Для уяснения существа психологической войны недостаточно лишь знать, что она собой представляет; необходимо также знать факторы, от которых зависит ее ведение. Таких факторов можно указать четыре: политика, безопасность, возможности средств пропаганды и кадры.
Эти факторы могут являться помехой только для тех, кому не хватает смелости и изобретательности, чтобы превратить недостатки в достоинства. Пропаганда зависит от политики даже в таком вопросе, как «определение противника» в боевых условиях; и все же разумное использование политических целей дает хорошие результаты. Безопасность имеет большое значение для любой армии. Ради ее обеспечения не останавливаются ни перед какими затратами. Положительные результаты может дать выборочная и гибкая цензура. Средства, или те действительные инструменты, с помощью которых ведется пропаганда,— это арсенал психологической войны. Они ограничивают ведение пропаганды, и без них пропаганда вообще невозможна, И, наконец, следует сказать, что успех любой военной операции зависит прежде всего от правильного использования кадров.
Рассмотрим каждый из факторов в отдельности. Материалом для нас является главным образом опыт второй мировой войны. Как и в большинстве других отраслей науки, здравый смысл должен всегда сопутствовать опыту в выработке новых методов борьбы в психологической войне.
Политика оказывает большое влияние на содержание психологической войны. Отношения между воюющими государствами никогда полностью не прерываются. Во время войны они выходят из рамок, обостряются. Обе стороны проявляют повышенный интерес друг к другу, особенно к слабостям друг друга. За время второй мировой войны американские вооруженные силы, правительство я народ узнали о японцах больше, чем они могли бы узнать о них за двадцать мирных лет. Японскими именами пестрели буквально все газеты. Цели и слабости японцев становились объектом ненависти, но наряду с этим и предметом тщательного изучения.
Каждое воюющее государство стремится направить заинтересованность противника в желаемое для себя русло. Пропагандисты стараются снабдить своего противника информацией, в которой он заинтересован. При этом подают ее таким образом, чтобы она понижала моральный дух народа, усиливала неуверенность в политике, проводимой его правительством, вызывала борьбу между существующими политическими группировками. Иногда пропагандист сильно досадует на то, что не в состоянии использовать те возможности пропаганды, которые он, как технический специалист, считает наиболее целесообразными, но прибегать к которым запрещено по соображениям национальной политики. Пропагандист, увлекающийся своим узким объектом и забывающий важные цели, часто может принести вред.
Работники немецкого радио, подчеркивавшие в передачах для Восточной Европы антикапиталистический характер национал-социализма, в одно прекрасное время обнаружили, что Би-Би-Си собирала наиболее бестактные заявления и повторяла их в передачах для Западной Европы, перед населением которой немцы выступали антибольшевистскими поборниками частной собственности. Американские нападки на немцев за их сотрудничество с «обезьяноподобными японцами» были ИОПОЛЬЗОВЗНЫ японцами против китайцев, которым также не понравилось подобное оскорбление азиатов. Самым печальным и довольно известным примером пропаганды обратного действия была, конечно, знаменитая фраза: «Ром, КАТОЛИЦИЗМ и мятеж», послужившая причиной провала Джемса Г.Блейна и победы Стивена Г. Кливленда на выборах 1884 года. Она была произнесена одним священником-республиканцем в Нью- Йорке по адресу демократов, поскольку демократическая партия объединяла противников «сухого закона», католиков и южан. Фраза имела успех лишь в достижении узкой ЦЕЛИ—она воодушевила республиканцев, но в то же время вызвала еще большее возмущение противника и оскорбила нейтрально настроенных.
Очень трудно поддерживать правильное соотношение между политическими лозунгами внутри страны и теми, которые используются при проведении психологической войны в боевых условиях. Чем ближе офицер, ведущий психологическую войну, соприкасается с противником, тем больше он склонен считать своей главной задачей привлечение противника на свою сторону. Зачем избегать тех или иных фраз, если с помощью слов можно сохранить жизнь ЛЮДЄН, технику и выиграть время? К сожалению, иногда бывает так, что фраза, обращенная к противнику во фронтовых условиях, хотя и приносит большую пользу, но в то же время вызывает недовольство народа своей страны, так как противник, чтобы причинить вред врагу, делает ее достоянием широкой общественности. Пропаганда внутри страны может принести вред и на театре военных действий. Фраза: «Делайте все, что в ваших СИЛАХ—экономьте ЛЯРД!»— звучит глупо в боевой обстановке.
