24  Эта справка должна была заменить А.Л. Локшину диплом Московской консерватории, кот о- рого он был лишен за симфоническую поэму ?Цветы зла? на стихи Бодлера.

оркестра с арфой и челестой. Впервые сочинял я музыку, ни с кем не со- ветуясь, никому не показывая, не имея даже никакой моральной поддержки. Я поступал как дикарь, как наивный первобытный мистик: вопрошая порт- рет моего учителя (помните, когда-то Вы подарили мне его), когда меня одолевали сомнения, и портрет очень чутко реагировал, иногда хмурился, иногда улыбался. Важно было не чувствовать себя одиноким. Возможно, это просто особенность лица, снятого en face: где бы вы ни находились, вам кажется, что глаза портрета устремлены на вас.

С трепетом душевным пришел я на первую репетицию, вооружив- шись большим красным карандашом, предчувствуя неизбежные изменения в партитуре. Но карандаш оказался ненужным. Ни одна нота не была изме- нена.

Вам я обязан всем. Я позволяю себе не благодарить Вас только пото- му, что хочу эту благодарность носить всегда с собой.

Я очень хотел бы вернуться в Москву с тем чтобы заниматься у Вас в аспирантуре на фортепианном факультете, но до сих пор я вынужден был отвергнуть все варианты самостоятельного возвращения. Причина простая: я не хочу возвращаться с черного хода. Приехать без приглашения, без вы- зова из Консерватории или ССК и затем молить уважаемых руководящих товарищей о предоставлении мне минимальных условий для существова- ния, – это выше моих скромных жизненных возможностей, тем более, если принять во внимание то, что в настоящее время грелка играет существен- нейшую роль в моей духовной и физической жизни, то становится ясным, что я вынужден был бы просить целый ряд бытовых благ, что для человека, приехавшего без приглашения, равносильно напрашиванию на целый ряд оскорблений. Ведь меня в Москве знают лишь как студента со скандальной репутацией.

Есть два выхода. Ждать, когда Консерватория вспомнит обо мне и вызовет меня для сдачи государственных экзаменов. Но два года, дарован- ные мне для осознания своих ошибок, уже прошли, а Консерватория все еще молчит. Мало того, Директор Консерватории даже не удостоил меня ответом на мои два письма, в которых я извещал его о своей готовности предстать пред грозными очами своих инквизиторов. В этот выход я почти не верю. Другой выход – это поездка в Москву с Мравинским, он собирает- ся поставить там «Жди меня». Быть может, тогда я смог бы получить ди- плом и поступить в аспирантуру.

Что будет дальше – не знаю. Жизнь раскрыла пасть и смердит отча- янно. Правда, если придерживаться мудрого изречения Протагора, утвер- ждавшего, что «человек есть мера всех вещей», и признать, согласно этому

тезису, за эталон, например, Мурадели или Хренникова, то можно придти к выводу, что жизнь прекрасна, что жить стоит и чем больше – тем лучше. Простите меня за многословие. После двухгодичного молчания я чувствую себя способным говорить целый световой год без антрактов.

Питаю надежду получить от Вас несколько строк. Сейчас  два слова, написанных Вами,  были бы для меня ценнее девяти симфоний Бетховена.

Ваш верный ученик

А. Локшин

Только что узнал о награждении Вас орденом. Поздравляю Вас от всей души.

Новосибирск,   з-д   им.   Чкалова,   Соцгород,   каменный   дом   6, кв. 1625

 

Н.Я. Мясковский – Н.Н. Солодуеву26

31/XII/43

 

Многоуважаемый Николай Никанорович, по вызову Консерватории приехал в Москву для сдачи госэкзаменов исключительно одаренный ком- позитор, мой бывший ученик Александр Локшин, которому внешние об- стоятельства не позволили окончить Консерваторию перед самой войной. С моей точки зрения, было бы всего желательнее восстановить его на V курсе, с тем чтобы госэкзамены отложить на весну, так как состояние его здоровья не совсем благоприятно. Если к этому имеется малейшая возможность, я Вас очень прошу оказать содействие Локшину в таком плане.

