охоты или просто по настроению. После одной такой попойки командующий армией

В.Ф. Егоров зашел ко мне в кабинет с красными глазами от бессонной ночи: «Григорий Иосифович, спасай, я уже больше не могу. Сколько же можно? Вдвоем выпили огромную бутылку водки «Золотое кольцо». А он пьет и пьет и, гад, не пьянеет. Но я не железный. Как хочешь, но спасай». Я, конечно, ничего в этом помочь бедному командарму не мог. «Дорогой Вячеслав Федорович, - ответил я, - неси эту тяжелую ношу теперь уж до конца, если хочешь своей армии достойную оценку».

Однако надо отдать должное Ю.А. Яшину: в каком бы он ни был состоянии, контроля над собою не терял. Он всегда прекрасно знал обстановку во всех ее деталях. При этом не ограничивался знанием обстановки в ракетных войсках, он всегда был осведомлен о всех изменениях в Генштабе, в высших военных сферах и особенно в научных кругах. Поскольку у него был большой круг знакомств, он хорошо разбирался во всех хитросплетениях военной бюрократии, ловил каждый слух об интригах в высоких государственных и партийных кругах.

Выросший в семье высокопоставленного советского чиновника, он с детских лет знал и хорошо ориентировался кто есть кто в высшем свете. Плюс к тому незаурядные личные способности, цепкий ум и неуемное стремление к власти.

Знакомства у него были действительно в самых высших эшелонах. Я был однажды свидетелем шумного недовольства В.Ф. Толубко, когда ему стало известно, что Ю.А. Яшин, будучи командующим Смоленской армией и не имея прав по своему положению, пригласил президента академик наук СССР Александрова Н.Н. в войска, возил его по дивизиям, показывал стартовые площадки, места дежурства боевых расчетов пуска. Вполне вероятно, что как и многие другие, эта поездка сопровождалась торжественными встречами, приемами и попойками.

В.Ф. Толубко возмущался, но, думаю, что это было наигранным и ограничивалось нашим кругом. В действительности, его недовольство было вызвано не причиной нарушения командармом режима секретности, а тем, что ловкий подчиненный перехватил у него инициативу. В то время Толубко, мечтая о звезде маршала, сам нуждался в союзниках, такого масштаба. Ведь от Александрова многое зависело, он был близок и вхож к генеральному секретарю ЦК КПСС и статус имел выше главкома.

Ю.А. Яшин все это прекрасно понимал, без страха наблюдал за бессилием главкома, чувствовал еще большую свою независимость. Уже тогда можно было видеть, что В.Ф. Толубко опасался этого человека, он ничем ему не мог противостоять. За плечами Ю.А. Яшина были силы, которые и вынесли его в заместители главкома, не по воле Толубко.

В.М. Вишенков в той нашей памятной беседе неоднократно возвращался к мысли о том, что Толубко не просто пассовал перед Яшиным, он его боялся. Уже в первые дни, сказал Вишенков, после назначения Яшина в центр В.Ф. Толубко пригласил его к себе на дачу, которая была в Николиной Горе, вблизи главного штаба. Дача к этому времени у В.Ф. Толубко уже была не правительственная, он ее успел «выкупить». Сам Толубко любил повторять, что преднамеренно ушел с госдачи, надоели разные упреки. Купил себе домик, сразу стало спокойно. Ни для кого не было секрета, что на месте бывшего домика вырос загородный дворец со всеми удобствами. Слух о его злоупотреблениях в ходе строительства этого дома гулял не только в его аппарате. Чтобы еще несколько себя обезопасить, Толубко повез Яшина к себе в гости. Вполне понятно, что он при этом старался убедить Яшина в том, что все это сделано за счет личных средств. Вишенков не знал, как на это среагировал Яшин, но в последствии он ему говорил, что тогда же, при посещении дачи, Толубко, видимо, по своей же наивности доверительно предупредил Ю.А. Яшина, чтобы он остерегался А.Ф. Моторина, ибо тот связан с КГБ.