Можно привести и другие примеры. То, что мы называли японского императора обезьяной, свиньей, лунатиком, колдуном и т. п., могло содействовать достижению определенных политических целей в стране, и некоторые пользовались этим. Но если бы американское правительство прибегло к этому специально для возбуждения американского народа, то это могло бы в еще большей степени озлобить японцев, в результате чего американцы оказались бы в проигрыше. Если, скажем, русские обещали немецким пленным хорошее питание и теплую одежду зимой (а по некоторым сведениям, они свое обещание выполняли), а нацисты сообщали об этом русскому населению, то оно могло быть недовольным проявлением такой заботы о немцах, в то время как русские сами испытывали большие продовольственные затруднения. Показ большой заботы о солдатах и офицерах противника и внимания к ним перед аудиторией противника может принести пользу, а показ этого перед своей аудиторией — вред. Иногда полезно перед внутренней аудиторией изобразить солдат противника, как сумасшедших, зверей в человеческом облике, жестоких дегенератов и т. д. Но это может принести вред, если ваш противник сообщит подобные отзывы о нем своему народу.
Кроме того, необходимо учитывать, что конечной целью психологической войны является победа в войне. Для успешного завершения войны необходимо, чтобы прекратились военные действия и государства установили мирные отношения. Пропаганда, слишком много обещающая противнику, оказывает неблагоприятное воздействие как на союзников, так и на свой собственный народ. В то же время пропаганда, угрожающая местью, наносит удар по возможному движению за мир в лагере противника. Во второй мировой войне ни одна из ВЕЛИКИХ держав не заходила настолько далеко, чтобы обещать установление определенных границ после заключения мира. Великие державы ограничивались довольно туманными обещаниями, зная, что любое конкретное обещание может удовлетворить одного и восстановить против себя всех остальных. Кроме того, следует иметь в виду, что, воздерживаясь от обещаний, мы тем самым заставляем еще больше верить в будущее те страны, которые возлагают на это будущее большие надежды. Если, скажем, французы не будут определенно знать, что они получат Саар, они станут сражаться с большим рвением, чтобы добиться осуществления своего желания. Но если обещание дано заранее, они вскоре будут рассматривать его как уже решенное дело и станут просить еще что-нибудь. В то же время другие претенденты на Саар либо будут испытывать чувство недовольства, либо вообще потеряют к этой проблеме всякий интерес. Поэтому сохранение неопределенности в отношении политических проблем послевоенного периода является одним из важных достоинств пропаганды.
Президент Рузвельт, понимая роль США в международных делах, избегал давать конкретные обещания, за исключением того, что обещал передать Маньчжурию Китаю, Корею—«должным порядком» корейцам, а также гарантировал французам целостность французской колониальной империи. Говоря прямо об этой сложной проблеме, можно привести и другой пример. Во время первой мировой войны англичане обещали Палестину и арабам, и евреям. В результате этого они сами попали в такую беду, из которой потом в течение почти тридцати лет не могли выпутаться.
Определение характера противника является связующим звеном между политикой и пропагандой. В большинстве случаев нетрудно сказать, что собой представляет противник, если речь идет о боевых Операциях,— ЭТО люди другого телосложения и цвета кожи, в другой военной форме, говорящие на другом языке. Что касается операций психологической войны, то здесь все значительно сложнее. Опытный пропагандист попытается внушить солдатам противника, что не все эти люди их враги; врагом будут названы король, фюрер, отборные войска, капиталисты. Пропагандист выбирает момент, когда он может сказать: мы боремся не против вас, мы боремся против таких-то и таких-то, которые обманывают вас. Этого не следует делать сразу же после интенсивной бомбардировки или минометного обстрела.
