загрузка...
 
Ф. И. Буслаев о ранних работах А. Н. Веселовского
Повернутись до змісту

Ф. И. Буслаев о ранних работах А. Н. Веселовского

В 1868 и 1874 гг. Буслаев публикует две обширные рецензии на работы А. Н. Веселовского. Он уделяет им также много внимания в статье «Сравнительное изучение народного быта и поэзии» [Буслаев 1873а, № 4, с. 625-626, 641-649]. Этот своеобразный заочный диалог между Буслаевым и «первым» из его учеников [см.: Азбелев 1992, с. 18] получил позднее продолжение в рецензии А. Н. Веселовского на «Мои досуги» Буслаева (1886). Сохранилась интересная переписка между Буслаевым и А. Н. Веселовским (письма А. Н. Веселовского хранятся в РГБ, ф. 42, к, 11, ед. хр. 45, 5 писем, 10 листов; письма Буслаева в ИР ЛИ, ф. 45, оп. 3, ед. хр. 183, 11 писем, 25 листов).

В 1868 г. Буслаев поместил в «Журнале Министерства народного просвещения» статью «Опыты г-на Веселовского по сравнительному изучению древнеитальянской литературы и народной словесности славянской и в особенности русской». Буслаев подробно пересказал две работы А. Н. Веселовского, опубликованные в Италии: книгу «Новелла о королеве Дакийской» (исследование и публикация текста) и заметку «Предания народные в поэмах Антонио Пуччи». В появлении работ А. Н. Веселовского

Буслаев видит свидетельство того, что «русская ученость все больше и больше начинает оказывать свое влияние на успехи наук в Европе» [Буслаев 1868, с. 495]. «Г-ну Веселовскому, кончившему курс в Московском университете около десяти лет тому назад, выпала счастливая доля познакомить итальянских исследователей литературы с тем сравнительно-историческим методом, который так блистательно разрабатывается теперь в Германии по следам братьев Гриммов и начинает уже оказывать свою силу и во Франции, но который до сих пор оставался в Италии неизвестен. Сравнение итальянских сказаний с родственными им по содержанию у других народов дало возможность русскому ученому, впервые на итальянском языке, войти в подробности как о сербских и других славянских сказках и песнях, так и в особенности о русских. Рядом с Як. Гриммом и Либрехтом он не раз цитирует „Русские сказки" Афанасьева и, касаясь мифических преданий о Дитрихе Бернском, не забывает нашего Волоса» [Буслаев 1868, с. 495].

Буслаев видит в деятельности А. Н. Веселовского «патриотический подвиг образованного русского человека, который, владея богатым содержанием общеевропейской литературы, дает в ней почетное место и народности русской, как одному из основных элементов общего всем западным народам литературного предания» [там же, с. 497].

Рецензент подробно пересказывает опубликованную А. Н. Веселовским «Новеллу о королеве Дакийской», в основе которой лежит сказочный сюжет о невинно гонимой девушке (АТ 706 «Безручка»; основная литература о данном сюжете указана в комментариях к книге [Афанасьев 1985, т. 2, с. 439]). Попутно Буслаев рассуждает об отличии русской культурной ситуации от итальянской и дает краткую характеристику итальянской поэзии ХИ-Х1У вв. Особый интерес представляют наблюдения Буслаева о различном восприятии христианской религии в странах античной цивилизации, с одной стороны, и у славян и германцев — с другой ([Буслаев 1868, с. 498-499]; см. также: [Буслаев 1895]).

В 1873 г. Буслаев готовит обстоятельный разбор книги А. Н. Веселовского «Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе» для ; присуждения наград графа Уварова. Познакомившись с книгой, он писал А. Е. Викторову: «Диссертация Веселовского заинтересовала меня в высокой степени и по свежести взглядов и приемов, и по легкости и смелости в постановке вопросов. Чтобы идти вперед, именно так и надобно направо и налево рубить сплеча. Пусть иные его догадки и не оправдаются критикой, но вся важность в его методе и взгляде, так что бездна необъяснимых доселе подробностей в нашей русской народной поэзии, былинной и летописной, благодаря этому методу, могут быть объяснены как нельзя удовлетворительнее» ([РГБ, ф. 51, к. 17, ед. хр. 1, л. 8]; опубликовано с незначительными неточностями в статье: [Афиани 1972, с. 312-313]).

В своем отзыве Буслаев причисляет книгу к «капитальным приобретениям нашей ученой литературы» [Буслаев 1874, с. 66], однако подвергает ее весьма нелицеприятной критике.

Буслаев возражает против преувеличения роли богомильства и других еретических движений и указывает на то, что многие из апокрифических текстов, создание которых А. Н. Веселовский приписывает «еретической пропаганде», появились задолго до богомильства, а некоторые даже были признаны официальной церковью и не имели еретического характера ([там же, с. 26-49]; см. также: [Буслаев 1873а, № 4, с. 641-649]).

Он приводит обширную цитату, в которой А. Н. Веселовский излагает идею о том, что для возникновения средневековой мифологии «достаточно было особого склада мысли, никогда не отвлекавшейся от конкретных форм жизни и всякую абстракцию низводившей до их уровня» [Буслаев 1874, с. 52]. Буслаев одобрительно замечает, что «принцип, высказанный здесь автором, в высокой степени верен, а в приложении к исследованию фактов как нельзя более плодотворен...» [там же]. В проведении этого принципа А. Н. Веселовский «по справедливости может быть признан в русской ученой литературе одним из передовых деятелей...» [там же].

