ГЛАВА З оценка ОБСТАНОВКИ

ГЛАВА З оценка ОБСТАНОВКИ

В боевых действиях войск характерна чрезвычайная из­менчивость обстановки, но эта изменчивость обычно скры­вается результатами операции в целом. Паника, возмуще­ние или разложение среди личного состава некоторых пол­ков чаще всего не входят в оценку общей обстановки. Предполагается, что все равновеликие части являются оди­наковыми по качеству, что каждая часть способна сделать завтра то же самое, что и вчера. Местность принимается за постоянный фактор, и даже такой изменяющийся эле­мент, как погода, учитывается в пределах возможного риска. Тем не менее каждый опытный солдат знает, что не всегда бывает так, как следовало бы быть. Необъяснимые или не­предвиденные факторы рано или поздно осложняют или срывают выполнение самых лучших планов. Он знает, что война представляет собой крупную азартную игру в тонкой, но очень необходимой оболочке точности. Еще в большей мере эти соображения относятся к пси­хологической войне. В бою можно оперировать такими фак­торами, как местность, боевой порядок, расчеты штабов, оценка возможностей противника и другими конкретными факторами. Имеется определенная разница между одной и пятью дивизиями противника. Есть возможность сделать выкладку времени, которое потребуется противнику для вы­полнения той или иной задачи, а также равные возмож­ности подсчитать, какое нам понадобится время для при­нятия контрмер. Даже в таких операциях, как стратегиче­ские бомбардировки, можно учесть экономические факторы, чтобы придать операции хотя бы видимость точности. В про­паганде ничего подобного сделать нельзя.

Пропагандист никогда не знает местности, потому что его местность — это ум противника во всей его полноте, то есть фактор, находящийся за пределами понимания любого человека. У противника может быть крепкая вера, которую нужно пошатнуть, но пропагандист никогда не скажет: «С этим фактором покончено. Переходим к следующему». Здесь нет ни победы, ни поражения, а есть бесконечные ко­лебания от вероятных свершений до вероятных ошибок.

Честный человек, ведущий психологическую войну, по­нимает, что в каждый данный момент он не знает, как да­леко он находится от начала и как близок к цели. Даже после капитуляции противника о пропаганде нельзя ска­зать, была ли она удачной или неудачной потому что про­паганда представляет собой бесконечный поток, вливаю­щийся в международную обстановку и текущий дальше, к следующей войне.

Определенность

цели

Первое предположение, которое должно быть сделано пропагандистом, заключается в следующем: можно на­деяться на некоторый успех в достижении цели. Пропаган­дист, составляющий план действия, использует имеющиеся в его распоряжении разведывательные данные. Он сове­туется со знающими людьми и определяет: 1) какого рода деморализацию нужно создать и какого рода раздоры нужно посеять среди противника; 2) аудиторию, на которую он поведет пропаганду; 3) аргументы, которыми будет опе­рировать; 4) средство, с помощью которого он намеревается вести пропаганду[30]. Пропагандист предполагает, что избран­ный им тип раздоров, депрессии или капитулянских на­строений, к которому он прибегает с целью разложения ря­дов противника, ускорит окончание войны. Поступая таким образом, он чувствует себя не намного менее уверенным, чем тот, кто планирует стратегические бомбардировки и также рассчитывает на косвенные результаты.

Пропагандист на поле боя стремится ослабить волю противника к сопротивлению. В этом его цель. Если против­ник наступает и не настроен сдаваться, тогда нужно поста­вить перед собой другие цели, например создавать кон­фликты между офицерами и солдатами, побуждать послед­них к дезертирству, понижать боевой дух всего личного со­става армии противника, сообщая ему плохие известия с дру­гих участков фронта. В каждом случае пропаганда должна иметь определенную цель так же, как имеет ее артиллерия или авиация. И в пропаганде невозможно достигнуть успе­ха, если «стрелять» куда попало. В большинстве случаев нельзя сразу стремиться склонить к всеобщей капитуляции армию или государство противника. Преследуя конкретные оперативные цели, следует добиваться конкретных резуль­татов или причинять противнику конкретное беспокойство.

Определенная обстановка может открыть благоприят­ные возможности для ведения психологической войны. До­пустим, в печати появилось сообщение о расстреле двадцати трех человек, виновных в хищении продовольствия. Этот факт может сослужить хорошую службу в целях черной пропаганды, призванной в данном случае способствовать усилению недоверия населения к контролю над продоволь­ствием, увеличению числа случаев порчи продовольствия, снижению эффективности системы распределения путем увеличения случаев неправильного использования продо­вольственных запасов. Вот некоторые средства, которые можно рекомендовать для достижения этих целей.

Можно подготовить якобы от имени противника одну листовку, предупреждающую хозяйственников о необходи­мости уничтожить консервированное продовольствие в бан­ках, на которых отсутствуют ярлыки, другую — с описа­нием болезней, которые якобы вспыхнули в результате по­требления частично испорченных продуктов. Можно опубли­ковать заявление от своего имени или лучше от имени нейтрального государства о том, что политические руково­дители противника сами являются расхитителями запасов продовольствия. Можно составить радиопрограмму для пе­редачи по замаскированной радиостанции или провести кампанию распространения слухов о том, что, скажем, семьсот восемьдесят три человека умерли в прошлом ме­сяце в результате употребления в пищу заплесневелых про­дуктов (несмотря на то, что даже ваши врачи могут под­твердить, что плесень не может являться причиной отрав­ления). Можно рассказывать об общих заболеваниях, слу­чаи которых всегда бывают в стране противника, таких, как артрит, язва желудка, инфекционная желтуха, приписывая эти заболевания плохим продуктам питания, которые пра­вительство распределяет среди населения.