Один из лучших образцов пропаганды такого рода во время второй мировой войны показали советские пропагандисты. К концу второй мировой войны они создали целую галерею реакционных немецких генералов, якобы стоявших на стороне русских, и с их помощью доказывали, что бездарный в военном отношении авантюрист Гитлер губил прекрасную немецкую армию[16]. Слова Сталина: «...Гитлеры приходят и уходят, а народ Германии, а государство германское — остается» — явились для русских пропагандистов зацепкой, чтобы утверждать, будто их враг не Германия, а нацисты. Это была превосходная психологическая война, поскольку русские имели и другой пропагандистский тезис, который заключался в том, что простой народ (рабочие и крестьяне), в силу их классовой лояльности, находятся на стороне страны рабочих—РОССИИ.
В психологической войне лучше всего определять противника в лице:
1) правителя; 2) правящей группы; 3) точно не указываемых мошенников; 4) какого-либо определенного меньшинства.
Большой ошибкой может явиться слишком широкое определение противника, но в то же время очень узкое определение оставляет лазейку для контрпропаганды в случае смерти правителя или при частичном изменении состава правящей группы. Именно боясь того, что немецкие генералы могут предпринять мирные шаги, а также желая сохранить непрочный антинемецкий союз оккупированных стран, Соединенные Штаты и Англия назвали своим врагом немецкий рейх, а не нацизм В Японии мы определили своих противников как «милитаристов» и «фашистов», оставив капиталистов на втором плане, а императора и народ отнесли к категории тех, с кем мы хотели заключить мир.
Если кампания психологической войны проводится для достижения определенной политической цели, то вполне возможно, что в данном случае политика скорее оказывает помощь, чем делает ограничения. Пропагандист может выставлять политическую систему своей страны в самом выгодном свете. Он может также хорошо отзываться о тех лидерах или группах противника, которые могли бы перейти на его сторону (хотя он должен избегать «поцелуев смерти», подобных тем, которые подарили нацисты некоторым видным американским изоляционистам, безмерно их расхваливая). Он может обещать противнику свой собственный вариант Утопии.
Если политика оборонительная, туманная и состоит в основном лишь из добрых пожеланий, не подкрепленных активными действиями, то при проведении операций психологической войны особенно важно избегать грубых ошибок. Во время второй мировой войны мы не могли заявить, что выступаем против государств с однопартийной системой, так как таким государством являлся самый мощный наш СОЮЗНИК—Россия. Мы не могли также позволять себе нападки на правительства Японии и Германии за то, ЧТО они уничтожают частную инициативу, поскольку частная инициатива опять-таки была чужда нашему СОЮЗНИКУ России. Мы не могли также поднимать расовый вопрос, потому что пестрый национальный состав населения делал нас уязвимыми в отношении расовой политики внутри страны. В каждом пропагандистском учреждении имелся обычно ненаписанный перечень тех вопросов, которых не рекомендовалось касаться. Когда о нем забывали, мы платили ценой появления враждебных нам настроений.
Обещания
В психологической войне не следует давать обещаний, которые могут быть не выполнены. В годы второй мировой войны американцы, как уже говорилось выше, никогда много не обещали от имени правительства, но отдельные представители давали массу невыполнимых обещаний от своего имени. В наших заявлениях подразумевались обещания голландцам возвратить им их страну и колонии, индонезиицам—предоставить независимость. Мы также обещали всем, включая японцев, доступ к индонезийскому сырью. Вполне вероятно, что некоторые американцы неофициально заявляли, что они «ожидали», «надеялись» или «думали», что их правительство выполнит каждое из этих обещаний. Все три указанных выше обещания несовместимы, особенно первое и второе. Нью-йоркский банкир Джеймс Варбург написал книгу «Неписаный договор», в которой указывает, что во время войны Соединенные Штаты обещали все и всем (автор работал в Управлении военной информации, он должен знать об этом) и что они намереваются проводить благородную и разумную политику с целью выполнить свои обещания хотя бы частично. Обещания побежденного забываются; он может их списать и начать строить внешнюю политику заново. Но обещания победителя остаются, и либо они должны быть выполнены, либо от них нужно отказаться.