С уважением, Н. Мясковский

 

Н.Я. Мясковский – А.Л. Локшину

26/VII 1948, Николина гора

 

К большому моему сожалению, не могу вам сообщить ничего утеши- тельного. О предупреждении, полученном вами, Шебалин27  знает. Как он мне объяснил, оно вызвано совсем не академическими причинами, посколь- ку с этой стороны, как он меня твердо уверил, Консерватория к вам никаких

претензий не имеет. Сколько я понял, Шебалин был вынужден принять та-

 

25 Оригинал в РГАЛИ, ф. 2040, оп. 2, ед. хр. 176, л. 1-2.

26 Н.Н. Солодуев (1890-1971) – гобоист, профессор Московской консерватории с 1935 г.

27 Виссарион Яковлевич Шебалин (1902-1963) – директор Московской консерватории с 1942 по

1948 г.

 

кое решение28 под давлением А.Г. Семенова29. Какие у вас отношения с ор- ганизацией,30 возглавляемой этим профессором? Шебалин меня заверил в одном – он окажет вам всякое содействие, если вы пожелаете предложить свои услуги любому другому вузу. Б[ыть] м[ожет] вуз Гнесиных или вуз военных дирижеров вам подойдет?31

Вот к сожалению, все, что я могу вам сообщить. Передайте мой при- вет Николаю Ивановичу.32

Искренне Ваш Н. Мясковский

 

От составителя: Оригиналы писем Н.Я. Мясковского переданы в музей им. Глинки.

 

28  То есть решение об увольнении Локшина. Это решение было принято как раз в тот м омент, когда Локшин находился в больнице после тяжелой операции по поводу язвы ж елудка.

29 Секретарь парткома Московской консерватории в те годы.

30 То есть с парторганизацией. (Локшин никогда не был членом партии).

31  Очевидно, Мясковский не представлял себе, что кампания по «борьбе с космополити змом»

не оставляла Локшину шансов на приличное трудоустройство.

32 Н.И. Пейко (1916-1995) – известный советский композитор, ученик Н.Я. Мясковского.

 

 

М.В. Юдина

Девять писем

 

Первое  письмо

М.В. Юдина – Е.Ф. Гнесиной

13.VIII-49

Глубокоуважаемая и дорогая Елена Фабиановна!

Уже давно я ежедневно помышляю о письме к Вам; в больнице, еще в тяжелые дни я вдруг очень ясно и ярко Вас вспомнила и почувствовала, что Вы мне гораздо ближе и дороже, чем это кажется в обыденной жизни, на поверхности души; затем я думала, что Вы находитесь в Барвихе и на вас тяжело подействовала смерть Димитрова33, и с тех пор снова стала о Вас думать – и как бы «сердце сердцу весть подает» – в 1-й день моего возвра- щения в Москву раздался звонок от Галины Маврикиевны34 и Михаила Фа- биановича, они справлялись о моем здоровье, и не знали, что я явлюсь соб- ственной персоной  –  а  я все узнала  о Вас,  ужасалась  Вашей болезни и

 

33 2 июля 1949 года в правительственном санатории ?Барвиха?, где Е.Ф. Гнесина неоднокра тно отдыхала, скончался Георгий Димитров – лидер болгарских коммунистов, премьер-министр социалистической Болгарии, бывший Генеральный секретарь Исполкома Коминтерна.

34 Ванькович-Гнесина Галина Маврикиевна (1893-1976) – жена Михаила Фабиановича Гнесина.

В то время М.Ф. Гнесин заведовал в Институте кафедрой композиции.

 

страшно рада была узнать, что Вы наконец не в городе. Надеюсь, что Вам хорошо в Архангельском и Ваши бесценные силы восстановлены!

В Москве я не могла вам написать сразу, я почти все 11 дней между клиникой (т.е. возвращением из Ленинграда) и отъездом сюда, в Сортавала

– лежала и сесть за письма было мне невозможно – а здесь по приезде я

«набросилась» на невиданные давным давно блага – тишину, лес и озерный простор и – к стыду моему – не заметила, как пролетела уже половина моего пребывания – 10 дней!35 Простите меня, Бога ради, дорогая, всеми нами бесконечно почитаемая Елена Фабиановна, и примите мои лучшие пожела- ния здоровья и сил. Я люблю и чту Вас много больше, нежели Вы думаете, но – простите, немного – как Корделия у Шекспира – люблю молча...

