121 Ирэна Владимировна Лаврентьева (1931-1981), музыковед, кандидат искусствоведения.

 

дорога, – это заняло бы еще 10 страниц. Да я и пыталась это сказать в тех статьях и заметках, которые Вы читали.

Так вот, если Вы иной раз, когда я приношу в Ваш дом цветы, см у- щаетесь и говорите, что «это все-таки незаслуженно», – Вы не понимаете какой-то простой вещи – того, что общение с Вами так много дает мне, – кажется, за эти 2 1/2 года я узнала целый новый мир (хотя я познакомилась с Вами уже в достаточно солидном возрасте, весьма далеком от юношеской восторженности, и что-то все-таки уже имея за душой) – и естественное чувство благодарности невольно и даже, наверное, неосознанно ищет како- го-то «материализованного», а не чисто словесного выражения, тем более, что устное выражение его мне всегда было трудно. Разве в чувстве благо- дарности есть что-то плохое? По моему, нет.

Того, что Вы даете мне как музыкант и человек, я Вам при всем же- лании дать не могу – слишком несоизмеримы масштабы дарования, эруди- ции, кругозора и т.д. и т.п. Понимая эту несоизмеримость, я часто задавала себе вопрос – имею ли я право на это общение, и что я могу Вам дать? И утешала себя <…> тем, <…> что человеческое общение не сводимо ведь только к «обмену информацией», а имеет и много других сторон и качеств, которые в моих глазах имеют цену (думаю, и в Ваших тоже) – и тут я нахо- жусь с Вами, по крайней мере, в равном положении. А кроме того, как педа- гог, я знаю по собственному опыту, что «давать» порой бывает не менее радостно, чем «брать»...

А жаль, между прочим, что Вы больше не хотите играть в 4 руки, – Вы опять-таки не понимаете, что дело ведь не в Вашем или моем пианизме (которого, кстати, у меня вообще никогда не было), а в том, что, играя с Ва- ми, начинаешь слышать и понимать даже известную музыку гораздо тоньше и глубже!

Так вот, мой первый тост – за здоровье и большое счастье редкого музыканта и человека, которого мне посчастливилось встретить в жизни (а то, что встреча эта для меня была далеко не случайна, а закономерна, «за- программирована», как сейчас любят говорить, уже много лет назад, – я могла бы доказать очень просто, только это особый разговор, уже не столь- ко о Вас, сколько обо мне, и поэтому ему здесь, пожалуй, не место). «...»

Ваш дом стал для меня «обетованной землей» среди всяческой жи-

тейской суеты, – местом, где получаешь тот глоток кислорода, без которого порой просто начинаешь задыхаться «...». Кстати, помните ли Вы стихотво- ренье Блока: «Есть минуты, когда не тревожит роковая нас жизни гроза...» и т.д., – я постоянно вспоминаю его, когда бываю у Вас или думаю о посеще- нии Вашего дома. Такие минуты ведь очень редки, а потому особенно дор о-

 

ги. Хороший в этом стихотворении конец – «...усыпленные жизнию струны напряженной, как арфа, души» – удивительно точный!

Пожелаю же Вам, дорогой Александр Лазаревич, еще раз счастья и исполнения всех Ваших чаяний и надежд, здоровья – как залога того, что Вы напишете еще много музыки, которая способна делать жизнь других людей полнее и счастливее!

Ваша И. Лаврентьева

P.S. Надеюсь, на сей раз Вы не скажете мне, что мое письмо «привело Вас в уныние», как в ответ на первое новогоднее поздравление. А писать Вам мне всегда легко – помните Сирано де Бержерака: «В моей душе давно готов оригинал, – теперь лишь копию рука с него снимает»...

Всего хорошего! Вы понимаете, конечно, что мой поздравительный визит к Вам не отменяется, а только переносится, надеюсь, не надолго. До свидания! А поздравить Вас письменно мне все-таки хотелось именно 19 сентября.

И.Л.

 

И.В. Лаврентьева – А.Л. Локшину

5.VI.78

Дорогой Александр Лазаревич!

Татьяна Борисовна разрешила мне написать Вам небольшую записку. Я не решилась бы на это сама, т.к. не уверена в том – полезно это Вам или вредно?! Этот вопрос сейчас стоит на первом месте! Но зато сколько раз я за это время мысленно разговаривала с Вами! Знаете Вы такую «форму об- щения»? Жаль, что эти мысленные диалоги и монологи не фиксируются – получился бы неплохой сборник!

Очень хочется знать все о Вашем самочувствии и лечении; завтра думаю позвонить в Москву, к сожалению, отсюда нельзя говорить долго, т.к. у автомата всегда «хвосты».

Я знаю по своему опыту прошлого года, когда мы лечили мамину бо- лезнь – ту же, что и у Вас, – что главное тут – терпенье и доскональное вы- полнение предписаний. Понимаю, как для Вас это трудно, но ведь это – единственное условие полного выздоровления, тут уж ничего не поделаешь! В больнице это все-таки делается по необходимости; в этом смысле хорошо, что Вы все время под контролем и наблюдением.

