ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. О храбрости; о "записных"; о дуэлях
Фенест. Такие кавалеры дерутся из любой безделицы: взглянешь ли на них искоса, кивнешь ли вместо поклона, заденешь ли полою плаща или плюнешь ближе, чем в четырех шагах; бывает, "записной" и сам проштрафится либо обознается, а ты все равно отказываться не смей, дерись! Взять хоть случай с двумя дворянами, из коих один состоял при кардинале Жуайёзе1: выйдя на лужайку, дворянин этот спрашивает противника: "Вы не такой-то, из Оверни?" — "Нет, — отвечает тот, — я такой-то, из Дофинэ". Однако, порешили они, коль скоро вызов сделан, то и надобно сразиться насмерть, что и исполнили. Вот это и значит быть настоящим "записным"!
Эне. А скажите, требуется быть таковым постоянно или дело сводится к отдельным стычкам?
Фенест. О нет, конечно, не постоянно; мы ж не какие-нибудь дурни деревенские! Важно лишь прослыть им — и дело в шляпе.
Эне. А не могли бы вы мне назвать некоторых из сих рыцарей чести?
Фенест. Извольте: доблестный Баланьи2, Помпиньян, Беголь, младший де Сюз, Базане, Монгла, Вильмор, Лафонтен, барон де Монморен, Петри и многие другие, чья отвага блистала...
Эне. Отвага-то блистала, да с ними, что же стало?
Фенест. Гм... верно, они сами убиты, но слава их живет! Не правда ли, отлично сказано?
Эне. И вы полагаете, историки, упомянут об эдакой храбрости в своих книгах?
Фенест. Да по мне, какая-нибудь рокамандурская бляшка3 или зубочистка господина маршала де Роклора4 стоит вдесятеро дороже всех этих пресловутых историков вместе взятых; коли о наших смельчаках говорят при дворе, чего же вам еще?!
Эне. Ну, и кто же из ваших "записных" преуспел при дворе? Слышали ли вы хоть об одном губернаторе провинции или маршале Франции, который обязан своей карьерою поединку?
Фенест. Вот я и толкую о том, что храбрые благородные кавалеры нынче не встречают должного уважения.
Эне. Уважения или славы? Не последняя ли их прельщает?
Фенест. Послушать вас, так ни один кавалер ордена Святого Духа5, ни один маршал Франции не прогулялся на лужайку со шпагою кто двадцать, а кто и тридцать раз!
Эне. Так что же вам угодно? Чтобы все уподобились вам, да еще столь же дешево за свои эскапады расплачивались? То, что зовете вы "прогулкою на лужайку", есть преступление, за которое, по приказу нашего славного короля Генриха Великого, должно за ноги вешать на площади6! Вы же требуете высочайшими почестями венчать позорнейший из проступков. В мое время маршалом Франции становился тот, кто сразился не менее чем в трех баталиях, командовал, по крайней мере, в трех приступах, выдержал, не дрогнув, три осады и выиграл три боя с развернутыми знаменами. Вот из какого теста делались наши маршалы; они достигали своего положения тяжкими испытаниями, а не эдакими вашими "прогулками".
Фенест. Ну, стало быть, и войны в прежние времена были иные, не чета моим четырем.
Эне. Да, уж мы вдосталь понюхали пороху... За какие-нибудь полтора года нам выпало столько, что иному хватит на всю жизнь! Нынче уже не то, люди измельчали. За те восемнадцать месяцев мы побывали в четырех сражениях да еще в двух боях, каждый из которых стоил целой войны; восемь городов осаждали мы и все их взяли, и уж бессчетно выпало нам всяких прочих приключений.
Фенест. Я читал о таком, но видеть своими глазами не пришлось.
Эне. Не попадалась ли вам "История трех войн"? Там описано все, о чем я упомянул: от боев под Жарнаком7 до сражения в Люсоне8.
Фенест. Н-да, разумеется... я читал... Но тоже и с дуэлями раньше дело обстояло иначе!
Эне. Эх, да какое сравнение! Прежде было — время, а ныне — пора!
Фенест. Вы, стало быть, ратуете за упразднение дуэлей?
Эне. Ничуть не бывало. Есть дуэли оправданные, коих избежать невозможно: к примеру, в случаях оскорбления величества или при государственной измене; по особому дозволению короля — для защиты чести женщины либо в поддержку сироты против убийцы его родителей; также одобряю я поединок между вождями двух армий во избежание общего кровопролития. Сюда же следует отнести дуэли во славу религии, хотя правда, что из них добрая половина религией лишь прикрывается.
Фенест. Да возьмите в толк, что жестокие кары, записанные в Указе, никого не запугали!
Эне. Многие правоведы и высокие государственные деятели размышляли над сей задачей. В беседах со мною высказывали они убеждение в том, что все так называемые подвиги чести должно наказывать тяжким позором, и лекарство вышло бы преотличное! Вот что, по их мнению, следует соблюдать и исполнять бестрепетно: всякий, кто вызвал другого на дуэль, оскорбил темсамым короля, а потому лишается он дворянского звания, а на имение его накладывается секвестр; одновременно конфискуют у него все состояние или пансион. Поверьте, претерпев такую кару, сии храбрецы на весь мир закричат о вреде дуэлей. Для вызванного же на поединок подобрал бы я более мягкое наказание. Ежели неуклонно поступать так со всеми виноватыми, то доблесть, ныне попусту расточаемая на лужайках, помогла бы дворянам исполнять свой прямой долг, верно служа королю.
Фенест. Да полно вам, кому из наших маршалов пришлось хлебнуть того, о чем вы вспоминали?! Среди них и нет таких, что сражались бы в трех баталиях.
Эне. Есть, сударь, но лучше оставимте пустой спор; негоже судить тех, кому наш долг повиноваться.
Фенест. Э, мы при дворе вовсе не такие разумники, там перемывают косточки всем подряд.
Эне. А мы, деревенские жители, воспитаны в почтительности к сильным мира сего.
Фенест. Башка господня! Кабы мне промочить горло, вы услыхали бы от меня презанятные истории!