В.Ф. Толубко ушел в так называемую «райскую группу», но, увы, вопреки всем прогнозам Яшин не был назначен главкомом. На его место пришел абсолютно не компетентный в этом виде вооруженных сил представитель Сухопутных войск Ю.П. Максимов. Приход этого генерала уже через непродолжительное время стал обрастать слухами: то о возможном его уходе на должность начальника Генерального штаба вместо С.Ф. Ахромеева, то вдруг стали муссироваться слухи о назначении Ю.П. Максимова министром обороны в связи с уходом С.Л. Соколова. Такие разговоры не прекращались и после назначения министром обороны Е.И. Шапошникова. Кстати, это назначение долго не могли взять в толк в войсках, в советские годы никогда летчик не попадал в министры, в России на этот пост не назначались и моряки, держава все же была сухопутной.

Велись разговоры и о возвращении в ракетные войска Ю.А. Яшина. Такой слух подогревался возросшей активностью самого Яшина. Но и на этот раз слухи оказались пустыми.

Но Яшин не был бы самим собою, если бы в этой обстановке не сумел найти себя. Как по мановению волшебной палочки, в Министерстве обороны открывается новая должность заместителя министра по безопасности. И Яшин назначается на эту должность. Невероятные «блага» буквально сыпятся на его голову. Без традиционной научной защиты он вдруг становится доктором технических наук и усиленно зондирует возможность заполучить звание члена-корреспондента Академии наук. Старые связи в научных кругах, широкие знакомства среди руководства оборонки продолжают оставаться надежными и делают свое дело. В короткие сроки он создает аппарат заместителя министра по безопасности, завязывает его на все отрасли оборонной промышленности и приспосабливает новый орган под эгидой Совета министров.

Раскрученная его кипучая деятельность внезапно была прервана событиями августа 1991 года. Несмотря на всю свою осторожность, умение ориентироваться, приспосабливаться, он где-то оступился и оставил след. Об этом трудно судить, но Ю.А. Яшин, корнями сидевший в той системе, вскормленный ею, познавший сладость той власти, сын советского времени, бесспорно оставался на стороне старого режима. Но и другое, с его беспринципностью, в некоторой степени аморальностью, вряд ли могут быть сомнения в том, что, зная наперед, где успех, он бы, не задумываясь, поступился всеми бы своими «святыми» идеями и догмами. Но в той обстановке даже такой изощренный и всегда информированный человек, как Юрий Алексеевич, встал не той ногой и провалился. Ю.А. Яшин ушел из армии, но не потонул и не растворился. Через некоторое время он находит новую нишу, друзья помогают. Кто не видел по телевидению, как тот же Ю.А. Яшин во главе международной комиссии руководит пуском ракеты «Тополь» со спутников. Я помню, каким ярым противником этой ракеты он был, поддерживая В.Ф. Толубко. Мы все тогда были «заражены» малогабаритной ракетой и высокоманевренным ракетным комплексом «Курьер». Сейчас он пел дифирамбы в честь старого «Тополя», ибо лучшей у ракетчиков просто нет.

Как будто вчера было то время, когда меня окружали все эти люди. Но все, что произошло за эти годы, словно воздвигло стену, и все мы оказались в Другом мире. Как-то в один из тех редких дней, когда на старую Власиху съезжаются ветераны, бывшие начальники и подчиненные, съезжаются, чтобы излить раздражение по поводу нового режима, поплакаться ухудшающимся здоровьем, встретился В.М. Вишенков. И вид, и его бурчание, его тяжелая, усталая походка -все говорило, что это уже далеко не тот Владимир Михайлович, с которым пришлось съесть не один котелок каши. «Развалили, убили, слов нет...что произошло...» Вот все его слова, этого и в молодости немногословного человека.

Не знаю, может быть, сейчас стало просто модным всем плакаться, но думаю, что у таких, как В.М. Вишенков причин для этого нет.

