Переходя к рассмотрению данного вопроса, в первую очередь обратим внимание на то, что в определении науки как социального института присутствуют, суммируются и обобщаются все характеристики науки – и как феномена общественного сознания, и как специфической познавательной деятельности, и как вида духовного производства. Институт науки социально закрепляет ту деятельность, в процессе которой реализуется главная цель науки, ее исходная функция – получение научного знания. Поэтому данный институт можно рассматривать как целостное образование, в котором необходимо – в интересах методологического анализа – выделить несколько сторон, аспектов, структурных элементов. Мы бы выделили три таких аспекта.
Во-первых, деятельностный аппарат, характеризующий содержательную сторону института науки. Превращение науки в социальный институт связано с профессионализацией научной деятельности, потому что только профессионализация позволяет науке выделиться в отдельную сферу общественного разделения труда. Профессионализация принадлежит самой этой деятельности, характеризует ее качество.
Уже на начальных ступенях промышленной эры интенсификация взаимоотношений производства и науки привела, по словам С. Лилли, к тому, что «возникли новые взаимоотношения между ремесленником и ученым: первый стал понимать, что научная теория способна принести ему пользу в делах практических, а второй, в свою очередь, осознавал, что трудовые навыки ремесленника помогают ему в рассмотрении природы вещей» [73, 113]. Отсюда тенденция к увеличению числа практически мыслящих ученых и вооруженных теорией практиков.
Но это сближение никоим образом не вело к исчезновению разницы между обеими профессиями. «Если ремесленник, – писал Г. Гудожник, – выполнял как технические, так и творческие функции, то ученый занимается только творческой деятельностью. Однако выполнение ученым творческой функции еще носит универсальный характер. Ученый один осуществляет опытно-конструкторскую функцию, функцию теоретического овладения исследуемым материалом, он же разрешает и все творческие проблемы» [41, 46]. Даже в самых творческих актах своей деятельности ремесленник всегда радикально отличен от ученого, ибо в большей или меньшей степени охватывает лишь то, что относится к производству, ученый же выходит далеко за эти рамки, порой неизбежно включая в орбиту своей мысли самые разнообразные явления и всеобщие законы природы.
Так как производство – обмен веществ между человеком и природой – на машинной стадии развития характеризуется бурно растущей интенсивностью, то эта специфика творческой деятельности ученого приобретает существенное значение, ибо именно от него в значительной мере зависит эффективность включения в производственный процесс «природных агентов». Последнее обстоятельство накладывает свой отпечаток и на характер творческой деятельности ученого; в ней на передний план постепенно выдвигается опытно-конструкторская функция, направленная на создание новых технических средств и включение их в производственный процесс. Вместе с тем складывается и первая профессиональная основа роста социального престижа и укрепления социального статуса ученого.
Но выдвижение на передний план в творческой деятельности ученого лишь одной, хотя и очень важной, функции в ущерб другим с течением времени пришло в противоречие с универсальным характером самой научной деятельности. Изобретение и все более расширяющееся применение рабочих машин, придав этому противоречию особую остроту, вызвало в социальной жизни новое действующее лицо – инженера, занятого выполнением только опытно-конструкторской функции.
Появление профессии инженера разрешило противоречие между универсальным характером творческой деятельности ученого и доминированием в ней опытно-конструкторской функции. Разрешение этого противоречия стало результатом отделения от физического труда интеллектуальных потенций производства в лице представителей научной деятельности (прежде всего в области естествознания), которая вновь обрела тем самым относительную самостоятельность. Между ученым и непосредственным агентом производства стал теперь инженер. Его появление как профессии означало, что социальная роль, заключающаяся в выполнении собственно научной деятельности, остается и теперь, закрепляется за носителем другой профессии – ученым. По-видимому, это положение вещей и фиксирует звучащие парадоксально для человека наших дней слова Вевела, сказанные им 170 лет назад: «Нам необходимо слово для характеристики человека, занимающегося наукой. Я склоняюсь к тому, чтобы назвать его ученым» [130, 169].