По радио в это время можно передавать художествен­ные рассказы с описанием несчастливой доли народа своей страны, где население получает порцию бекона к завтраку только через день и где никто не может позволить себе съесть более трех штук яиц за один раз. В этих же переда­чах можно упомянуть о том, что правительство обеспокоено ростом цен на продовольствие, скажем на 5,3 процента (а у противника они поднялись на 45 и более процентов).

В пропагандистских материалах, рассчитанных на союз­ников или сателлитов противника, можно указать, что он собирается сбыть недоброкачественное продовольствие на внешнем рынке или что затруднения в снабжении вынудят его требовать больше продовольствия у своих младших партнеров и т. д.

Поработав с этой темой определенный период, останови­тесь на некоторое время. Когда поступят сведения о том, что продовольственный вопрос причиняет противнику силь­ное беспокойство и, таким образом, ваша пропаганда делает свое дело, снова вернитесь к данной теме.

Пропагандист не может основывать свою работу На рас­суждениях общего характера о моральном состоянии про­тивника. Цель пропаганды должна быть определена в све­те подлинных новостей или разведывательных данных. Про­паганду можно вести только при условии, если она под­крепляется действительными фактами, идет в ногу с собы­тиями, известными большинству вашей аудитории.

Поскольку в военное время не существует стран, свобод­ных от трудностей и забот, цели пропаганды следует при­спосабливать к этим трудностям и заботам, стремясь усу­гублять эти трудности, сеять семена сомнения, создавать атмосферу настоящей вражды внутри страны. Пропаган­дист, изобретающий чистые новинки, ничего не достигнет. Русские без колебаний апеллировали к Бисмарку, чтобы показать профессиональным немецким солдатам, каким ни­чтожеством был Гитлер и насколько глупой была стратегия нацистов. Но если бы Бисмарк вообще ничего не говорил об армии, и в особенности о походе на восток, у русских бы хватило ума оставить его в покое. Если бы японцы попы­тались снова поднять вопрос о конфедерации у нас, то они бы ничего не достигли, потому что этот вопрос не является теперь настоящим предметом недовольства. Но если бы они заявили, что солдаты негритянских частей используются в качестве портовых грузчиков, потому что белые счи­тают негров недостойными носить оружие, они бы попали в точку. Постановка цели в пропаганде должна основы­ваться на хорошем знании действительности.

Объект пропаганды

Как уже указывалось выше, истинное поле деятельности психологической ВОЙНЫ — ум и чувства противника —до­подлинно известно только одному богу. Мы можем полу­чить что-то вроде искусственного опытного поля, создав в своем воображении какого-то гипотетического слушателя или читателя из лагеря противника. В расчете на него за­тем и строится вся пропаганда.

Первое, что необходимо сделать в отношении этого ги­потетического человека, состоит в придании ему качеств, свойственных тем реальным людям, среди которых ведется пропаганда. Если, например, она ведется на Китай, то бу­дет совершенно неправильно принимать за такого человека взятого из статистических справочников среднего китайца, живущего на ферме размером 0,52 гектара, бывающего в городе 5,8 раза в год, имеющего 3,6 детей и никогда не чи­тающего газет. Вы должны взять такого человека, в отно­шении которого можно рассчитывать на успех. Это должен быть горожанин или сельский житель, обладающий дохо­дом в 2,1 раза выше среднего по стране, имеющий 1,7 паль­то и регулярно читающий газету (один экземпляр ее при­ходится на него и еще на 6,8 человека из числа его С0СЄДЄЙ). Именно такого наиболее типичного для низших слоев насе­ления человека, который подвержен воздействию пропаган­ды и до которого может дойти ваша пропаганда, и следует взять. Назовите его «объектом пропаганды».

Вообразите, как жил ваш объект пропаганды до войны. Для этого используйте данные ваших специалистов по стра­не. Нужно исходить из чувств и настроений человека. Что он любил? Каким предрассудкам был подвержен? Какие слухи доходили до него и какие сплетни он распускал сам? Что вызывало у него отвращение? Какими патриотическими призывами можно было расшевелить его? Какого мнения

о    вашей стране придерживался он до войны? За что он не любил, допустим, Америку и ее народ? В какие мифы об Америке он верил? Например, верил ли он в то, что все американцы только и делают, что пьянствуют или сидят за рулем роскошных лимузинов? Верил ли он в то, что у каж­дого американца обязательно есть любовница-блондинка, что все американцы время от времени стреляют друг в дру­га? О чем американском он одобрительно отзывался —о продовольствии, обуви, автомобилях, личной свободе или еще о чем-либо? Наконец, нужно вообразить, как примерно он должен думать о вас в настоящее время.

Ко всему этому добавьте то, что пытается внушить ва­шему объекту пропаганды его собственная пропаганда, и оцените действенность этой пропаганды на тех людей, на которых она рассчитана. Такая оценка поможет увидеть от­дельные жизненно важные моменты деятельности против­ника и его скрытые слабости. К примеру, можно узнать, чего хотят добиться руководители ОТ населения. Хотят ли они заставить ваш объект пропаганды являться на работу строго вовремя? Или, может быть, они хотят, чтобы он до­бровольно отказался от выходных дней? Хотят ли они вну­шить ему, что в случае нашей победы его ждет смерть? Хо­тят ли они заставить его оставаться спокойным даже тогда, когда его родному городу грозит полное разрушение? Стре­мятся ли они убедить его в надежности железобетонных укрытий? И вообще, почему они так подчеркивают надеж­ность бомбоубежищ? Не ворчит ли объект пропаганды по поводу ненадежности убежищ? Может быть, он стремится эвакуироваться из города, который часто подвергается воз­душным налетам? Может быть, полицию хвалят за беспри­страстность и быстроту в выдаче разрешений оставить го­род? А может быть, с незаконно выехавшими поступают как с негодяями, предателями и трусами?