В психологической войне офицер не должен давать обещаний лицам, находящимся на оккупированной территории, дружественным партизанам, представителям подпольного движения, войскам противника, если эти обещания не соответствуют заявлениям главы правительства или кого-нибудь из членов кабинета. Обещания, данные одними офицерами, могут расходиться с обещаниями других офицеров. (В Китае некоторые американские офицеры говорили китайским коммунистам, что они замечательные люди и могут рассчитывать на материальную помощь и политическую поддержку США в борьбе против Чан Кай- ши. В то же время другие американские офицеры заявляли представителям правительства Чан Кай-ши, что Соединенные Штаты не собираются вмешиваться во внутренние дела Китая. Две группы китайцев слышали обещания американцев и не могли сразу решить, были ли они даны глупцами или лжецами. То же самое наблюдалось и в наших отношениях с французами, сербами и поляка- ми.) Плохо выполняет свои обязанности тот офицер, который позволяет себе обещать всеобщие выборы, всевозможные свободы, трудовое законодательство или даже продовольствие населению оккупированной территории, хотя реальных возможностей для этого нет. И безответственным является тот радиокомментатор или составитель листовок, который дает обещания, предварительно не выяснив, может ли его правительство в данной политической ситуации выполнить эти обещания. Из-за ошибки пропагандиста лжецом может оказаться страна, от имени которой он выступает.
Сам процесс ведения психологической войны нарушает идеальные планы обеспечения безопасности, интересы которой требуют, чтобы важная информация не становилась достоянием противника. Для обеспечения безопасности следует скрывать от противника данные о действительном положении вещей; в то же время пропаганда, если мы хотим, чтобы ей верили, должна иметь в своем распоряжении множество самых свежих и правдивых сведений. Согласно требованиям безопасности информационные сообщения, касающиеся армии и флота, не должны обнародоваться, пока не будет выяснено, в какой степени эти сведения известны противнику. Пропагандист же старается опередить противника в передаче тех или иных информационных сообщений, чтобы таким образом дискредитировать его информацию. По соображениям безопасности подозрительные лица, имевшие тесные связи с противником, не должны допускаться к средствам общения; в то же время надо иметь в своем распоряжении людей, прекрасно владеющих языком противника, знающих его культуру, умеющих проникновенным обращением привлечь его внимание.
Совершенно очевидно, что в таких условиях офицеры службы психологической войны и офицеры службы безопасности нередко мешают друг другу. Возникавшие на этой почве конфликты во время второй мировой войны в значительной мере смягчались цензурой. Управление цензуры, руководимое Байроном Прайсом, достигло выдающихся успехов в своей деятельности, отличавшейся большим тактом, благоразумием и умеренностью. Здраво оценивая интеллект американца, цензура не стремилась скрыть от американского народа плохие вести, за ИСКЛЮЧЄНИЄМ случаев, когда против этого выступали руководители вооруженных сил или Белый дом. О деятельности Управления цензуры много рассказано в книге Теодора Купа Из нее, в частности, явствует, что цензура стремилась избегать таких действий, которые отрицательно сказались бы на проведении кампаний психологической войны.
Обычные меры по обеспечению безопасности в военное время крайне важны для аппарата обслуживания психологической войны. Гражданские Служащие — Эксперты по политическим вопросам, писатели, специалисты по пропаганде зачастую являются высокообразованными людьми, мастерами своего дела. Однако эти люди склонны ценить секретную информацию в первую очередь с точки зрения удовольствия щегольнуть перед «людьми, которым они могут верить», насколько они «в курсе дела» тех или иных событий. Соблазн прихвастнуть почти неотразим (порок, не чуждый и военным). Обстановка чрезмерной секретности легко перерастает в мелодраму, вызывая у многих людей глупое желание показать другим, что они знают сведения совершенно секретного характера. Если же военные и гражданские лица работают вместе, эта человеческая слабость еще более подогревается соперничеством.
Меры по обеспечению безопасности
Меры безопасности в условиях психологической войны включают обычные предосторожности, основанные на здравом смысле, которые применяются ко всем военным операциям. Их можно суммировать так:
Количество засекреченных сведений должно сводиться к минимуму. Ни один документ не подлежит засекречиванию до тех пор, пока нет веских оснований полагать, что содержащиеся в нем сведения могут принести пользу противнику. Засекречивание и рассекречивание необходимо поручать только офицерам, прошедшим специальную подготовку
См. Коор, т. „Weapon of Silence" (Chicago, 1946) . В этой книге рассматривается все то, что цензура считала пропагандистским материалом, представлявшим ценность для противника, а также взаимоотношения между цензурой и Управлением военной информации в гериод войны и контроль за передачами на коротких волнах. Все это представляет особый интерес для изучающих психологическую вой- Н?. — Поим. авт.