Следует заметить, что трем историческим этапам в развитии техники: инструментализации, механизации, автоматизации – соответствуют три основных технологических способа производства, базирующихся на: 1) ручном труде;
2) машинном труде; 3) творческом труде (научно-техническое и художественное творчество).
Первый технологический способ производства развился преимущественно в сфере земледелия и ремесла, второй – в сфере крупной промышленности, третий развивается главным образом в сфере науки, ставшей основной областью приложения производственной деятельности, занявшей ведущее место в жизни общества.
Деятельность предполагает взаимодействие людей. Научная деятельность осуществляется в системе научных коммуникаций, по каналам которых происходит движение научной информации, необходимой для получения научного знания. Потребность в научных коммуникациях, а также направленность и компактность связей, их интенсивность, определяются самим содержанием научной деятельности. Научные коммуникации так связаны с познавательной деятельностью, ее потребностями, так слиты с нею, что можно говорить не просто о деятельностном, но и о деятельностно-коммуникационном аспекте института науки.
В XVII–XVIII вв. коммуникации между учеными сводились в основном к переписке. Возникали и центры обмена информацией, роль которых выполняли ученые, склонные больше к обсуждению и критике чужих работ, чем к разработке новых. Наиболее известным и активным из них был Марино Марсенн [106, 42].
В наше время – время обильной информации – обмену идеями способствует книгопечатание – огромное количество научных журналов, разработанная система обзоров и рефератов, многочисленные конференции и симпозиумы, интернет. В США существует даже институт научной информации, основателем которого является Ю. Гарфилд. В базе данных этого института содержится 5693 наименования научных журналов, издающихся в разных странах [113, 12].
Становление сети научных коммуникаций, как и появление профессии ученого, было одним из показателей институализации науки. Научная деятельность предполагает формальное и неформальное общение ученых, соответствующее их интересам.
Следующим признаком социального института науки можно назвать наличие организационных форм. Эти формы, а также цели и принципы организации зависят от специфики конкретного вида деятельности. В свою очередь, последнее определяется национальными тенденциями, культурой, политическим строем и т. д. Процесс институализации научной деятельности в этой связи и включает в себя выработку форм поведения, адекватных потребностям науки и практики, характерным для данного общества.
С точки зрения имманентного развития науки приобретение статуса социального института есть качественный скачок в развитии ее организационных форм. Но это никоим образом не дает основания отождествлять проблему институционализации науки с проблемой внутренней организации. Процесс институционализации науки является следствием не столько имманентного развития науки, сколько всей социальной организации. Эту сторону дела справедливо в свое время подчеркивал В. Ж. Келле: «процесс формирования связан, как показывает опыт истории, с институционализацией научной деятельности. Наука и ее связи с обществом облекаются в определенные организационные формы. Последние создают некоторые объективные рамки для научной деятельности и в этом отношении являются элементом объективных условий конкретного развития науки. Но, с другой стороны, сами эти организационные формы являются вторичным образованием и по своему назначению должны быть ориентированы на научную деятельность, приспособлены к ней, а не наоборот» [57, 4–5]. Из этого следует, что приобретение наукой статуса социального института – это обличение ее связей с обществом в ориентированные на научную деятельность организационные формы, которые, конечно, относятся к сфере социальной организации.
Нельзя, разумеется, не выделить той связи, которая существует между институционализацией науки как одного из элементов развития всего социального организма и ее внутренней организацией. На эту связь, по нашему мнению, верно указывал А. Титмонас [130, 163].
Институционализация – определенная историческая ступень в развитии науки и одновременно определенная степень ее организованности. Например, различные «школы» классической древности тоже имели свои организационные формы, но они никоим образом не превращали науку в социальный институт, ибо даже во всей своей совокупности не составляли стабильную, функционально интегрированную форму социальной организации.