Теперь вернитесь к самому объекту пропаганды. Он ваш друг. А вы его друг. Единственный враг—это его руководи­тели (ими могут быть генералы, или император, или капи­талисты, или просто «ОНИ»), Как вы думаете общаться с ва­шим объектом, с помощью листовок или коротковолновых передатчиков? В последнем случае надо прежде всего уста­новить, слушает ли он ваши радиопередачи и почему? Воз­можно, что вы сумеете добраться до него непосредственно через широковещательные станции, а может быть, вам при­дется прибегнуть к самолетам, оборудованным громкого­ворящими установками, или просто к распространению слу­хов. Во всех случаях направляйте ему такие сведения, в от­ношении которых вы уверены, что они заинтересуют его. Каждый месяц составляйте три списка вопросов: а) волнующих ваш объект; б) поднимаемых вражеской пропагандой ц в) вопросов, которые ставит ваша пропаганда. Посмотри­те, как совпадают эти вопросы? Оказывают ли поднимае­мые вами темы воздействие на живых людей, с их предрас­судками, бренностью существования, благородством, воспи­танностью, развращенностью и другими качествами? Если они затрагивают реальную жизнь, если ваша пропаганда ослабляет вражескую, если вы в своей деятельности исполь­зуете психологический эффект озабоченности, подавленно­сти и капитулянтских настроений, накапливающихся месяц за месяцем, то тем самым вы создаете благоприятную почву в сознании вашего объекта пропаганды.

Карт человеческого мышления нет. Но в отдельных кон­кретных случаях социолог и психолог могут найти опреде­ленные вехи, которые даже при весьма тщательном, но не профессиональном подходе могли бы остаться незамечен­ными. Например, во. время второй мировой войны один английский антрополог, некий Джефри Горер, сумел на­столько умело проанализировать особенности характера японцев, что его выводы не смогли опровергнуть путем са­мых тщательных изысканий даже эксперты, прожившие в Японии много лет. Горер взял в качестве отправного пункта своих изысканий все то, с чем сталкивается японский ребе­нок в течение первых трех — четырех лет жизни. Как, на­пример, его приучают к личной гигиене? Как отнимают от груди? Как приучают к дисциплине в семье? Как учат вос­принимать окружающее? В процессе исследований Горер ус­тановил, что вся жизнь в японской семье порождает в душе ребенка смешанное чувство неопределенности и неповино­вения. Ребенок скоро познает, что он занимает в жизни весьма определенное место, которое, с одной стороны, тре­бует беспрекословного уважения ко всем вышестоящим (под угрозой немедленного и заслуженного наказания), а с Другой —позволяет почти безнаказанно помыкать ниже­стоящим. Японец приучается с детства носить в себе пороч­ные грязные мыслишки о собственной персоне, незнакомые нам или даже китайцам. Став взрослым, он сохраняет в се­бе все те качества, которые были выработаны в детстве: высокомерие, робость, почтительность, страх перед иност­ранцами и открытую враждебность к ним.

Более т'ого, японцам свойственно делить учреждения, группы людей и даже страны на «женские» (миролюбивые, могущие развлекать, подходящие для насмешек) и «муж­ские» (сильные, сопротивляющиеся агрессии, стоящие выше среднего уровня). Соединенные Штаты времен адмирала Перри представлялись им «мужской» страной, тогда как США во время Корделла ХЭЛЛЗ—«женской». Обладая по­добными сведениями, англичане и американцы обращались в своей пропаганде уже вовсе не к тем японцам, которых миссионеры, военные, дипломаты, бизнесмены и журна­листы изображали раньше столь разноречиво и непоследо­вательно. Они обращались к реальным людям. Когда после ознакомления с данными Горера приходилось смотреть японские пропагандистские фильмы, тобою овладевало чув­ство чего-то сверхъестественного. Ведь с экрана официаль­ные японские пропагандисты обращались к чувствам и инстинктам того самого объекта пропаганды, который в ре­зультате смелой, но вполне допустимой экстраполяции Горер открыл для руководителей союзнической пропаганды.

Использование мотивов

Одним из наименее конкретных проявлений человече­ской жизни можно назвать повод, мотив. Даже в своей соб­ственной жизни человеку порой бывает очень трудно опре­делить, что послужило поводом для тех или иных действий. Еще труднее (если это вообще возможно) доказать за­кономерность мотива. Ведь часто мотив определяется про­сто обстоятельствами. Поэтому и толкование бывает разное. Зато «фальсифицировать» мотив почти невозможно; каким бы запутанным и внешне неправдоподобным ни казался мотив, он всегда может быть подходящим для вашего дела. Таким образом, повод, мотив является прекрасным мате­риалом для психологической войны.

Война помогает направлять настроения и мотивы по оп­ределенному руслу, так как во время войны в результате общности усилий руководители и народ каждой стороны чувствуют моральное единство и воодушевление Политики официально становятся государственными деятелями, все офицеры высших рангов превращаются в стратегов, обыч­ные люди — в героев, мучеников, искателей приключений. Современному психологу не по силам объяснить возвышен­ный характер войны, который переносит рядовых людей и обычные события в условия, где любой индивидуум стано­вится менее эгоистичным и начинает менее критически от­носиться к трудной действительности. Среди народов Евро­пы и Америки широко распространено мнение, что во время войны мужчины должны быть храбрыми и неэгоистичными, ЖЕНЩИНЫ—добрыми и целомудренными, хотя и соблазни­тельными, а официальные ЛИЦЗ —готовыми к самопожерт­вованию. Однако на практике в каждой стране могут на­блюдаться обратные явления. Жестокая безысходность, свойственная войне, настолько очевидна любому цивилизо­ванному человеку, что, когда война начинается, люди встре­чают ее уже с известным моральным запасом. Они строят себе какие-то иллюзии.