Я бы никогда в жизни не решилась присоединить к этому чисто ли- рическому посланию – даже тень «деловой» просьбы или чего-либо в этом роде, но то, что я буду писать далее – совершенно в ином роде и лишь отда- ленно может таковую напомнить.

Разрешите приступить по возможности кратко к сей теме: – Неожи- данно моими спутниками в Сортавала оказались два молодых композитора и теоретика – М. Меерович36  и А. Локшин. Я о них много слыхала, об их больших познаниях и замечательном ансамбле в 4 руки от разных превос- ходных музыкантов – но реально увиденное мною превзошло все мои пред- положения. Так как трудно говорить о 2-х лицах сразу, то я сперва напишу о Локшине. Это несомненно человек гениальный; в чем? Да во всем; в сочи- нениях, кои я пока почти не знаю, но по «почерку» видно – что это; по уму, а я видала, дорогая Елена Фабиановна, умнейших людей нашей эпохи и беседовала с ними; по эрудиции; по скромности; по артистизму…

Не привлечь его к нам, в Ваш Институт – это значит пройти мимо громадного явления, его не понять и не оценить. Ему все легко в искусстве, как – в другом смысле – Моцарту – в этом громадная сила и тайна его воз- действия; могу вообразить, как его будут боготворить студенты – надо же дать им побольше поэзии, у них, увы, слишком много прозы…

Что он может делать? Абсолютно все: теорию, гармонию, инстру-

ментовку, сочинение, партитурное чтение, музыкальную литературу, нако- нец – ансамбль. На любом факультете. Лет ему пока 29 отроду и может он занять пока  скромное положение ассистента. Никакого «клейма» на нем нет, он был в консерватории, потом был просто – режим экономии, сокра-

 

35 О доме творчества композиторов в Сортавале (Карелия) см. также в воспоминаниях Юдиной

?Немного о людях Ленинграда? // Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Мате- риалы /Сост., подготовка текста и прим. А.М. Кузнецова. М., 1978.

36 Меерович Михаил Александрович (1920-1993), известный советский композитор.

 

щение, – и Свешников с Орвидом37 ведь вообще никого не знают, не любят и не ценят. Приглашение его пройдет, я уверена, абсолютно благополучно. Сведения еще о нем: ученик Мясковского, кончил в 44 г. и работал асси- стентом; еврей; человек чрезвычайно серьезно больной (живет с кусочком желудка всего…) и мужественно и весело свою болезнь несущий, но это ведь и должно вызвать внимание к нему… И, м.б. благодаря этому также человек особенно сверкающего темперамента – словом, – человек абсолют- но во вкусе и стиле нашего дорогого Михаила Фабиановича, коему я и пишу отдельно следом за Вами – также как и Юрию Владимировичу38. Разумеется я пишу и им – и о 2-м человеке – тоже превосходном музыканте – Меерови- че. Но если у вас одно место – берите Локшина.

Если ансамбль: я с радостью вручу обратно свою половину ансамбля и останусь только на половине у вокалистов, или Юрий Владимирович уст- роит все это, как найдет нужным – но он, конечно, может все. Дорогая Еле- на Фабиановна, еще раз всего всего лучшего.

Простите. Спасибо. Всегда Ваша М.В. Юдина39

 

Второе  письмо

М.В. Юдина – М.Ф. Гнесину

Сортавала, 16.VIII [-49 г.]

Дорогой Михаил Фабианович!

Если бы знать – где Вы! В Казани, Пестове, Москве или еще где? На- деюсь, Вы отдохнули, отошли от зимних московских треволнений, сердце Ваше бьется спокойнее – быть может даже смогли поработать!? Перед отъ- ездом я получила чудесный букет цветов от Галины Маврикиевны, необы- чайно меня растрогавший, я взяла его с собою и между поездами из Москвы и в Сортавала заехала по дороге на 5 минут к Любови Васильевне Шапори- ной – там было рождение внучки – десятилетие Сонечки и я отдала эти цве- ты, ибо о рождении ничего не знала и о подарке и думать было невозможно по отсутствию времени. Таким образом очаровательный поступок Галины Маврикиевны обласкал и не меня одну. Поблагодарите ее от души. Я же немедленно на Финляндском вокзале получила тоже неожиданный «ре- ванш» и чужие цветы: там меня поджидали приехавшие в Ленинград на час

 

37 Свешников Александр Васильевич – ректор, Орвид Георгий Антонович – проректор Москов- ской консерватории в те годы.