Учреждения, связанные с научной работой и содержащиеся на средства казны, функционировали еще в Древнем Египте. Источники донесли до нас сведения о двух из них: Библиотеке и Мусейоне, созданных Птолемеем II [110, 90–91]. В античную эпоху роль организаций, вокруг которых сплачивались единомышленники, разделявшие взгляды своего наставника, выполняли лицеи и академии. Наиболее известными из них были Академия Платона и Лицей Аристотеля. В новое время в ведущих университетах европейских стран открываются научные лаборатории. Научно-техническая революция, начавшаяся в XX веке, подняла роль науки настолько высоко, что потребовалась новая шкала ее внутренней дифференциации. Стало очевидно, что в большой науке одни ученые склоняются к эвристической поисковой деятельности, выдвижению новых идей; другие – к аналитической и экспликационной (уточняющей); третьи – к приложению добытого научного знания. Есть ученые-теоретики, есть практики, есть эмпирики и классификаторы, есть и аналитики. Поэтому наиболее распространенным становится тип ученого, занимающегося развитием определенного направления в науке и привлекающего к этой деятельности талантливых молодых исследователей. Формируются научные школы.
Научная школа – это такой тип исследовательского коллектива, в котором возможно оптимальное соотношение индивидуальной творческой деятельности каждого ученого и коллектива, кооперирующего разносторонние и взаимодополняющие способности исследователей, направляющего активность каждого из них на достижение единых общих и индивидуальных целей. Она формирует естественную атмосферу передачи опыта, традиций, методов и приемов единомышленников, ведет к высшим научным результатам [77, 21]. В научной школе система отношений «субъект – субъект» разворачивается на нескольких уровнях (лидер – группа, учитель – ученики, основатель – последователи, соратники – единомышленник). В настоящей научной школе межличностные отношения, как правило, пронизаны подлинным демократизмом, который не сковывает инициативы ее членов, оставляя за ними свободу выхода из сообщества, если тот или иной человек осознал, что это не его призвание, не его научное направление, что он не в состоянии признать исследовательскую программу учителя; ученики же выступают не только соратниками, но и последователями, продолжателями дела учителя. В этом реализуется и преемственность, и непрерывность научно-исследовательского процесса. Таким образом, организация науки в современном развитом ее виде представляет собой направленную на наивысшую эффективность научной деятельности форму взаимодействия индивидов внутри коллективов и между собой, взаимодействие, которое включает в себя интердисциплинарные аспекты, ориентирование на исследование первоочередных проблем. А это значит, что институционализация науки совершается лишь тогда, когда социальные роли, выполняемые в ее рамках, закрепляются за стабильными носителями этих ролей не просто организационными формами, но одновременно и характером решаемых задач, традициями, ценностными ориентациями, юридическим и этическим статусами и т. д. Иначе говоря, когда вступает в силу фактор профессионализации.
Важным фактором, определяющим науку как социальный институт, является ценностно-нормативный аспект. Деятельность человека не только заключена в те или иные формы, но и предполагает наличие определенных социальных норм – правовых, моральных, этических, посредством которых осуществляются регулирование и контроль в рамках данного социального института. А каждая нормативная система становится содержательной для человека тогда, когда она опирается на соответствующую систему ценностей. Действенность этой ценностно-нормативной системы обеспечивается наличием социального контроля, применением соответствующих норм поощрения, санкций и т. д. Таким образом, формируется ценностно-нормативный аспект социального института. Наука имеет свою специфическую ценностно-нормативную систему, связанную с обеспечением главной цели и ценности науки – достижения истины.