Меры по обеспечению безопасности должны соблюдаться любой группой работников, как и коллективом в целом; при этом надо учитывать взаимоотношения внутри каждой группы. Неразумно одним лицам предоставлять более секретную информацию, чем другим, поскольку первые будут испытывать соблазн показать им свою большую осведомленность, а те в свою очередь будут подвержены острому и нездоровому любопытству. Либо вся группа должна посвящаться в те или иные секреты, либо никто не должен знать их.
Меры безопасности не должны распространяться на редактирование. Цензура осуществляет свои функции самостоятельно. Деспотизм отдельных офицеров может вызвать у офицеров службы безопасности искушение отдавать предпочтение тем взглядам в области политики, литературы и т. д., которые соответствуют их личным взглядам. Неизбежным следствием этого явится нарушение как самой безопасности, так и мер ее обеспечения. Цензура должна руководствоваться общегосударственными установками или установками для данного театра военных действий. Обзор и оценка радиопрограмм и листовок осуществляются отдельно.
Соблюдение мер безопасности в отношении печатных материалов не представляет особых трудностей. Листовки можно направлять для проверки в руководящие или другие органы. Иное ДЄЛО — радио. Опыт второй мировой войны показывает, что экстренные сообщения невозможно подвергать обычной проверке, так как они теряют свою актуальность, однако это вовсе не исключает необходимости их проверки. В этом случае желательно использовать два вида контроля, взаимно дополняющих друг друга.
Взаимодействие с представителями органов безопасности строилось на 24-часовой основе. Это значит, что в течение суток необходимо обеспечить оперативным работникам радио быстрое прохождение военной информации. Дежурный офицер службы безопасности должен больше разъяснять своим старшим начальникам нужды радиопропаганды, стремиться поддерживать дух сотрудничества с работниками радио и не смотреть на них, как на подчиненных. Здесь важно иметь в виду чисто психологический момент. Присутствие располагающего к себе офицера службы безопасности усилит стремление к сотрудничеству работников радиопропаганды. Не обладающий же таким качеством офицер сможет лишь поддерживать официальное достоинство своего учреждения и своей должности. Сохранение высокого морального духа для творческих работников более важно, чем для офицеров службы безопасности.
Надзор органов безопасности за радиопередачами может осуществляться офицерами службы безопасности с помощью приемников, без непосредственного контакта с работниками радио. При этом желательно, чтобы офицеры службы безопасности обладали критическим складом ума. В данном случае нет необходимости поддерживать с работниками радио отношения сотрудничества. Так как критические замечания следуют после проведения операции, то офицерам надзора можно придерживаться строгих стандартов оценки. В течение 1942 и 1943 годов в Вашингтоне никто не имел ни малейшего представления о том, что в действительности шло в эфир из Сан-Франциско. Гражданские лица, организующие радиовещание на Японию, получали подробные указания о том, что они должны делать, но политические руководители в Вашингтоне не знали, что же в действительности они передавали. Однажды гражданские работники радиопропаганды обратили внимание военного министерства в Вашингтоне на то, что поступающая информация настолько засекречивается, что ее нельзя использовать для передач. Так армия и флот узнали, чем занималось Управление военной информации.
Таким образом, в первом случае радиопрограммы проверяются в ходе их подготовки и передачи; а во втором — после передачи в эфир, с последующими рекомендациями по команде о принятии соответствующих мер. Последним военным связующим звеном для групп психологической войны, целиком состоящих из военнослужащих, должен быть командир части или его заместитель. Связь с группами гражданских работников, находящихся под военным контролем, должна осуществляться через офицера, много наблюдающего, но мало говорящего. Попытки представителей службы безопасности действовать в роли пропагандистов оказались такими же опасными, как и попытки оперативных работников пропаганды вести свою работу, не соблюдая никаких мер безопасности.