Развалился Советский Союз. Видимо, из этого трагедию строить просто бессмысленно. Этот развал закономерен, он был инициирован в самые первые годы своего зарождения. А сегодня то, что плохо, далеко не по этой причине. Пройдет время, все устроятся поудобней. Глядишь, начнут сближаться, кто потеснее, кто останется в сторонке. Распад произошел тихо, безболезненно. В те дни, когда это происходило не все понимали, что происходит, чью сторону держать. Выжил и больше ухватил тот, кто проявил осторожность и терпение. Таким оказался Ю.П. Максимов.

О Максимове Вишенков долго оставался высокого мнения. С первых дней он не мог им нахвалиться. Чего стоили, по его мнению, регулярные ежемесячные совещания по объявлению планов работы главкома. Он оставался в восторге от того, что главком с точностью до дня объявлял порядок своей работы. Это напрочь, как говорил В.М. Вишенков, устраняло тот хаос и бестолковщину, которые процветали последние годы. Имелось, конечно, в виду время командования В.Ф. Толубко. Но время шло. То, что так методично делал Ю.П. Максимов становилось нудным, безжизненным. Планы срывались, многое из того, что планировалось, переносилось из месяца в месяц. Кроме того, у Вишенкова остались личные проблемы. Как и при старом главкоме, Сергеев по-прежнему был номинальным начальником главного штаба. Ю.П. Максимов все больше показывал свою неприязнь к В.М. Вишенкову.

Вообще-то появление Максимова в главкомате не стало заметным событием, хотя, казалось бы, смена двух совершенно противоположных по характеру людей на самом высоком кресле в ракетных войсках должна была бы дать толчок каким-нибудь новшествам.

Видимо, для этого было несколько причин, но думается, две из них были более реальными. Первая, если можно так сказать, имела объективный характер. Ю.П. Максимов всю армейскую жизнь был общевойсковиком. Показать талант крупного военачальника, если он был, в условиях незнакомого вида вооруженных сил было проблематично. Для него все было ново, ибо уже давно каждый вид вооруженных сил жил своей самостоятельной жизнью. А ракетные войска вообще были загадкой, куда никто из других видов не проникал, где были ограничены права даже Генштаба. Ракетные войска по своей сути были инженерным видом вооруженных сил, насыщенные сложнейшей ракетной техникой, электроникой. Для работы на оружии надо было пройти капитальную подготовку, а чтобы всем этим руководить - иметь хороший опыт. Офицерский состав сплошь имел инженерное образование, чего в других видах, особенно в Сухопутных войсках никогда не было. Чтобы работать с такими людьми, нужна была высокая квалификация и компетентность. Всего этого у Максимова не было. Уже при его представлении министр обороны С.Л. Соколов прямо сказал, что назначение человека как бы со стороны диктовалось одним, а именно тем, у Ю.П. Максимова есть большой опыт работы с людьми. Вот и вся соль. Надо было понимать, что ракетные войска получили «дядьку», который будет присматривать за дисциплиной и порядком. Основой боевой готовности войск всегда была подготовка людей и состояние вооружения. В этих двух главных компонентах Ю.П. Максимов за все время пребывания в ракетных войсках так и не смог ничего внести существенного. Боюсь, что именно в силу своего личного пробела в этом, а отсюда недопонимания чрезвычайной важности технической подготовки, в первую очередь офицерского состава, он, если не пренебрегая ею, то ошибочно ставил в подчиненное положение от общевойсковой подготовки войск, непомерно раздувая первостепенную важность некоторых видов боевого обеспечения. Может быть, в этом и не было бы беды, если бы главное оставалось на своем месте.

Вторая причина, субъективного характера, коренилась в личных качествах самого Ю.П. Максимова По своему характеру, взглядам, привычкам он отличался завидным постоянством, он был не склонен к быстрым переменам, поискам нового, что далеко от импульсивного, взрывного Толубко. В нем всегда таилась сверх-осторожность, боязнь неизвестности. Вначале это, может быть, было оправдано. Ему надо было, изучить, освоиться с новой обстановкой и только потом думать о каких-то нововведениях. Но времени ему не хватило, хотя у руля ракетных войск он пробыл больше, чем каждый из предшествующих главкомов, кроме, может быть, В.Ф. Толубко.