Важно подчеркнуть, что в наше время, когда возрастает значение социальной ответственности ученых за выбор направлений исследований, за практическое применение научных открытий, ценностно-нормативная сторона научной деятельности приобретает все большее значение. Чтобы институт науки отвечал своему естественному предназначению, чтобы научная деятельность давала реальный прирост научного знания, необходимым условием является соблюдение этических и других институциональных норм. Эти нормы направлены на то, чтобы в науку не попали люди, которые профессионально не подготовлены, нетворческие, видящие «не себя в науке, а науку в себе». Вхождение ценностных категорий в научный поиск касается всех звеньев исследовательского процесса, хотя в различных структурных элементах науки это проявляется по-разному. В ее деятельностном аспекте, где субъект познания включен в многообразные общественные отношения, можно говорить о более или менее явном вхождении ценностей в контекст научной деятельности. Ценностные характеристики незримо присутствуют в наиболее общих принципах и законах научных теорий, которые, объясняя совокупность эмпирических факторов, вместе с тем предполагают подведение их под определенный образец для сравнения и оценки. Более отчетливо ценности проявляются в регулятивных принципах познания, касающихся, например, требований, предъявляемых к научной истине в плане ее соответствия стандартам объективного знания.
Многие великие ученые подчеркивали значение моральных качеств в науке, связывали непосредственную результативность научной деятельности не только с наличием в ней ведущих специалистов высокого класса, но и с соответствующими моральными качествами ученых. Вопрос – для чего построена та или иная научная теория, каким общественным (помимо чисто теоретико-познавательных) интересам она объективно служит – был правомерен для всех эпох, для любого этапа развития научного знания. Отсюда вывод: целевая ориентация науки, ее своеобразная интенция как определенного вида духовной деятельности и социального института определяется внутренними закономерностями развития науки, опосредованными общественными отношениями.
Если основная целевая ориентация науки выявляется как объективная направленность ее на конечную цель деятельности, то ценностная ориентация науки выражает направленность на определенную социальную ценность, и последняя вместе с тем есть не что иное, как «превращенная», осознанная деятельность науки, социальная цель. Между основной целевой и ценностной ориентацией может быть несоответствие, доходящее порой до противоречия и конфликта, что негативно сказывается как на развитии науки, так и на развитии общества в целом.
Таким образом, система институциональных норм в науке выполняет важные функции формирования морального облика ученого, обеспечения такого качества его деятельности, которое давало бы возможность привести ее в соответствие самым высоким критериям научности. Без таких принципов, как объективность, честность, трудоспособность, в научном познании трудно получить достоверный эмпирический или теоретический материал.
В этом смысле наука как социальный институт выполняет в обществе функции социального управления и социального контроля деятельности ученых, научных коллективов и организаций. Основными объектами такого управления и контроля являются правовые и моральные нормы, административные решения и т. д. Действенность социального контроля сводится, с одной стороны, к применению санкций в отношении такого поведения, которое нарушает социальные ограничения, с другой стороны, санкции выступают как механизмы поощрения желательного поведения. Например, если деятельность научной организации не отвечает общественным потребностям, то она может быть расформирована, перепрофилирована и т. д. В то же время высокая социальная значимость результатов деятельности научного коллектива может стимулироваться выделением дополнительных средств для расширения научных исследований, предоставлением нового оборудования, введением новых штатных единиц. Институт науки как социальный институт также осуществляет руководство поведением научных сотрудников. Для этого существует система санкций и поощрений. Ученые, проявляющие активность в науке, получают возможность быстро продвигаться по служебной лестнице, получать материальное вознаграждение, к ним могут применяться меры морального поощрения. Правда, в данном случае реальной преградой, тормозящей карьерный рост (в хорошем смысле этого слова) ученого, нередко выступает бюрократия.
Бюрократия как явление в той или иной мере присутствует в каждом социальном институте. Ее появление было обусловлено разделением функций власти и управления. Поучительным есть то, что в сферу управления попадают разные люди, очень отличающиеся и уровнем подготовки, и своими моральными качествами. Тем не менее принадлежность к бюрократическим структурам, участие в их функционировании вырабатывает у этих людей не только типовые приемы деятельности, но и формирует специфический стереотип восприятия действительности, обуславливает определенные особенности способа мышления, характерные именно для работников управленческих структур.