Не следует вести радиопередачи на районы, где нет радиоприемников. Не следует также сбрасывать печатные материалы там, где нет грамотных. Эти истины кажутся всем очевидными, однако сплошь да рядом с ними не считаются. Нельзя надеяться на то, что обширная информация или кампания по воздействию на моральное состояние аудитории принесет желаемые результаты, если нет достоверных данных о том, что пропаганда доходит до избранного объекта.
Однако так было с передачами на Японию на коротких волнах, которые вело Управление военной информации в начальный период войны, несмотря на донесения, указывающие, что в Японии радиоприемники имеют только лица из правительственных и плутократических кругов. Известно было, что само японское правительство располагало нужными радиосредствами и что содержание американских передач становилось достоянием правительственных и военных кругов. Пропаганда (в соответствии с возможностями средств, в данном случае радио) должна воздействовать на тех лиц, до которых она практически доходит, а не на ту аудиторию, о которой заранее известно, что она недосягаема. Если контрпропаганда противника ссылается на ваш материал, это ничего большего не означает, как профессиональный обмен любезностями. Вынудить радио противника отвечать на ваши передачи, может быть, и забавно, но это еще не говорит о том, что они являются достоянием широких масс слушателей; такая забава будет слишком дорогостоящей и бесполезной. Весной 1942 года автор предложил радиостанции Сан-Франциско сообщить о том, что «американские любители искусства» надеются на вывоз японцами из крупных городов своих коллекций бесценных книг и картин. Это была подготовка к предстоящим изнуряющим передачам на тему «Воздушные налеты застанут врасплох, если ты не будешь остерегаться!» Работники радио передали в эфир это сообщение, однако японцы никак не реагировали на него. Но четыре дня спустя радиостанция Люксембурга (находившегося в то время под контролем нацистов) передала для Европы сообщение на немецком языке о том, что представитель «зверского американского министерства авиации» предупредил японцев о намерении американцев разрушить культурные памятники Японии. Нацистский комментатор назвал подобные действия характерными для нецивилизованных американцев. Эта передача была принята в Нью-Йорке. Автору приятно было видеть, что его сообщение облетело весь мир, но, по сути дела, он этим не достиг положительных результатов, более того, он причинил вред, дав нацистам еще один повод для извращения нашей пропаганды.
Наиболее распространенными средствами пропаганды являются:
Трудность в данном случае состоит в том, чтобы правильно определить, когда какое средство следует применить. Мы уже сказали, что радиопередачи можно вести только тогда, когда известно, что те, кому они адресованы, располагают средствами приема. Печатные материалы следует распространять там, где хотя бы немногие могут читать. В Китае Управление военной информации по просьбе штаба первого эшелона на Китайско-Бирманско - Индийском театре военных действий распространяло исключительно иллюстрированные листовки. Они предназначались для жителей гор, находящихся между Китаем и Тибетом, и призывали их оказывать помощь американским летчикам с подбитых самолетов.
Вероятное число наших слушателей или читателей нужно определять осторожно, с учетом полицейских мер противника, обычаев народа, трений в войсках или среди населения и других факторов.
Иногда возможности средств пропаганды превосходят все ожидания. Американцы и англичане сбрасывали на Берлин много листовок. Немцы запрещали населению подбирать их. Для сбора и уничтожения листовок власти направляли юношей и девушек из организаций гитлеровской молодежи. Они делали это с удовольствием. Но потом нацисты обнаружили, правда, слишком поздно, что школьники коллекционировали листовки, подбирая их по серийным номерам. Одни из номеров встречались реже, чем другие, и дети по всему Берлину обменивались союзническими листовками, стараясь составить привлекательные альбомы. Родители, не осмеливавшиеся подбирать листовки на улице,
находили довольно полное досье в комнате своего Фрицля или Эрминтруды! Даже самые смелые прожектеры в области пропаганды не могли рассчитывать на такие блестящие результаты.