Все это не следует воспринимать как критику войны или человечества. В мире было бы гораздо приятнее жить, если бы люди действительно придерживались тех стандар­тов военного времени, которые они устанавливают для себя. А то, что эти стандарты имеют под собой известную почву, подтверждается, например, ощутимым снижением числа случаев самоубийств во время войны и увеличением их, а также убийств и других уголовных преступлений после каж­дой войны. Что же касается того, что чувства, порождаемые войной, носят в значительной степени иллюзорный харак­тер, то это подтверждается тем фактом, что ни в одной стра­не изменения к лучшему в настроениях людей, происшед­шие во время войны, не привели к постоянным социальным изменениям. Конечно, ив послевоенный период кое-что со­храняется, но все это, по взглядам тех, к кому это имеет от­ношение, очень редко можно считать действительным улуч­шением. Оно носит естественный характер (в период появ­ления), но редко бывает постоянным и очень редко оказы­вает одинаково воодушевляющее влияние на все слои на­селения.

Все это создает для пропагандиста идеальные условия. Во время войны все стремятся быть благородными, неэгои­стичными, трудолюбивыми. Каждый предъявляет к себе и к другим повышенные требования в отношении деловых и моральных качеств. О бизнесменах не думают, что они за­гребают слишком много ДЄНЄГ политических деятелей счи­тают работающими круглые сутки, государственных слу­жащих не обвиняют в- отсутствии отзывчивости, домохо­зяек — в расточительности, ДЄТЄЙ—в нежелании беречь про­дукты и т. д. Конечно, какая-то часть населения остается за рамками всего этого. Известные меньшинства чувствуют себя морально изолированными. Некоторые индивидуумы в силу тех или иных причин бывают настроены скептически. И вот V вас уже готова почва для распространения слухов, чтобы спустить на землю слишком высоко поднявшегося человека, нарушить его иллюзии. Это достигается с помощью про­стейшего способа — использования обычных эгоистических МОТИВОВ.

Обвинять в низменных чувствах или поступках легче гражданских руководителей, а не военных. Глубоко прони­зывающая все стороны современной войны дисциплина де­лает личность военачальника несколько таинственной; неза­метность в мирное время является ширмой, защищающей его самого и семью от посторонних глаз, от дешевой рекла­мы и слухов. У гражданских руководителей такой защиты нет. Уже в самом процессе превращения того или иного дея­теля в известную фигуру лежит элемент стремления к само­рекламе, с одной стороны, и внешнего отрицания этого Стремления—с другой. Надо иметь в виду, что человек, слу­жащий своей стране, служит самому себе. Для человека со­вершенно невозможно, руководя большой страной, не из­влекать из этого личной выгоды для Себя. [31] Поэтому-то акт руководства и имеет особую привлекательность. Кроме того, известность таит в себе нечто порочное; когда она перестает доставлять человеку наслаждение, он чувствует боль утра­ты. Человек, однажды завоевавший популярность, не выно­сит мысли о том, что он может лишиться славы (даже если он устал от Нее). Он согласен чувствовать усталость от уп­равления страной, но не терпит, если страна чувствует себя уставшей от него. Во время войны у власти остаются ста­рые руководители и приходят новые. Известность и забве­ние приходят на смену друг другу еще чаще, чем в мирное время. Условия, в которых действия бывают связаны с тем или иным именем, меняются исключительно быстро. Отдель­ные личности все время находятся в центре событий, охва­тывающих многих людей. И вот здесь на сцену выходит про­пагандист. Прежде всего он приписывает некоторым госу­дарственным деятелям те естественные человеческие чер­ты, которые свойственны людям. Он поступает как мальчик из сказки Андерсена, воскликнувший: «Мама, а король-то голый!» Пропагандисту приходится говорить всем извест­ные вещи, например, что один человек прославился своей страстью к наживе, другой — никогда не отличался чест­ностью, третий—в свое время предал старого друга, а чет­вертый — в стремлении к власти был большим эгоистом и мстителем. Пропагандист, сообщая своей аудитории подоб­ные факты, ждет от нее только одного ответа: «Да, это так!»

Следующим его шагом будет показ того, что все подоб­ные личности вовсе не соответствуют той трагической, ге­роической, исторической роли, которую им отвела война. И это тоже нетрудно, особенно если война не идет намечен­ным путем. Победы и поражения в равной степени способ­ны порождать героев. Черчилль и Макартур никогда не имели столь яркого ореола, как в дни самых жестоких по­ражении первый после Дюнкерка, второй после Батаана.

Последним шагом является полная дискредитация руко­водителей. Если обстановка в стране уже достаточно нака­лена, некоторые из руководителей даже могут добровольно перейти на сторону противника. Квислинг в Норвегии, Ван Цзин-вей в Китае, Дорио и Лаваль во Франции, Ларель на Филиппинах—все эти люди имели какое-то определенное положение в своей стране, но, переметнувшись в лагерь про­тивника, решили продолжать свою карьеру с его помощью. Пропагандист теперь может прикинуться терпимым к таким руководителям. Он верит в мир, в примирение, в жизнь по принципу: «Живи и дай жить другому». Он описывает Квис­лингов и прочих ставленников в теплых тонах и сосредото­чивает огонь на тех руководителях, которые не стали пре­дателями. Пропагандист старается доказать, что война про­должается лишь исключительно из-за личного упрямства, мстительности, корыстолюбия этих руководителей, из-за их нежелания прислушаться к мнению других. По его словам, он стремится только к одному  дать возможность тем идругим (квислингам и патриотам) «договориться между со­бой» и создать коалиционное правительство

Весьма большой эффект дает дискредитация отдельных руководителей. Если война развивается в пользу противни­ка, то прочность его позиций и успехи создают известную озабоченность и позволяют населению заняться критикой. Даже среди руководителей находятся отдельные личности, которые чувствуют известную свободу для того, чтобы по­пытаться поколебать позицию или подорвать репутацию своих коллег. Невероятные или ложногероические позы, в которые становились руководители в период наивысшего На­пряжения, теперь выглядят несколько глуповато. И, напро­тив, когда противнику приходится туго, то руководители могут завоевать авторитет в первые трагические недели войны, который однако, может быть вскоре подорван позо­ром поражения. В обоих случаях пропагандист должен уметь фиксировать события. Руководители терпящей пора­жение страны сами снабдят его хорошими фактами для про­пагандистских материалов.