38  Муромцев Юрий Владимирович (1908-1975) – дирижер и пианист, с 1946 по 1951 год – за-

меститель директора ГМПИ имени Гнесиных, с 1953 по 1970-й – ректор.

39  Оригинал в Мемориальном музее-квартире Е.Ф. Гнесиной, инв.№ 0-42. Письмо вместе в комментариями было опубликовано В.В. Троппом в журнале ?Музыкальная академия?, 1997,

№ 3.

 

раньше московские молодые люди – Локшин и Меерович, с которыми я и направилась далее в Сортавала, а их не встретил только что оженившийся Бунин40 и таким образом я получила бунинский свадебный букет!!

Вот о них, а не о цветах и пойдет далее речь, дорогой Михаил Фабиа- нович!

Елене Фабиановне я уже написала, – но к великому моему сожале- нию – я не успела ей написать просто лирическое письмо о коем мечтала еще в клинике – не успела написать его в Москве, – ибо все почти 11 дней пролежала. Только в последние 2 дня стало лучше, а в Сортавала вдруг по- чувствовала себя здоровой и носилась  по воде и лесам и все забыла!!41

Только были Intermеzzo, связанные именно с москвичами и являющиеся темой письма; теперь так: стало быть, к сожалению, Елена Фабиановна по- лучила «сдвоенное» письмо – первую часть – мои искренние к ней чувства – вторую об этих людях; и еще – к сожалению между нами с Вами никогда не практиковалась переписка. Так уж было «положено» – поэтому не прихо- дится удивляться, что сейчас меня обязывает писать некое самоважнейшее дело. Итак!

«Intermezzo» были 2-х сортов – игра в 6 рук и болезнь Локшина; ко- роче: необыкновенная, сказочная эрудиция их обоих и опасность полной гибели, распростершая свои мрачные крылья над художником еще не дос- тигшим 29 лет…

 

Конкретнее: дорогой Михаил Фабианович, необходимо их втащить к нам в Институт. Пусть сперва пойдет речь об одном Локшине.

Это несомненно человек гениально одаренный; композиции его я по- ка знаю мало, но даже тот отрывок что он показал – замечателен, нов и гро- мадного масштаба. Но он в музыке настолько у себя дома, как я почти нико- го не видела – из любой эпохи, из любого стиля он играет наизусть симфо- нии, квартеты, вокальную музыку – что угодно, играет превосходно и тут же, походя, комментирует сочинение с той или иной, но всегда с какой-то главной сути. (Слышит он аккорд из 13 звуков). По какой-то кипучести и искренности он сильно напомнил мне Вас, дорогой Михаил Фабианович…

 

40  Бунин Револь Самуилович (1924-1976), известный советский композитор, ученик Д.Д. Шос- таковича.

41 Катаясь на лодке по Ладожскому озеру во время сильного шторма, Юдина и Локшин чуть не

погибли. Они были выброшены волной на маленький островок, где их обнаружила спасател ь-

ная экспедиция, организованная Мееровичем и сыном композитора Блантера.

 

Кое-какие данные о нем: ученик Мясковского – самый любимый; окончил в 43-м году (м[ожет] б[ыть] путаю, в 44), с 41 г. член Союза Ком- позиторов; еврей; с 44 по 48 был ассистентом консерватории; уволен без всякого индивидуального приказа и лишен особенностей сего года – просто под флагом сокращения, видимо, но даже это не обозначено, с этим вопро- сом тревог не имеется; в Новосибирске Мравинский исполнял – с громад- ным успехом – одно его симфоническое сочинение. Может вести все пред- меты  теоретические и композиторские на любом факультете: теорию, гар- монию, инструментовку (очень бы хотел ее), партитурное чтение, музыкальную литературу – ансамбль. Я с радостью откажусь от своего ан- самбля и отдам ему свою «половинку», ибо считаю его лучше себя – бывает поразительная зрелость у таких людей. Но просто на тех предметах, м[ожет] б[ыть] он полезнее. Как подумаешь… Мира Брук и Локшин… Давать ли студентам чечевичную похлебку – или живую воду и шампанское…Все это ясно… Прибавьте к сему уже его личное: он живет почти без желудка – ему прошлый год отрезали ? такового – и это собственно один дух… Беречь, беречь таких людей надо и пестовать, у него же – кусок хлеба лишь – если изредка можно «загнать» что-ниб[удь] на Радио… Это просто страшно… Поговорите о нем с Николаем Яковлевичем, если хотите…