Наконец, последний фактор, от которого зависит проведение любой операции психологической ВОЙНЫ,— это наличие подготовленных кадров. Опрометчив тот командир, который рассчитывает на авиационную поддержку, увидев только самолеты и не зная ничего об их экипажах. Микрофон — это еще не пропагандист. Выступающие перед микрофоном должны быть хорошими ораторами. Одного знания языка далеко не достаточно. Уровень печатных материалов должен соответствовать уровню произведений писателей-профессионалов. В то же время нельзя требовать от людей того, что выходит за рамки их возможностей. Часто попытка выполнить непосильное задание, требующее очень высокой квалификации исполнителей, приводит к полному провалу. Когда японцы, стремясь выдать себя за настоящих американцев, использовали устаревший жаргон двадцатых годов, они только вызывали неприязнь к себе; лучше бы они пользовались просто книжным ЯЗЫКОМ.
Операции психологической войны должны соразмеряться с возможностями личного состава в не меньшей мере, чем с материальными возможностями. В Китае автор работал вместе со специалистом по средневековому и современному японскому искусству; этот специалист писал листовки, предназначенные для японских гарнизонов в городах на берегу Янцзы. Он писал их высокопарным стилем, поэтому у знатоков китайского и японского языка, естественно, возникал вопрос: будет ли язык листовки понятен простому японскому солдату? В течение некоторого времени у нас не было человека, хорошо знающего разговорный японский язык, и мы были вынуждены посылать наши листовки из Чунциня в Янань, где пленные японцы прочитывали их и возвращали с подробными критическими замечаниями.
Всякий раз, если позволяет военно-политическая обстановка, необходимо проверять свои пропагандистские материалы, привлекая интернированных гражданских ЛИЦ или военнопленных. Проницательный переводчик сможет скоро обнаружить, насколько честными являются замечания, сделанные ЭТИМИ ЛЮДЬМИ.
Разумные приемы нередко позволяли недостатки превращать в достоинства. Так, отсутствие хорошего оркестра однажды вынудило наших пропагандистов составлять текущие музыкальные программы при помощи записи музыкальных программ противника, а затем передавать их вместе со своими комментариями. За неимением дикторов, знающих в совершенстве язык противника (например, японцев, которые росли и воспитывались в Японии, китайцев, говорящих на диалекте У), приходилось использовать менее подходящих людей. Совершенно напрасно стремление завоевать доверие противника, пока вы не будете в совершенстве говорить на его языке или же не откажетесь от попытки скрыть, что вы иностранец. Значительно легче создать о себе впечатление заслуживающего доверия противника, чем вызвать доверие к предателю. Нередко попытки говорить на чистом языке противника приносят худшие результаты, чем откровенное признание своих трудностей в этом отношении.
Из этого следует ВЫВОД — диктор должен в совершенстве владеть разговорным языком противника, а если он не владеет им, то не нужно пытаться скрыть это. Так, например, в ходе войны выяснилось, что в английских радиопередачах на Германию лучше использовать дикторов, говорящих с английским акцентом, чем дикторов с венским или еврейским акцентом, которых, кстати говоря, на студиях было немало. Под воздействием нацизма немецкая аудитория была настолько заражена антисемитизмом, что ни один оратор-еврей не мог иметь в их глазах никакого веса, несмотря на красноречие, убедительность аргументов и страстность призывов. Английская же интонация в голосе диктора придавала выступлениям больше убедительности. Немцы ожидали услышать настоящего англичанина и скорее удивились бы, если бы он заговорил на чистом литературном немецком языке.
Кроме того, следует иметь в виду, что любая аудитория, слушая диктора, безупречно говорящего на ее языке, всегда задает себе вопрос: «Что этот малый там делает?» Она подозревает в нем перебежчика. Обращение из уст предателя действует менее эффективно, чем обращение, исходящее из уст противника. Предатель во всяком случае должен быть исключительно искусным, чтобы добиться своей цели. Одним из таких людей был лорд Хау-Хау, о котором будет сказано ниже. Казалось, он обладал истинным талантом актера и проявлял невероятное усердие. Усилия самого искусного оратора-перебежчика или собственного сотрудника тщетны в начале войны, когда моральный дух противника высок и у населения еще нет достаточного повода, чтобы задуматься над тем, что происходит. И только к концу войны или в случае упадка морального духа человеку, говорящему: «Переходите к нам! Как видите, я уже здесь! И мне здесь очень нравится!», могут действительно поверить.