С точки зрения пропаганды уязвимость отдельных лиде­ров является одним из важнейших факторов в оценке об­становки. Если этим умело пользоваться, можно добиться большего эффекта. Лидер по своим личным качествам мо­жет быть неуязвимым. В период американской революции имели большое значение личные качества Джорджа Ва­шингтона. Он был очень богатым человеком, и поэтому его нельзя было обвинить в том, что он возглавляет движение черни. Он был крупным рабовладельцем, и поэтому против него невозможно было выдвинуть обвинение в стремлении свергнуть существующий строй. Он был опытным воена­чальником, и поэтому никто не мог назвать его бездарным военным руководителем. Наконец, он был весьма терпели­вым человеком, обладал хорошими манерами и врожден­ным тактом — такого человека трудно было назвать крово­жадным узурпатором, аморальным психопатом или сума­сшедшим, опьяненным властью. Поэтому английская пропа­ганда направила свои усилия против континентального кон­гресса, о членах которого у нее было что сказать. В то же время американские пропагандисты имели прекрасные объ­екты для своих атак в лице Георга III и большинства чле­нов правительства—все они были, как правило, грубияна­ми, неотесанными болванами, пьяницами, некомпетентны­ми военачальниками, бесхарактерными простофилями.

Составление оценочного документа

Если считать, как это указывалось выше, что полем деятельности психологической войны являются ум и чув­ства отдельных представителей той аудитории, на которую направлена эта деятельность, если учесть, что задача пси­хологической войны состоит в достижении весьма различ­ных целей, начиная от самых скромных (неуловимые изме­нения мыслей и настроений) и до самых решающих (мас­совая организованная сдача в плен), если принять во вни­мание, что возможности противника не имеют практически никакого отношения к вашим усилиям в области психоло­гической войны, и если, наконец, исходить из того, что ваше решение должно состоять в том, чтобы избрать формы и направление этой ВОЙНЫ,— в общем, если принять во внима­ние все эти особенности, то следует сразу же оговориться, что обычная «оценка обстановки» в свете задач психологи­ческой войны не имеет почти ничего общего с военной про­пагандой.

Приходится констатировать, что это именно так. Попыт­ка дать в письменном виде оценку обстановки, следуя ука­заниям приложения 1 наставления FM 101-5[32], приведет лишь к тому, что на свет появится жалкая пародия на воен­ный документ.

Сама обстановка, в которой находится боевое подразде­ление, обладающее средствами ведения психологической войны, обычно предоставляет очень ограниченные возмож­ности для использования этих средств. Политико-моральное состояние своих войск почти не оказывает какого-либо влияния на производительность труда составителей листо­вок и радиопрограмм.

В боевых операциях войска противников входят в со­прикосновение друг с другом. В операциях психологической войны такого непосредственного контакта нет. В боевых операциях совершенно исключено такое положение, когда две враждебные армии в течение длительного времени на­ходятся на одной и той же территории. В противном случае они превратились бы в хаотический сброд вооруженных банд. В операциях психологической войны ваше воздействие на войска противника и воздействие противника на ваши войска может осуществляться с помощью одних и тех же средств, с использованием одной и той же аргументации, рассчитанной на одни и те же человеческие инстинкты и чувства, даже одной и той же музыки, одного и того же ме­тода интерпретации событий и т. п.

Более того, ни одна современная армия не вступает в войну, имея в своем составе одну часть войск, предназна­ченных только для обороны, а другую — только для наступ­ления. А в операциях психологической войны подобное по­ложение вполне естественно. Коротковолновая радиостан­ция в Сан-Франциско, которая во время второй мировой войны вела передачи на японском языке, безусловно, не оказывала какого-либо существенного воздействия на аме­риканские войска в бассейне Тихого океана. Ведь единст­венными людьми в американских войсках, понимавшими эти передачи, были офицеры разведки, которые знали япон­ский язык и обладали соответствующим иммунитетом.

Наступательные операции строятся по принципу: найти противника, войти с ним в соприкосновение и затем или уничтожить его, или заставить отступить. Оборонительные операции носят обратный характер и планируются в расче­те на оказание сопротивления подошедшему противнику.

Органы, ведущие психологическую войну, не имеют не­посредственного соприкосновения с противником. Радиослу­шатели не могут нанести контрудар через радиоприемник, солдаты не в состоянии швырнуть листовку назад на сбро­сивший ее самолет. Когда американцы бомбили немецкие радиостанции, они делали это вовсе не потому, что летчики хотели изгнать немецкую пропаганду из эфира, а потому, что они стремились разрушить всю систему связи немцев. Почти невозможно провести абсолютно точное прицельное бомбометание в районе расположения радиопередатчика или типографии, чтобы полностью лишить противника воз­можности продолжать свою пропагандистскую деятель­ность. Если подходить с позиции чисто физических возмож­ностей, то надо сказать, что пока существуют только два средства обороны против ПСЦХОЛОГИЧЄСКОЙ войны, хотя ни одно из них не может считаться вполне эффективным. Ис­пользование этих средств является признаком полного от­чаяния, тем не менее американцы во время второй мировой войны сочли нужным прибегнуть к НИМ.