Уже в первом своем слове при представлении по случаю назначения он недвусмысленно выразил эту мысль так:

-          Видите я генерал армии. Участник Великой Отечественной войны, в ходе которой командовал взводом, ротой, батальоном. После войны прошел все командные и штабные должности...

Перечислив все периоды своей службы, он в конце прямо сказал, что «...никаких изменений не предусматривается, будем жить, как жили...»

Эти слова отражают всю его сущность, полную противоположность предшественнику. В.Ф. Толубко любил и жил новым, охотно выслушивал любые предложения, жил мечтой. Ю.П. Максимов же был другим и это естественно. Но за свою службу мне мало приходилось встречаться с подобной сухостью и закрытостью, которые постоянно демонстрировал Максимов. Прожженный аппаратчик, он всецело полагался и верил в силу директивы, резолюции отданного приказа. Иезуитский его характер исключал любые эмоции и, казалось, даже обычные человеческие радости. Ему был чужд смех, юмор, он не терпел это в своем присутствии. С его приходом стиль нашей работы, традиции, порядок повседневного общения с начальниками - все это резке изменилось. Максимов не обещал перемен, но складом  своего характера, поведением все изменил с первых же дней. В его кабинет теперь были вхожи только непосредственные подчиненные, заместители, начальники главков и некоторых служб. Принимал он в строго определенное время. Теперь в приемной главкома никто не толпился, вокруг была тишина.

В обращении с людьми - предельная вежливость, чиновничья чопорность, тихий, ровный голос подчеркивали постоянную озабоченность, в общем с годами он выработал портрет высокопоставленного военного бюрократа. Первые его начинания в аппарате свелись к учреждению специального поста на втором этаже первого здания штаба, где размещался его кабинет. Тем самым был перекрыт свободный до этого проход к нему генералов и офицеров центрального аппарата. Я уже писал о том, как В.Ф. Толубко всегда старался обедать в столовой вместе со всеми. По распоряжению Ю.П. Максимова была оборудована специальная столовая под охраной, там же на втором этаже штаба.

Все это на первый взгляд мелочи, не относящиеся к делу, но именно они характеризуют те новшества, которые ввел вновь назначенный главком. Нельзя забыть и второго нововведения, настойчиво внедряемого Максимовым. Он был фанатиком планов, пленником своих же наметок. По сути он был догматиком. К разработке планов питал особое пристрастие, процесс планирования он превращал в какое-то священнодействие. В конце каждого месяца этому он отводил несколько дней. Стало незыблемым и святым ежемесячное заслушивание начальников управлений и служб об итогах прошедшего месяца и объявление мероприятий на следующий. Внешне как-будто в планировании участвовали все заинтересованные подразделения главкомата, но по сути это был специально придуманный самим же Ю.П. Максимовым ритуал, где всем приглашенным отводилась пассивная роль.

Нельзя исключать значительных усилий Ю.П. Максимова по обеспечению безопасности в войсках. Видимо, в ЦК КПСС и у министра он на этот счет получил строгие указания. И это было оправдано. Поля продолжали бороздить подвижные пусковые установки с ядерными зарядами на бортах. Были недели, когда по таким крупным городам, как Нижний Тагил, Иваново, Иркутск, Барнаул, Новосибирск, не считая городов районного значения, совершали марши до 60-70 пусковых установок одновременно. Чернобыльская трагедия стала грозным предупреждением, но и это не охладило горячие головы больших руководителей страны и армии. Здесь Ю.П. Максимов сыграл положительную роль, сосредоточив усилия главного штаба и командующих на безопасности передвижения ракетных дивизионов и полков. Надо полагать, что немалой его заслугой было то, что в смутные дни и месяцы 1991 года ракетные войска не были втянуты в происходящие события, обеспечили установленный порядок боевого дежурства.



загрузка...