Руководитель должен правильно использовать свои кадры. Поручать сотрудникам выполнение задачи, которая им не под силу, означает напрасную трату таланта, а на передовой — и человеческих жизней. Нельзя требовать от японца, родившегося и выросшего в Калифорнии, чтобы он говорил, как коренной житель японской столицы. Солдат, назначенный для работы в Пропагандистские органы, не всегда должен рассматриваться как крупный журналист, радиокомментатор или актер только на том основании, что он владеет иностранным языком. Когда неискушенному человеку предоставлен микрофон и он чувствует, что его слушает тот, кто не МОЖЄТ написать свой отзыв и прислать по почте, ему довольно легко переоценить эффект собственного выступления. Умный руководитель старается увидеть своих работников глазами противника, он всегда учитывает их возможности. Если его подчиненные в совершенстве владеют языком противника, их могут принять за предателей, если ПЛОХО — их обзовут «сапожниками» или ослами. Тем не менее пропаганда должна исходить от людей, воплощаться в словах, сказанных или написанных людьми, и отвечать требованиям данной обстановки. Поэтому при планировании операции пропагандистские кадры необходимо рассматривать как один из важных факторов для оценки обстановки.
Пропаганда не должна ориентироваться на то, что говорит противник. Вражескую пропаганду следует принимать во внимание лишь постольку, поскольку она может принести для нас пользу. За противником нужно внимательно следить только тогда, когда он распространяет явную ложь или лицемерит в такой степени, что этим самым оскорбляет свой собственный народ. В таком случае требуется лишь незначительная обработка материала противника, чтобы использовать его для контрпропаганды. Многие вопросы, касающиеся противника, остаются недосягаемыми, особенно вопросы борьбы идеологий. Нацисты наиболее удачно вели пропаганду тогда, когда они поднимали основные жизненные вопросы, а не пытались сочинять хитроумные теории об образе жизни и мышления своего противника. Опровержение доставляет большое удовольствие. Приятно ответить противнику на его выпады. Но лучшей пропагандой является та, которая лишь в редких случаях бывает контрпропагандой. Она использует ошибки противника и нейтрализует его успехи с помощью своих собственных достижений.
Это вовсе не значит, что вражескую пропаганду не нужно анализировать. В каждой оперативной единице службы психологической войны для этих целей должна быть специальная разведывательная группа. Если, к примеру, противник заявил, что конфеты, которые сбрасывают ваши летчики, отравлены (и для подтверждения этой версии сбрасывал такие же конфеты, приготовленные его работниками и действительно отравленные), нет смысла объявлять его лжецом; некоторое время вы можете не знать, действительно ли были сброшены отравленные конфеты. Если же командование противника демонстрирует перед своими войсками фотографии захваченных и «замученных» вами военнопленных, то после этого нецелесообразно обращаться к войскам с призывами о сдаче в плен без одновременного распространения фотографий, не менее убедительно говорящих о хорошем обращении с военнопленными. Если противник выступает с заявлениями о том, что вы и ваши союзники бесчинствуете на улицах занятого города или, скажем, похищаете женщин друг у друга, или утверждает, что у вас одни несут всю тяжесть боевых действий, а другие отсиживаются в безопасном месте, то в этом случае было бы целесообразно выпустить несколько листовок, показывающих полное сотрудничество внутри вашего лагеря, или провести несколько радиопередач на эту тему.
Все сводится к тому, чтобы рассматривать пропаганду противника как один из элементов обстановки, в которой ведется психологическая война, и использовать ее как предпосылку для достижения собственной цели. С того момента, когда вы позволите противнику взять инициативу в свои руки, ваша пропаганда будет тащиться в хвосте его пропаганды. Нужно, чтобы вы говорили его народу то, чего он не в состоянии опровергнуть. Пусть он просиживает ночи, раздумывая над тем, как вам противодействовать. Сделайте ТАК, чтобы офицеры службы безопасности противника в погоне за разубеждением своего собственного народа опубликовали данные, которые принесут пользу вашим разведчикам. Та пропаганда действительно хороша, которая не придает значения контрпропаганде. Она никогда не рассматривает пропагандиста противника как джентльмена: он лжец по существу своему. Вы должны считать себя и ваших слушателей единственными порядочными людьми на всем земном шаре.