Первым средством является глушение радиопередач и организованный перехват самолетов с листовками. Но это возможно только тогда, когда противник пользуется безна­дежно плохим радиооборудованием. (Японцы пытались глушить наши передатчики на Сайпане, так же как и немцы пытались бороться с Би-Би-Си. Они затрудняли возмож­ности приема, но заглушить полностью передачи не смогли.)

Вторым средством является лишение аудитории радио­приемников. Можно полностью прочесать оккупированную территорию и конфисковать все приемники. Можно издать приказ, по которому каждое военное или гражданское лицо, уличенное в хранении вражеской листовки, будет привлече­но к суду военного трибунала. Эти приемы годятся для го­сударств, обладающих секретной полицией, а также для вооруженных сил прусского типа, в которых солдаты упо­доблены роботам. Но вряд ли можно думать, что они по­дойдут для других государств.

Таким образом, как уже отмечалось выше, в психологи­ческой войне враждующие стороны не соприкасаются. Они минуют друг друга, двигаясь в противоположных направ­лениях.

В американской практике силами, которые противостоя­ли вражеской пропаганде, были органы информации и про­свещения войск, занимавшиеся вопросами морального со­стояния и культурного обеспечения своего личного состава. Они не вели пропаганду на немцев или японцев. В немецкой и русской армиях времен второй мировой войны (в проти­воположность американской, английской, французской и японской) в частях имелись политические офицеры, кото­рые вели пропаганду на противника (наступательная дея­тельность) и политически воздействовали на свои войска (оборонительная Деятельность). Однако разнородность этих двух видов деятельности полностью отделяет их друг от друга.

Но даже здесь нельзя проводить параллель между боевыми и пропагандистскими действиями, так как это простое совпадение направления усилий, а именно:

 

 

 

 

Совпадение направления пропагандистских усилий бо­лее явно, когда пропаганда ведется на отступающие, отре­занные, несущие тяжелые потери, недовольные политикой руководства войска, то есть на такую часть армии, которая представляет наиболее уязвимый объект для пропаганды. Тогда среди факторов, оказывающих воздействие на мо­ральное состояние, как своих войск, так и войск противника, собственная пропаганда имеет меньшее дает ощутимого результата, так как:

 

 

 

 

 

 

 

 

Одними только воодушевляющими речами невозможно повысить сопротивляемость вражеской пропаганде истощен­ных и несущих чрезвычайно тяжелые Потери войск. Личный состав разгромленной части будет оставаться глухим к тем мероприятиям, которые организуются Объединенной орга­низацией обслуживания (ЮСО).

Уязвимость войск любой стороны зависит чаще всего от той конкретной обстановки, в которой они находятся. Если эта обстановка является хорошей или по крайней мере сносной, пропаганда на свои войска может помочь поднять моральный дух солдат. Но даже и в этом случае не следует заниматься опровержением утверждений вражеской про­паганды.

Если попытаться изобразить это наглядно, то в каждый данный момент пропагандистская обстановка будет выгля­деть примерно следующим образом:

 

 

 

 

 

 

 

 

В каждой из этих инстанций лица, ведущие пропаганду, одновременно являются и членами аудитории. Более того, как показывает опыт, пропаганда, ведущаяся на противни­ка, становится иногда достоянием своих войск. К тому же в любой стране повседневные жизненные заботы (питание, состояние здоровья, личные взаимоотношения) часто засло­няют от людей то, о чем говорит пропаганда. За исключе­нием редких моментов особо сложной обстановки, пропаган­дист не может рассчитывать на то, что он полностью овла­деет мыслями людей. В странах, где господствует дикта­тура, возможности пропаганды расширяются, так как она пропитывает всю международную и внутреннюю информа­цию, театр, религию и т. д.

Документ, где излагаются соображения по ведению про­паганды на противника, должен предусматривать не только обстановку, в которой проводится психологическая война. В нем должно быть также указано, какими средствами сле­дует вести эту войну. Желательно подробно отразить сле­дующие вопросы:

Что представляет собой аудитория?

а)   С помощью каких средств к ней можно обращаться?

б)   Ожидаемое отрицательное отношение (включая спо­собы привлечения внимания).

в)   Общие данные об аудитории (по данным разведки, ведущейся в интересах пропаганды).

Какие цели ставятся перед психологической войной?

а)   Отношение противника.

б)   Ближайшая цель (для стратегической пропаган­ды — взгляды и настроения, для тактической — дей­ствия).

в)   Конечная цель (только для стратегической),

Существующие ограничения.

а)   Ограничения, вытекающие из национальной поли­тики.

б)   Ограничения, вызываемые существующей неблаго­приятной обстановкой.

в)   Ограничения, диктуемые соображениями собствен­ной безопасности.

Имеющиеся средства ведения психологической ВОЙНЫ.

а) Виды и качество имеющихся средств.

Объект пропаганды.

а) Описательная оценка ТИПИЧНОГО представителя вра­жеской аудитории.

Противодействующие факторы.

а).  Предубеждение слушателей против пропаганды.

б)   Тщательность их политической обработки.

в)   Наличие информации у той и другой стороны,

г)   Контрпропаганда.

Связь с общей (военной) стороной данной обста­новки.

а) Связь по времени.

Планы на случай возникновения непредвиденных осложнений.

Ограничения, которые следует ввести в случае воз­никновения таких осложнений.

б)   Связь планов психологической войны с оператив­ными планами.

Боевые операции, необходимость проведения кото­рых диктуется соображениями психологической войны.

Боевые операции, которые будут использоваться в целях психологической войны.

Операции, которые могут предоставить определен­ные возможности для вражеской пропаганды.

в)   Связь психологической войны:

с пропагандой на свое население;

с информацией и просвещением войск;

с планами и деятельностью медицинской службы;

с мероприятиями по борьбе с подрывной деятель­ностью.

