Концепция мифологии в отечественной науке XIX в. не была целостной и единой, она всегда реализовывалась в виде ряда различных, подчас альтернативных, вариантов, которые не столько приходили на смену друг другу, сколько сосуществовали в одно и то же время. Распространенное представление об истории фольклористики как о последовательной смене различных научных направлений мало соответствует действительности. Ни на одном этапе развития фольклористики XIX в. мы не видим единого метода или единого направления, школы, но всегда — их многообразие и противоборство.
Те споры, которые веди друг с другом Ф. И. Буслаев и А. Н. Пыпин, А. Н. Афанасьев и К. Д. Кавелин, А. А. Потебня и А. Н. Веселовский, звучат сегодня вполне актуально. Именно этим многообразием точек зрения, подходов, направлений и интересна для нас сегодня филология XIX в. Обращаться же к ней для того, чтобы открыть какой-то универсальный метод, было бы по меньшей мере неуместно.
Рассмотренные концепции мифа можно разделить, во-первых, в зависимости от того, делался ли в них акцент на соотношении мифа с языком (словом), или на роли мифа в истории культуры. Несколько огрубляя реальную ситуацию, назовем первую концепцию лингвистической, а вторую — культурно-исторической или этнографической. Первая более характерна для раннего творчества Ф. И. Буслаева и для А. А. Потебни, вторая — для позднего Ф. И. Буслаева и А. Н. Веселовского. Интересы Ф. И. Буслаева явственно смещались с течением времени от рассмотрения мифа в свете языка к его рассмотрению в контексте культуры. В конце 1860-х — начале 1870-х гг. мифологическая теория пришла во взаимодействие с другими научными подходами — теорией заимствования и этнографической, или антропологической, теорией. Ф. И. Буслаев был готов к восприятию новых веяний, поскольку всегда учитывал и разнообразные книжные влияния, и возможность самостоятельного и независимого зарождения верований в разных традициях. А. Н. Веселовский интегрировал мифологическую теорию в более широкую концепцию развития и взаимодействия культур. Чрезвычайно важен сам момент перерождения мифологической теории, когда, как бы сбрасывая старую кожу, она неожиданно демонстрирует возможности нового смыслового развития.
В осмыслении мифа и А. А. Потебня, и А. Н. Веселовский сохранили органическую связь с взглядами Ф. И. Буслаева. Это позволяет нам утверждать, что выдающиеся филологи прошлого столетия создали объединенными усилиями — в сложных отношениях преемственности, полемики, взаимного притягивания и отталкивания— единую и целостную в своем многообразии мифологическую теорию. Думается, что она является одним из наиболее высоких достижений отечественной гуманитарной мысли XIX в.
Несмотря на существенные различия в понимании мифа, которые имеются у Ф. И. Буслаева и А. Н. Афанасьева, А. А. Потебни и А. Н. Веселовского, все же мы улавливаем в основе их взглядов нечто общее. Хотя ученые неоднократно полемизировали друг с другом, в исторической перспективе сходство между их точками зрения не менее существенно, чем различия. Ясно, что речь в данном случае пойдет не о реальной истории мифологических концепций прошлого столетия, а скорее об их логическом каркасе.
Если попытаться свести воедино все, что мы узнали о мифе и мифологии из работ Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева, А. А. Потебни и А. Н. Веселовского, то перед нами предстанет хаос, в котором легко потеряться.
Миф возникает непреднамеренно, почти случайно и тем не менее сохраняет свою власть над людьми в течение тысячелетий. Он зарождается в какой-то неисповедимой глубине человеческого существа и противостоит индивиду как внешняя сила — благодетельная или враждебная. Миф определяет восприятие текущей истории, и он же уводит мысль в таинственную древность. Миф, каким-то образом соединяет в себе черты уникальности, непредсказуемости, сиюминутности и черты вневременности, традиционности, трансцендентности. Он выражает индивидуальное восприятие мира и хранит национальную специфику, предстает как акт творческого преобразования действительности и как «завет предков потомкам» [Буслаев 1861а, т. 1, с. 1]. Мифология бесконечно далека по своим истокам и рождается здесь и сейчас, в конкретном переживании вот этой грозы, вот этого заката.
Миф возникает как ошибка, и он же заключает в себе некую тайну мироздания и сущности человеческого бытия, обладает эстетической привлекательностью и внутренней целесообразностью. Вся история человечества представляет собой историю демифологизации, преодоления мифологического наследия, однако ее же можно представить и как последовательное построение все новых мифов на месте мифов, ранее отвергнутых.
Миф выступает и как символическая форма, и как регулятор индивидуального поведения и социальных связей, и как вид художественного творчества, аналогичный поэзии, и как интеллектуальная деятельность (своеобразная преднаука). Мифотворчество характерно для доисторической эпохи, однако оно продолжается и позднее, вплоть до наших дней.