Не следует игнорировать последствий проникновения бюрократического типа мышления и в научную среду. Ведь во многих научных коллективах существует должностная иерархия ценностей, нередко определяющая не только отношение к людям, но и к получаемым ими научным результатам. Очень непросто, например, в широком фронте современного научного поиска находить узких специалистов, способных объективно оценивать научный уровень и значимость каждого труда. Поэтому аппарат ВАК нашел множество чисто формальных преград, призванных якобы исключить признание слабых с научной точки зрения трудов. Но, как справедливо подчеркивает О. Попович, результат получился совсем не таким, каким он должен был быть. Чаще всего настоящему ученому приходится тратить больше времени и нервов, чтобы соблюсти все формальности, в то время как для имитатора научной деятельности преодоление их не составляет большой проблемы [102, 43].
Свойственный бюрократическому типу мышления консерватизм и примитивный прагматизм во все времена выступал серьезной преградой для развития науки. В начале XX ст. в Германии, где на то время была сильнейшая физика, никому не известному А. Эйнштейну разрешили опубликовать в популярном журнале «Annalen der Physik» серию статей, среди которых были три шедевра: специальная теория относительности, теория квантов света и теория броуновского движения. Причина такого либерализма заключалась в том, что издатель сам решал, что публиковать. В 30-х годах ХХ в. в США работу Эйнштейна, уже признанного гения, отправили «Physical Review» на рецензию. Дотошный рецензент сделал много замечаний и потребовал соответствующих изменений. Возмущенный Эйнштейн, до этого ни разу не соприкасавшийся с бюрократической машиной, отозвал статью и опубликовал ее в менее известном журнале [102, 38–39].
Безусловно, какая-то преграда, стоящая на пути вала наукоподобных работ должна быть. И требования, разработанные ВАК, сами по себе достаточно разумны. Но бюрократически канонизированные как нерушимый кодекс, эти правила превращаются в страшную силу в руках околонаучного чиновника. Как замечает О. Попович, «ни Эйнштейну, ни Дираку, ни Ландау, ни другим классикам, отдавшим предпочтение свободному и оригинальному изложению своих результатов, скорее всего, не удалось бы сегодня в Украине прорваться даже в кандидаты наук. Их статьи были бы признаны недостаточно профессиональными» [102, 45].
Институт науки – достаточно динамичное образование, требующее исторического подхода к своему изучению. В этой связи специалисты предлагают выделить несколько «состояний» науки [130, 164]. Первым из них является доинституциональное состояние науки. Под этим состоянием подразумевается не какой-то «социальный вакуум», то есть не социальная бесформенность, а отсутствие у науки статуса социального института. На этой стадии развития наука и научная деятельность совершаются в рамках других социальных институтов, поэтому, как нам представляется, целесообразно рассматривать в качестве исторически первой предпосылки институционализации науки процесс ее освобождения, вычленения из тех внешних для науки социальных форм, в которых прежде совершалась научная деятельность.
Известно, что вопрос о «начале» науки является в современном науковедении предметом разносторонней дискуссии. Одни авторы считают, что наука появляется вместе с появлением человеческого общества. Так, по мнению А. Титмоноса, уже в глубокой древности имела место именно научная, а не какая-то донаучная или ненаучная деятельность [130, 164]. Такой характер, по мнению А. Титмоноса, носило развитие астрономии и математики уже в древнем Египте (если не еще раньше, в шумеро-аккадской цивилизации), хотя это развитие с точки зрения институциональной оформленности происходило тогда в рамках религии как социального института. Г. Н. Волков считает, что процесс появления научных знаний можно представить как взаимодействие человека с природой, субъекта – с объектом. Изменяя окружающий мир, субъект одновременно познает его, а сама наука (или преднаука) в процессе общественной практики выступает как: 1) духовный инструмент познания и преобразования природы; 2) как момент трудового акта; 3) как специфическая форма общественной практики [21, 100]. Следовательно, можно считать началом зарождения научного знания первые попытки homo sapiens включить интеллектуальную деятельность в социальную практику. С. Крымский полагает, что науки не было даже в Древнем Египте, хотя египетская цивилизация эпохи фараонов использовала большое количество астрономических знаний и наблюдений, располагала опытом геометрического исчисления земельных участков, имела определенные достижения в медицине, вплоть до успешной трепанации человеческого черепа. Но это были только практические навыки или технологические приемы, лишенные теоретического обобщения и причинного пояснения [69, 3].