Такой документ удобен тем, что в нем собраны все имею­щиеся сведения по данному вопросу. Особенно нужен он при ведении тактической пропаганды, так как в условиях быстро меняющейся боевой обстановки время для оценки очень ограничено. Для ведения стратегической психологи­ческой войны (особенно для оперативного использования) этот документ имеет меньшую практическую ценность. Трудность заключается в том, что документ, в котором авторы попытаются предусмотреть все возможные конкрет­ные случаи, получится настолько раздутым, что им невоз­можно будет пользоваться. Все специалисты, представляю­щие соображения о том, как вести пропаганду, участвуют и в составлении других документов. Опыт ведения пропа­ганды, накопленный всеми современными армиями, гово­рит, что наиболее целесообразным является узкое опера­тивное планирование и повседневное пополнение конкрет­ных данных о противнике, а не составление громоздких всеобъемлющих планов и соображений, в которых пред­усматривались бы все многочисленные вопросы, могущие оказать влияние на ведение психологической войны.

В большинстве случаев наши соображения по ведению пропаганды, особенно на театрах военных действий, состоя­ли из краткого резюме содержания внутренней пропаганды противника (на основе непосредственного анализа), данных об аудитории (по сведениям государственного департамен­та или других правительственных органов) и анализа этой аудитории, подготовленного планирующими или разведыва­тельными органами психологической войны. Наиболее цен­ные сведения обычно поступали от лиц, не имеющих ника­кого отношения к пропаганде, например от людей, зани­мающихся изучением противника по заданию разведыва­тельных органов, а также от специалистов в области воен­ной ЭКОНОМИКИ.

Проблема выбора

Оценка боевой обстановки в психологической войне по­хожа на постановку диагноза и выбор метода лечения в медицине. На основе этой оценки разрабатываются планы определенными методами. Таких методов может быть не­сколько, и выбирать нужный метод надо точно, не допуская ни малейших вольностей и экспериментов. Обстановка, в условиях которой ведется психологическая война, обычно имеет очень изменчивый, расплывчатый характер, за исклю­чением случаев, когда, например, нужно обратиться к окру­женной части с призывом капитулировать или вести пропа­ганду против конкретных объектов перед высадкой десанта и вторжением. Поэтому оценку обстановки в интересах пси­хологической войны нельзя понимать как оценку возмож­ностей вашей пропаганды бороться с пропагандой против­ника (если ставить такие задачи, то вся психологическая война сведется к неэффективной и бессмысленной дуэли между пропагандистами той и другой стороны). В то же вре­мя эту оценку нельзя понимать и как попытку создать какие-то готовые рецепты, как выдвижение конкретного плана действий, который якобы диктуется обстановкой. Ведь в любом деле специалист всегда может ввести в за­блуждение и одурачить профана. Офицер психологи­ческой войны всегда должен изображать обстанов­ку точно в таком виде, в каком она представляется ему как специалисту. А ответы на вопросы о том, какие дей­ствия следует предпринять, исходя из этой обстановки, не должны выходить за пределы «да» или «нет». Правда, такие требования нельзя распространять на всю пропаганду в целом. Задача пропагандиста состоит в том, чтобы создать что-то привлекающее внимание, воздействующее на аудито­рию и в конечном счете побуждающее ее к действию. Это — задача непрерывного наступательного действия. И она мо­жет иметь столько различных решений, сколько может по­родить человеческое воображение.

Перед пропагандистом, работающим в области психо­логической войны, всегда стоит задача сделать наиболее удачный выбор направления воздействия. Но он не означает выбора узкой дорожки, определяемой местными условиями, особенностями противника, существующими потребностями. Необходимо избрать широкий путь для действий. Это по­нимал даже Гитлер, находившийся в последние дни своей жизни в полубредовом состоянии. Он требовал от своих соратников держаться любой ценой, так как все еще на­деялся, что немецкая пропаганда сможет добиться спаси­тельного для Германии «неизбежного» столкновения меж­ду Советским Союзом и Америкой. По его словам, он в этом случае собирался примкнуть к одной из сторон, причем безразлично к какой. Так буквально накануне своего конца ЭТОТ матерый пропагандист при всей своей изворотливости сам оказался обманутым возможностями пропаганды. Он знал то, чего не знали его генералы: в психологической области «фактор внезапности» всегда имеет очень большое значение. Поэтому-то он до последнего момента надеялся на изменение обстановки в его пользу. Он исходил из пра­вильных предпосылок, хотя сделанные им выводы оказа­лись пагубными.

 

Совместные операции союзников

Совместные действия нескольких государств, сражаю­щихся на одной стороне, серьезно осложняют вопрос оцен­ки обстановки.

Существует лишь один случай, когда оценка пропаган­дистских возможностей противника представляет собой часть обычных боевых действий. Это бывает тогда, когда один из союзников, не находящийся в непосредственном соприкосновении с противником, боится, как бы он не вы­нудил капитулировать того союзника, который сражается с противником. Примером подобной ситуации может слу­жить опасение Великобритании за поведение Франции В 1940 году, страх американцев за судьбу Центрального Китая в 1944 году или опасения правителей Третьего рейха за своих балканских союзников в 1945 году. В подобных случаях оценка возможностей вражеской пропаганды ста­новится исключительно важной частью общей оценки воен­ной обстановки. Пропагандистский анализ в подобной си­туации может дать отправные данные для принятия эффек­тивных и своевременных мер. Ведь в случае возникновения такой ситуации союзник, не соприкасающийся с противни­ком, не может сидеть сложа руки и уповать на благополуч­ный исход. Возможно, он должен даже предпринять кое- какие тайные шаги, чтобы оказать давление на своего не­надежного союзника, если тот вздумает переметнуться на сторону врага. В Румынии, Болгарии и марионеточной Сер­бии немцам не удалось осуществить подобных мероприятий, но в Италии они создали фашистскую Итальянскую со­циальную республику [33] и вновь втянули в войну большую часть Северной Италии. В Китае некоторые представители союзников, симпатизировавшие коммунистам, надеялись на то, что японцы будут так сильно нажимать на Чан Кай-ши, что американцы на всякий случай начнут усиливать Янань. Однако Чан Кай-ши выстоял, и маневры относительно Япо­нии долго еще оставались неприятным воспоминанием для некоторых американцев и представителей националистиче­ского Китая. В подобной ситуации политика, экономика, пропаганда и военные действия настолько тесно переплетаются, что нет ни малейшей ВОЗМОЖНОСТИ дать оцен­ку какому-нибудь одному из факторов, не касаясь остальных.