Конкретные мифические представления, мотивы, повествовательные тексты являются как бы слепками с мифологического мышления, дублирующими, оплотняющими его содержание. В то же время процесс создания мифов имеет творчески-познавательный характер, и результат его никогда не может быть предсказан с полной определенностью.
Миф и предшествует языку как неоформленное движение мысли, и совпадает с ним, определяя план его содержания, и порождается языком. Столь же неоднозначный характер имеют отношения мифа с поэзией, эпосом, метафорой и другими языковыми и поэтическими тропами.
Сочетание неоднозначных, во многом противоположных взглядов на миф в рамках единой теории отнюдь не является чем-то банальным. Однако простая констатация того, что мы имеем дело с противоречиями, еще ничего не решает, так как противоречия бывают разными: одни относятся к построению самой концепции, а другие выявляют внутренние противоречия объекта исследования, одни появляются в результате логической ошибки, а другие возникают вполне закономерно в процессе постижения мира.
В рассмотренных нами концепциях мифа имеются многообразные противоречия: между декларируемыми принципами и исследовательской практикой, между отдельными звеньями общей концепции, между ранними и поздними трудами одного и того же исследователя и т. д. Все же наибольший интерес представляют те противоречия, которые относятся непосредственно к содержанию мифологической теории и возникают в результате целостного и многостороннего осмысления объекта в его реальной сложности. Они имеют уже не формальный, а диалектический характер и могут быть сформулированы в виде антиномий, то есть таких утверждений, которые являются в равной степени истинными и в то же время противоречат друг другу. Антитезис не только отрицает тезис, но и включает его в себя как собственное основание, а синтез не столько снимает противоречие между тезисом и антитезисом, сколько переключает проблему в иную плоскость рассмотрения. Диалектическое видение сущности языка в русской науке связано с усвоением идей В. Гумбольдта, который «первым разработал в языкознании учение об антиномиях», причем «на его лингво-философские взгляды глубокое влияние оказало учение Канта об антиномиях разума» [Постовалова 1982, с. 93].
Обобщая идеи русских филологов о соотношении мифологии с языком, эпосом, мифологической эпохой, можно сформулировать следующие антиномические суждения:
1. Тезис. Вся сфера внутренних значений языка первоначально определялась мифическим взглядом на мир. Язык есть «поблекшая мифология» (Ф. И. Буслаев вслед за Ф. Шеллингом, см.: [Буслаев 18726, с. 680; Шеллинг 1989, т. 2, с. 203]).
Антитезис. Мифический взгляд на природу как на живое существо предопределяется языковыми категориями одушевленности и рода. Мифология — лишь «тень, падающая от языка на мысль» (А. А. Потебня вслед за М. Мюллером, см.: [Потебня 1989, с. 252; Мюллер 1873, с. 94]).
С и н т е з. Язык и мифология зарождаются в органическом единстве друг с другом и продолжают взаимодействовать впоследствии.
2. Тезис. Эпос возникает на основе мифологии: небесные мифы получают привязку к земным объектам, боги становятся героями и т. д. [Афанасьев 1865, т. 1, с. 13]
Антитезис. Мифология возникает на основе эпоса, и только в эпосе формируются представления о богах и их взаимных отношениях [Азбелев 1988, с. 135].
Синтез. Мифология и эпос зарождаются в единстве друг с другом и продолжают взаимодействовать по мере их развития.
3. Тезис. Мифическая эпоха заложила основу для развития языка, эпоса и религии. На протяжении всей своей истории человечество пользуется единым ограниченным набором образов, сюжетов и представлений, которые восходят к мифическим временам.
Антитезис. В процессе своего развития человечество преодолевает наследие мифической эпохи в языке, эпосе и религии.
Синтез. Наследие мифической эпохи постепенно преодолевается человечеством, однако оставляет типические формы языка, образов, сюжетов и представлений, которые лишь содержательно обогащаются с течением времени.
Формулировку антитез можно было бы продолжить, но и сказанного достаточно, чтобы убедиться в глубоком внутреннем антиномизме мифологической теории, разработанной филологами второй половины XIX в. Суждения об их концепциях, как правило, основываются на отдельных цитатах. Между тем вырванные из контекста фрагменты не дают подлинного представления о содержании этих концепций. Так, например, А. А. Потебня то настаивает на том, что вера и знание исключают друг друга, то утверждает, что «вера — одна из непременных сторон человеческой жизни. Она не иссякает, но принимает такие направления, что скрывается из глаз тех, которые ждут ее в заранее определенном месте» [Потебня 1905, с. 150, примеч. 1].