В пору классической античности совершается переход на другой уровень социального оформления научной деятельности: она начинает функционировать главным образом в рамках сферы образования. О том, что эта форма оказалась значительно более адекватной для науки, чем предыдущая, свидетельствуют итоги научной деятельности в условиях Древней Греции и Рима, которые оказались более плодотворными, чем период развития науки в рамках религии. По мнению В. С. Степина, с вступлением мира в эпоху античности завершается период преднауки, а наука «в собственном смысле» начинается с того момента, когда в последней «наряду с эмпирическими правилами и зависимостями (которые знала и преднаука) формируется особый тип знания – теория, позволяющая получить эмпирические зависимости как следствия из теоретических постулатов» [123, 59].
В древнегреческой философии еще до Сократа, Платона и Аристотеля были, по выражению Мела Томпсона, так называемые ученые-досократики, которые на основе собственных наблюдений за внешним миром выдвигали теории, объясняющие природу вещей [131, 19]. Фалес, рассматривая твердые и жидкие вещества, пришел к заключению, что они порождены одной стихией. Он ошибочно полагал, что началом сущного является вода. Это была первая попытка разума и интуиции постичь природу вещей. Лишь один атом кислорода отделяет Фалеса от современной физики, ибо мы считаем, что все вещества происходят от водорода. В ту же эпоху другой мыслитель предвосхитил позднейшую научную гипотезу. Это был Гераклит, высказавший идею непрерывного изменения («все течет»). Мы живем в мире, где большинство людей полагает, что все – от галактик и звезд до клеток, составляющих человеческую субстанцию, – постоянно меняется и развивается. Гераклит пришел к этой мысли посредством наблюдений и логики тогда, когда всем вокруг сотворенный порядок вещей казался неизменным.
Левкипп и Демокрит основали теорию атомистики, согласно которой вся материя состоит из предельно малых частиц, существующих в пустоте. А различия в свойствах веществ обусловлены составляющими их равными по форме атомами. Наблюдая, как вещество переходит из одной формы в другую (твердая, жидкая, газообразная) под воздействием различных температур (к примеру, вода может быть в виде пара или льда), эти мыслители предполагали, что одинаковые атомы по-разному сочетаются в различных условиях. Изучая окружающий мир, они прокладывали путь к созданию общих теорий.
Сфера религии и сфера образования были социальным оформлением научной деятельности лишь до определенной исторической эпохи. Необходимость дальнейшего развития науки, скованной рамками этих форм, в конечном счете, превратила наука в самостоятельный социальный институт, впервые сложившийся в середине XIX ст. Именно с этой поры процесс дальнейшей эволюции социального оформления науки превратился из смены «трансцендентальных» по отношению к науке форм в процесс замены одной «имманентной» для науки формы другой, такого же порядка, но более гибкой и более благоприятной для ее развития.
Организационные и нормативно-ценностные основания науки в самых общих чертах начали вырисовываться уже в первых стадиях научной деятельности, что позволяет рассматривать эти стадии как доинституциональное состояние науки.
Функционирование научной деятельности в таком социальном оформлении, являясь исторической необходимостью, «искривляло» эту деятельность, растворяя ее в других сферах социальной жизни и подчиняя выполнению органически не свойственных науке функций.
Переход научной деятельности с одного уровня социального оформления на другой сопровождался сужением ее полифункционального диапазона. Оборотной стороной этого перехода являлось, как правило, увеличение социального простора, в котором научная деятельность могла совершаться именно как деятельность научная.