Оценка своих возможностей

Готовясь к тому, что на военном языке называется обыч­ной оценкой своих возможностей, следует прежде всего пом­нить, что нельзя планировать будущие действия вне вре­мени и пространства. В обычной войне можно, например, за­ранее поставить боевую задачу (скажем, в 18 час. 30 мин. на девятый день после дня «Д.» достигнуть такого-то пунк­та) и ожидать, что именно к этому сроку цель будет достигнута. Для операций психологической войны подобных точных сроков устанавливать нельзя, так как условия проведения этих операций иные.

Разумеется, ни один здравомыслящий командующий войсками на театре военных действий в своих оперативных планах не станет рассчитывать только на средства психо­логической войны. Тем не менее вполне возможно в какой-то степени заранее рассчитывать на удачу, которая предопре­деляется и обеспечивается многими месяцами тяжелого тру­да. Например, когда психологическая война проводится в процессе подготовки к вторжению (как это было во время второй мировой войны), использование психологических средств часто может вполне оправданно учитываться коман­дованием в том смысле, что для охраны коммуникаций от партизан и местного населения можно будет выделять не максимальное, а минимальное количество войск.

На психологическую войну можно также делать обосно­ванную ставку, когда нужно усилить панику в лагере про­тивника при быстром продвижении своих наступающих войск. В Китае японцы забрасывали в тыл противника опе­ративные подразделения, укомплектованные одетыми в штатское солдатами и офицерами, которые владели китай­ским языком. Они наводили панику на целые полки добро­вольцев и полностью выводили их из строя.

В период развития наступления в районе Аббвиля пси­хологическое воздействие нацистов в результате блицкрига не дало англичанам и французам возможности создать но­вую непрерывную линию фронта и привело в конечном сче­те к тому, что англичане у Дюнкерка оказались в мешке.

Можно также заранее рассчитывать на психологический эффект и в некоторых тактических операциях, например в ускорении капитуляции окруженных войск противника, когда у этих войск нет никаких надежд вырваться из окру­жения. Все, что приходится в этом случае делать работни­кам службы психологической войны, заключается в заброске к противнику листовок с картой-схемой обстановки и при­зывами к сдаче в плен, а также в использовании громкого­ворящих установок и местного радио. Окруженные войска могут и не проявить немедленной готовности капитулиро­вать, но, без сомнения, их сопротивление в условиях пропа­гандистского воздействия будет гораздо слабее. В период очистки тихоокеанских островов от остатков японских войск подразделения психологической войны, безусловно, облегчи­ли и ускорили этот процесс.

Все вышеуказанное относится к тактической пропаганде. Действенность стратегической пропаганды предопределить очень трудно. Единственное, что можно сказать, это то, что она в какой-то мере делает возможности более благоприят­ными. Если бы Соединенные Штаты не сбрасывали на Япо­нию листовки с призывом к капитуляции, японское прави­тельство, вероятно, долгое время продолжало бы сопротив­ление. Если бы немцам не удалось несколько ослабить бое­вой дух французов перед своим молниеносным наступлением на западе в 1940 году, им бы потребовалось больше време­ни для разгрома Франции. Возможно, тогда, после падения Франции, против нацистов выступили бы единым фронтом все силы французских заморских владений. Никакой план не может гарантировать успех стратегической пропаганды. Только убежденный оптимист может утверждать, что исполь­зование средств психологического воздействия обеспечит большую часть успеха в достижении прямых военных целей. Даже Советская Армия никогда не считала, что любая задача может быть решена одними лишь средствами пси­хологической войны. Русские никогда не были склонны оставлять пушки дома, а с собой брать только громкогово­рящие установки и минометы с агитминами. Они достигали блестящих, буквально потрясающих результатов в пропа­ганде в период военных действий. Они добивались огром­нейших успехов в использовании пропаганды в тактических операциях по склонению солдат противника к капитуляции. Они больше, чем любая другая страна из Объединенных Наций, использовали средства психологической войны (со значительной примесью политической войны) в целях при­влечения на свою сторону населения оккупированных рай­онов. Но, как и все другие, русские, кажется, использовали стратегическую пропаганду как для достижения немедлен­ного и всеобъемлющего результата, так и результата, кото­рый проявляется постепенно, вызревая подобно плоду.

Тактическая психологическая война может планиро­ваться, безусловно, в весьма ограниченных масштабах как часть тактического потенциала той и другой стороны. Стра­тегическая пропаганда может планироваться и оцениваться только в самом приблизительном виде, с обоснованным и реальным расчетом на то, что в случае правильного исполь­зования она может дать какую-то пользу. Она иногда дает результаты, ошеломляющие даже самих организаторов, но эти результаты нельзя предвидеть и рассчитать заранее (иногда их можно предчувствовать). И тем не менее пси­хологическая война вполне заслуживает того, чтобы ее про­водить,— она таит в себе громадные возможности и стоит весьма дешево по сравнению с огромной общей стоимостью ВОЙНЫ.