Пусть наш институт вберет в себя все лучшее, яркое, живое, имеющее будущее – пока, благодаря Бога, делами распоряжается сама наша бесценная Елена Фабиановна!

Именно Вы, дорогой Михаил Фабианович, с Вашей зоркостью, чут- костью, с чувством будущего, с чувством правды и жизни – именно Вы бо- лее чем кто-либо иной, можете оценить и полюбить такую редкостную лич- ность и способствовать и для дела и для нее самой то о чем я пишу. До кон- ца месяца он в Сортавала. Московский телефон Д-3-00-80, доб. 146 (Как странно – мы полгода живем в одном городке или дворе – и были незнако- мы!) Слышала я о нем давно, перед операцией он с перерывами лежал со своей язвой 7 лет… И об их поразительном 4-х ручном ансамбле с Мееро- вичем слыхала…

Ну, пока что уходит машина в город. В доме у нас стали часы, а вчера погас свет, и все происходит наугад, сейчас раннее утро, пишу с 6-ти утра, а поезда через день, боюсь прозевать и кончаю послание.

Не серчайте, дорогой Михаил Фабианович – ведь сие дело Вам не может быть чужим.

Муромцеву, во избежание обид («через его голову!») пишу отдельно на дом.

 

Спасибо Вам за все и Галинушке Маврикиевне. Это правда было тро- гательно и вот я мысленно подношу и ей цветы и цветами замыкаю посла- ние! Жизнь прекрасна все-таки… Целую от души Вас обоих.

Еще простите. Всегда Ваша М.В. Юдина.

Вам обоим всего самого лучшего.

P.S. Да, именно здесь была тревога – не обострилась ли его болезнь. Мы с Мееровичем даже думали – придется его везти в М[оск]ву обратно – Слава Богу, – обошлось. За эту болезнь я и узнала вообще точнее и тяготу его жизни, на каковую он никак конечно, не сетует – напротив – «все пре- красно» и вообще масштаб его знаний и мысли.42

 

Третье письмо

М.В. Юдина – Н.Я. Мясковскому

Сортавала, 19.VIII-49

Глубокоуважаемый Николай Яковлевич!

Благоприятная судьба принесла мне одновременное пребывание в Сортавала с вашим бывшим учеником, Александром Лазаревичем Локши- ным и его другом Мишей Мееровичем. Я имела возможность услышать сей прославленный четырехручный ансамбль в разных проявлениях и целые потоки музыки, самой различной – наизусть. Когда Александр Лазаревич – очень немного, к сожалению, – продемонстрировал кое-что из своих сочи- нений, когда он высказывал в различных беседах те или иные мысли – не- повторимые по глубине и оригинальности и как бы «между делом» обнар у- живалась его редкостная многообразная эрудиция – масштаб и уровень его личности засверкал с надлежащей силой. Все это Вы, Николай Яковлевич, знаете лучше меня. Разумеется, лучше меня знаете и другое – знаете, сколь хрупкая оболочка вмещает сей необыкновенный дух и сколь трудная судьба ему сопутствовала...

 

Полагаю, что каждому пристальному зрителю, как мне, в данном случае – захотелось бы приложить сколь возможно, руку к посильному об- легчению сей судьбы. – Я – пока еще – работаю в Гнесинском институте; написала Елене Фабиановне и Михаилу Фабиановичу свои впечатления и планы об Александре Лазаревиче, – т.е. я всячески советовала им пригла- сить его для ведения любых теоретических предметов на любом факультете, а также для ведения класса ансамбля (ибо у него и исполнительский арти- стизм громаден, как Вы прекрасно знаете). Но – послушают ли они меня?… Гнесинский мир – это все же «мирок» людей в основном как-то друг с дру-