При переходе науки в институциональное состояние противоречие между научной деятельностью и ее социальным оформлением постепенно превращается в противоречие между научной деятельностью и адекватными для нее, но неизменно отживающими и окостеневающими формами развития. Приобретение наукой статуса социального института выражает собой высокую ступень эволюции науки и общества, реализовавшую исторически давнюю тенденцию к расширению социального простора для ее развития и вместе с тем к ее обособлению в относительно самостоятельную сферу общественной жизнедеятельности.
Уже в эпоху нового времени, когда начинается профессионализация различных видов деятельности, в науке для ее внутриорганизационного состояния была характерна двуединая тенденция. На первый взгляд, как считает А. Титмонос, суть ее состоит лишь в том, что с появлением профессии ученого, с одной стороны, начинают приобретать совершенно новое содержание старые, традиционные учреждения науки, а с другой – бурно рождаются новые организационные образования [130, 171]. Действительно, при более пристальном и конкретном рассмотрении этой тенденции в социальном развитии науки оказывается, что в ней складываются в расчленённом виде по существу две системы: во-первых, та, которая обычно именуется университетской наукой, и, во-вторых, так называемая академическая наука. В XX веке к этим двум структурам присоединяется третья – в лице научно-исследовательских центров, крупных фирм и компаний (в бывшем СССР – так называемая отраслевая наука).
Таким образом, современная наука как социальный институт начала формироваться в XIX веке. Институциональные формы, то есть определенная система организации ценностей и норм, закрепили науку как вид духовного производства в конкретном обществе. Институционализация науки обозначила также, что общество начало рассматривать ее как необходимый компонент и не только ожидало от науки выполнения определенных социальных функций, но и принимало на себя обязательство по обеспечению ее необходимыми средствами и созданию условий для развития.
Социальные условия начинают оказывать влияние на содержание и направления научной деятельности. Осуществляется это с помощью таких рычагов, как научная политика, способы и размеры финансирования научных проектов и т. д. В дальнейшем с увеличением объемов технологического применения научных знаний и особенно с появлением «большой науки», с одной стороны, и расширением исследований в военных целях, с другой – институт науки все более интегрировался в экономическую и политическую систему. Опыт США, Англии, Франции, Японии, Германии, других промышленно развитых стран свидетельствует: государство, чтобы не допустить отставания в области научно-технического прогресса, принимает на себя функцию регулирования непосредственного развития науки. Речь идет в первую очередь о формировании таких ее организационных структур, которые бы активно способствовали решению новых задач.
В странах Запада сразу после окончания второй мировой войны создавались специальные государственные органы, которые начали осуществлять руководство наукой и разрабатывали планы ее развития. В США сразу после запуска первого советского искусственного спутника Земли был учрежден пост советника президента по вопросам науки и техники. Еще раньше в этой стране стали внедряться в практику специализированные научно-исследовательские организации, так называемые «мозговые центры», «научно-технические комплексы», «фабрики мысли». Первый такой «мозговой центр» – «Ренд Корпорэйшн» – был создан в 1946 году. В начале своей деятельности он работал над выполнением заказов военно-воздушных сил, в дальнейшем – по контрактам правительства, частных фирм и различных фондов [50, 45]. Позже были открыты «Иллинойский технический институт», «Аэроспейс Корпорэйшн», «Гудзоновский институт». Появилось большое количество других научно-исследовательских центров, которые работают под эгидой государства, университетов, компаний или смешанных ассоциаций. Подобные научные центры приобрели большое распространение в области ядерных исследований, космических программ, радиоэлектроники, биологии, медицины и т. д. [124, 13; 136, 20; 64, 15–26].
Наряду с национальными в послевоенные годы создаются и международные центры координации научной деятельности. В конце 1960 года группой ученых (среди которых были Р. Опенгеймер и Б. Расселл) была основана Всемирная академия искусств и науки. В 1964 году в Англии по инициативе Дж. Бернала, Д. Прайса и Ч. Сноу учреждается фонд «Наука о науке», который начал функционировать как независимая международная организация, главными заданиями ее стало стимулирование исследований проблем социальной роли науки, принципов ее организации и планирования [21, 217].