В последней части статьи «Сравнительное изучение народного быта и поэзии» Буслаев помещает главки «Влияние христианства на язычников», «Средневековое двоеверие», «Отношение еретических сект к двоеверию». Ученый обращается к темам, которые в эти же годы активно разрабатывает А. Н. Веселовский, и вступает в активный творческий диалог со своим бывшим учеником. Эти главки во многом пересекаются с разбором «Славянских сказаний о Соломоне и Китоврасе».

Отчасти вслед за А. Н. Веселовским, отчасти в полемике с ним Буслаев выдвигает идею о двух периодах двоеверия (нам еще придется говорить о концепции двух эпох мифического процесса у А. Н. Веселовского, см. ниже, с. 350). «В истории двоеверия христианских народов нового мира, — утверждает Буслаев, — надобно отличать два существенно различные между собою периода — древнейший и позднейший. Двоеверие древнейшего периода... неминуемо должно было сложиться в представлениях при самом уже первом столкновении языческого и иудейского населения с учением и обрядами новой религии. Из того же двоеверного зародыша рано развились древнейшие из так называемых апокрифов, то есть таких баснословных сказаний, в которых история библейская и церковная искажена примесью мифа и сказок древних языческих народов... Что же касается до двоеверия второго периода, то оно сложилось уже потом, в среде самых народностей, принявших христианство, у германцев, литвы, славян, которые, находя зародыш для своих вымыслов уже в воспринятой ими двоеверной смеси, тем легче могли расписывать ее ткань новыми узорами своей мифологии и вообще народных преданий» [Буслаев 1873а, № 4, с. 625].

Буслаев замечает, что А. Н. Веселовский в предисловии к книге «Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе» «недостаточно уяснил себе значение двоеверия в быту народном, именно потому что не отличил указанных... двух периодов» [там же, с. 625626]. Приводит Буслаев и известное полемическое утверждение А. Н. Веселовского о том, что «скотий бог Волос мог так же естественно выработаться из св. Власия, покровителя животных, как по принятому мнению св. Власий подставиться на место коренного языческого Волоса» [Веселовский 1872а, с. XIV]. Буслаев возражает на это, что с точки зрения истории языка возможен переход имени Волоса в имя Власия, но не наоборот. Надо сказать, что аргументация Буслаева все же не снимает проблемы, поставленной А. Н. Веселовским, ибо у последнего речь идет не об именах Волоса и Власия, а о народных представлениях о соответствующих персонажах. Кстати, позднее те же высказывания А.           Н. Веселовского процитировал и подверг критике А. А. Потебня [Потебня 1905, с. 133-134].

В рецензии на книгу А. Н. Веселовского, статье «Странствующие повести и рассказы» и других сочинениях 1870-х Буслаев признает плодотворность теории литературного заимствования и теории широкого культурного и литературного обмена между народами. Сравнительная струя присутствовала и в ранних работах Буслаева и не была для него чем-то новым. Для истории науки особый интерес представляет другое. В рецензии на книгу А. Н. Веселовского и в более раннем отзыве на книгу В. В. Стасова «Происхождение русских былин» Буслаев показал, что и теория заимствования может привести к таким же ложным выводам, как и теория «мифологии природы».

Любопытны в этом отношении критические замечания Буслаева по поводу тезиса А. Н. Веселовского о «еретической пропаганде апокрифов». Концепция А. Н. Веселовского является «действительно довольно стройным целым, при первом взгляде — не лишенным убедительной силы; потому что одно звено сцепляется с другим, еретичество одного апокрифа или сказаниия подкрепляется и усиливается еретичеством другого: но, несмотря на все искусство в сцеплении этих звеньев, если мы подвергнем критической пробе каждое из них в отдельности, то хрупкость каждого — как увидим — далеко не ручается и за прочность всей цепи. Автор постоянно только и делает, что предполагает, и под условием допуская одно предположение, выводит из него другое и т. д., или делает нерешительные вопросы и, отвечая на него не решающим же ответом, выводит из таких колеблющихся посылок заключение, которое в свою очередь должно служить основанием для других предположений и догадок» [Буслаев 1874, с. 49].

Познакомившись с рецензией Буслаева, А. Н. Веселовский писал ему: «Я давно собирался поблагодарить Вас за лестный и полезный для меня отзыв о моей книге. Чем менее я его ожидал, тем приятнее он на меня подействовал. С одной стороны, я не сомневался, что Вы именно отнесетесь отрицательно к некоторым взглядам, выраженным в моей книге; с другой, русская критика так часто заменяет ташкентскими отношениями к личности — объективно спокойные отношения к вопросам науки, что последнее нам в диковинку» [РГБ, ф. 42, к. 11, ед. хр. 45, л. 1].

На обороте второго листа цитированного письма А. Н. Веселовского Буслаев начал набрасывать свой ответ. Он начинается словами: «Многоуваж. А. Н. Радуюсь, что я угодил Вам своим отзывом, обманув Ваши неблагоприятные ожидания, к которым — сколько мне помнится — я не подавал ни малейшего повода. Что же касается до Вашей уверенности, что я отнесусь отрицательно к некоторым из Ваших взглядов, то она — как видите — вполне осуществилась...» [там же, л. 2об.].



загрузка...