Дорогой Александр Лазаревич! Кончаю писать, чтобы Вас не утом-

лять; отвечать не надо по той же причине.

Надеюсь, что Вы понемногу «притерпитесь» к больничному быту. Есть ли у Вас книги? Вот сейчас самое время читать римскую историю!

 

А я взяла томик стихов Д. Самойлова и прежде всего перечитала, ко- нечно, «Пестель, поэт и Анна». Есть там и другие неплохие стихи, если хо- тите – я Вам его перешлю. Помните, мы с Вами прочитали как-то «Заболоц- кий в Тарусе»? Впрочем, это как раз не из лучших.

Ну, всего, всего хорошего, т.е. прежде всего – поправляйтесь! Еще

раз спасибо – знаете за что!

Ваша И. Лаврентьева

 

И.В. Лаврентьева – А.Л. Локшину

16.VI.78

Дорогой Александр Лазаревич!

Узнала сейчас у Татьяны Борисовны последние новости о Вашем здоровье. Она сказала и о том, что Вы не получили моего второго письма с фотографиями, – я неосторожно, по-видимому, послала его простым, а не заказным. Ну, как видите, это дело поправимое, т.к. карточки у меня были сделаны в нескольких экземплярах. Мне жаль, что само письмо пропало, я помню то, что там написано, но тут уж повторяться невозможно.

Мне очень, очень хочется Вас увидеть, – но сейчас от этой мысли приходится отказаться. Вам пока, безусловно, не надо лишних посетителей, нужен покой. <…>

В том письме я, между прочим, приносила свои извинения за то, что не сумела сделать фотографии получше (т.е. надо было сделать их крупнее

– снимать с более близкого расстояния). Но все равно, мне приятно на них смотреть – чувствуется, что в этот момент людям было хорошо и спокойно на душе; вспоминается все хорошее, что там было. Прошу прощения, что сняла Татьяну Борисовну в неподходящий момент, – честное слово, не- умышленно! – зато на цветных слайдах она вышла лучше всех и довольно много раз, хоть ей и очень не хотелось сниматься! А от Вашей головы (на

«персональном» снимке) исходит что-то вроде сияния – замечаете?

Дорогой Александр Лазаревич! Пожалуйства, наберитесь терпения и делайте все, что Вам предписывают, Вы ведь обещали вести себя разумно и слушаться, помните? Очень хочется принести Вам цветы, ну, я это еще сде- лаю в будущем, а пока – лечитесь, поправляйтесь, направьте на это все силы!

Всего хорошего!

Ваша И. Лаврентьева

 

И.В. Лаврентьева – А.Л. Локшину

1.IX.78

Дорогой Александр Лазаревич!

Мне только что позвонила Татьяна Борисовна и совершенно ошело- мила меня известием, что Вы опять в больнице; со слов Шурика, с которым я говорила позавчера, я поняла определенно, что Вы дома и чувствуете себя лучше «...». Значит – снова и Вам, и Всем окружающим надо терпеливо ждать, как бы это ни было трудно...

Думаю, что хорошо, что Вы попали в другую больницу – как-то Из- майловская, несмотря на весь комфорт (а может быть – именно благодаря ему!) особого доверия не внулала. А эта, кажется, более серьезное учрежде- ние. И Вы находитесь сейчас так близко от меня – всего минут 25 езды, – я могла бы навещать Вас часто, и очень бы хотелось помочь Татьяне Бори- совне, но она упорно говорит, что это невозможно и что к Вам никого не пускают. Последнее, в общем-то, разумно и целесообразно с медицинской точки зрения. Но ведь наверняка же можно носить передачи, и – помните, Александр Лазаревич, – если я хоть что-то могла бы для Вас сделать, – мне это было бы в десять раз легче, чем просто ждать, не имея возможности по- мочь!

Несколько успокаивает то, что, по словам Татьяны Борисовны, Вы

чувствуете себя относительно не плохо и что этот второй очаг значительно меньше первого, – значит, все-таки и процесс выздоровления должен быть не таким затяжным, хотя, конечно, сейчас Вам надо быть особенно осто- рожным – и сейчас, и после выписки. Теперь уж Вы знаете, как надо и как не надо себя вести, Конечно, Вас обязаны были об этом предупредить!122

У меня начался учебный год, и я этому рада – физически будет труд- ней, а психологически, думаю, несколько легче, – лето было уж очень на- пряженным и нервы потрепало порядочно, теперь хоть будет какая-то «сфе- ра переключения». В Консерватории – полное разорение, ремонт в самом разгаре, ректор на торжественном заседании по случаю нового года сказал, что «этот ремонт войдет в историю культуры» – дословно, я ничего не при- бавила и не убавила. Педагогам остается этим утешаться, а где вести заня- тия – неизвестно! Вернулись в Москву мои педагоги – В.А.123 и В.П.124 Пер- вый, видимо, вряд ли в этом году сможет активно работать, он пока так и не