Если спросить: что представляет собой наука как социальный институт в Украине, то ответ будет таким. Известно, что эффективность науки как социального института зависит, в первую очередь, от квалификации научных кадров и организации научных исследований. По численности научных кадров наша страна находится на одном уровне с такими странами, как Германия, Англия, Франция. А вот что касается качества их деятельности, то здесь очень и очень много вопросов. Средства массовой информации неоднократно освещали эти проблемы [116; 113; 114]. Например, своеобразным коэффициентом полезного действия ученого принято считать количество ссылок на его труды. К сожалению, мы пока не можем похвастаться большими достижениями в этом плане, хотя, как заметил В. Оноприенко, средний научный сотрудник в Украине имеет сегодня значительно большее количество научных трудов, чем два выдающихся российских ученых, нобелевские лауреаты, академики М. М. Семенов и П. Л. Капица [90, 21].
Относительно структуры науки как социального института можно сказать, что на сегодня в Украине есть три типа научных учреждений.
Во-первых, это научные учреждения, занимающиеся исследованием фундаментальных проблем в главных областях естественных и общественных наук. Сюда относятся академические (функционирующие в системе Национальной академии наук Украины) институты, в которых занята небольшая по численности, но наиболее квалифицированная часть ученых.
Во-вторых, значительная часть научных сил сконцентрирована в так называемых отраслевых научно-исследовательских институтах: технических, медицинских, сельскохозяйственных, а также заводских институтах и лабораториях. Еще совсем недавно эти научные организации решали конкретные задачи научно-технического прогресса, перебрасывали мосты от «чистого естествознания» к практике. Трудности в экономике, начавшиеся с конца XX столетия, привели к тому, что отраслевой сектор украинской науки понес большие потери. На этом фоне с особой тревогой за отечественную науку воспринимаются слова одного из директоров НИИ, функционирующего в системе академий сельскохозяйственных наук. На вопрос корреспондента газеты относительно количества научных сотрудников, работающих в институте в настоящий момент и работавших ранее, был дан такой ответ: сейчас в коллективе осталось пять человек, а раньше работало 300. Когда был задан вопрос, что делают те, кто остался, последовал ответ: ничего, ибо те, кто мог что-то делать, давно «разбежались кто куда».
В-третьих, значительное количество ученых сконцентрировано в университетах, где разработка фундаментальных и прикладных задач науки связана с подготовкой инженеров, врачей, учителей, агрономов. Несмотря на то, что вузовская наука также переживает не очень лёгкое время, тем не менее ученые университетов стараются сотрудничать с академическими учреждениями, с отраслевыми институтами и заводскими лабораториями.
Подводя итог, скажем, что превращение науки в социальный институт было принципиальным поворотом в ее развитии, обеспечившим невиданный размах и эффективность научной деятельности. Но это превращение оказалось не только абсолютным плюсом для ее развития. В нем выявились свои теневые стороны, которые рельефно обрисованы в сжатой характеристики Дж. Бернала: «учреждение первых научных обществ … превратило науку в институт со знаками отличия, званиями, но, к сожалению, и с тем масштабом помпезности и педантства, которыми обладали более старые институты права и медицины. Эти общества стали жюри науки, обладающей достаточным авторитетом для элиминации многих шарлатанов и безумцев, которых широкая общественность только с большим трудом в состоянии отличать от настоящих ученых, но, к сожалению, также бывшей в состоянии, по крайней мере, на время прогонять из официальной науки многие революционные представления» [130, 172–173].
Со времени институционализации социальные параметры науки чрезвычайно усложнились – изменились старые и появились новые. В современном обществе наука как социальный институт выполняет функции социального управления и социального контроля научно-исследовательской деятельности. В Украине институт науки имеет многоуровневую структуру, куда входят академические, отраслевые и вузовские организации. Каждая из них характеризуется наличием цели деятельности, конкретными функциями, обеспечивающими достижение этой цели набором социальной позиции и ролей, а также системой санкций, влияющей на поведение сотрудников.